Цикл студийных видеоинтервью продолжает разговор управляющего партнера FINCOM group Анны Савин-Кровяковой и директора департамента судебной практики Росбанка Дмитрия Перепечина.

Дмитрий, очень рада разговаривать здесь сейчас с тобой на этой площадке. Мы будем говорить долго, интересно и, на мой взгляд, открыто и откровенно. Мне хочется поговорить о твоей истории в этой вот юридической профессии, да. Почему — потому что ты долго был адвокатом, ты долго был тем человеком, который, в общем-то, был вот таким свободным. И тут вдруг ты уходишь от этого и идешь в инхаусы. Как это вот, оттуда — туда? И что ты в этот момент чувствовал и почему принял такое решение?

Я, честно говоря, искренне убежден, что это следствие определенного кризиса среднего возраста, и совпал вот этот кризис определенно как раз с пресыщением судебными процедурами, только судебными процедурами. Вот эти свободные действия, они немножко, может быть, даже привели, ну, к расхолаживанию себя. Ну, как-то не было такого ощущения драйва, удовольствия в профессии, потому что все стало понятно. Проигрыш, выигрыш — никаким образом сильно не влиял на мое психологическое, состояние, на самоуважение. Более того, это даже никаким образом не влияло на взаимоотношения с клиентом. И здесь поступило просто совершенно случайно такое, на мой взгляд, блестящее предложение из Росбанка. Если бы дело касалось не департамента судебной практики — ну, подозреваю, что я бы не пошел бы в другой какой-то департамент.

Потому что, по сути, все равно ты…

По сути, моя деятельность с точки зрения юридизма несильно поменялась. Она поменялась именно с точки зрения вот именно этапов работы штата, трудовых вопросов и т. д., и т. д., чего я, собственно, не знал. И мой работодатель, ну, действительно по этому поводу, думаю, сильно переживал. И сейчас я бы сказал, что я получаю удовольствие, но, конечно, все равно, ну, есть определенные такие ностальгические нотки, когда я встречаюсь со своими коллегами, которые занимаются, остаются в адвокатуре, остаются в консалтинге. Ну, действительно там, наверное, повеселее с точки зрения каких-то всплесков. Но в целом по жизни, по драйву я бы сказал, что сейчас я более счастлив, чем… Ну, даже не буду говорить «окончание», да, мы же не знаем, как там повернется.

Ну, такой, да, мне кажется, этап, тот этап, да.

Да, в том этапе, в каком я, собственно, был тогда.

Слушай, ну у меня тогда вот такой вытекающий вопрос: а как ими управлять? У нас тоже в команде порядка 50 профессионалов, и это очень сложно. Управлять людьми, которые в каких-то случаях умнее тебя. Ну, потому что они там больше уходят в процесс, они больше заточены на какие-то вещи. Что ты им можешь сказать и как ими управлять?

Ну, вот считаю, что вот неправильный посыл — «что ты можешь сказать?». Вот мне кажется, что мое одно из самых таких больших, значимых качеств — я умею устать себя слушать. То есть вот я могу наступить на свое горло, на свое юридическое…

Что я знаю лучше.

Да, и заткнуться, и послушать. И принять решение, которое предложил там мой коллега. То есть в данном случае 100%, еще раз говорю вот: могу устать себя слушать. И вот это помогает.

Это очень круто. Для юриста это, конечно, крутой навык.

Ну, здесь мы просто не соревнуемся. Да у нас есть внутренние клиенты, с которыми мы работаем. Мы не можем их выбирать, да, они наши. У нас задача — сделать хорошо, у нас задача — не продать себя в большей степени, по крайней мере, на уровне директоров — там люди не продают, они пытаются сделать качественный продукт. Если они понимают, что этот качественный продукт можешь сделать не ты, а твой условно коллега, который находится под тобой, — вот сделай так, как говорит он, и будет результат. И, собственно, и тебе будет отлично, департамент на хорошем счету, ну и данного сотрудника тоже, не знаю там, премируешь, отметишь и т. д. У нас есть соответствующие традиции — всегда отмечать, мы пользуемся лин-инструментами. И вот отмечание успеха — оно вот неотъемлемая часть. Мы каждые две недели отмечаем победы.

Это чудесно. Так, чтобы это не превратилось в рутину, потому что это самое главное для юриста.

Для юриста даже не обязательно победить что-то, вот что-то сделал, что-то предложил. Это надо отметить. И вот считаю, что у нас в этом плане командный дух, он такой, на очень хорошем уровне.

Как ты вот оцениваешь сложность работы, да: как было до и как сейчас? Что сейчас, какие вызовы бросаются?

Есть интересные моменты, они касаются юридизма, неюридизма. У нас, безусловно, расширяется портфель проблемки. Но я бы сказал, что так, как мы его ожидали, готовились еще вот год назад, — он не реализовался, такого бурного, взрывного роста не произошло, то есть не все юристы занимаются сейчас проблемкой Росбанка. Все мы осуществляем в рамках обычной работы. Постепенно приходит, безусловно, и расширяется этот портфель. На мой взгляд, залогом является тот факт, что банк всегда разумно подходил к «раздаче» денег, поэтому к нашим клиентам, да, к нашим заемщикам и другим потребителям продуктов. Поэтому, несмотря на то, что, например, сейчас, ну, раскрылся определенный шлюз и пошли в проблемку должники, которые так или иначе связаны с иностранными юридическими лицами…

Ну, ожидаемо, ожидаемо, да.

Да, открылся шлюз — пошли. Причем если год назад даже мы не могли подумать, что у нас такие клиенты… могут упасть в банкротство, и надо готовиться к пышным похоронам. Ну это был абсурд. Но, тем не менее, это произошло, но еще раз говорю: не взрывной рост, абсолютно в спокойном режиме, мы готовы, там, условно к худшему. Но сейчас вот спокойно отрабатываем, спокойно работаем. Здесь как раз интереса больше, да, потому что с точки зрения юридизма, потому что появились 248.1, да, вот эта возможность изменить подсудность, процессуальное право.

А как ты к этому относишься, кстати? Это вот интересно. Это же… мы же все равно юристы, да. У нас все равно есть взгляд. Вот да, понятно, что для бизнеса — понятно, а вот для тебя?

Взгляд — он оказался подвижный, потому что, безусловно, когда… Более того — он подвижен от кейса к кейсу.

Давай про кейсы — я люблю, давай про кейсы.

Нет, про кейсы я точно не расскажу.

Ок.

Да. Когда в 2020 году появились эти две статьи — точка 2, точка 1 (ст. 248.1 и 248.2 АПК РФ. — Прим. ред.), ну, были, конечно, определенные сомнения, вопросы, опасения. Напомню, тогда мы были частью французской банковской группы и не знали, как смэтчить вот эти две странные статьи с нашими проектами, не понимали, насколько будет сложно и проблемно со стороны наших клиентов использование возможное вот этих статей. То есть были вопросы, мы не стали это использовать и не смэтчили. Но в течение прошлого года, буквально от месяца к месяцу, изменялось отношение к 248.1. И сегодня это полностью открытое окно, буквальное содержание уже не имеет никакого значения. Суд теперь понимает, что, если хоть какое-то отношение, санкция, ограничение и правоотношение конкретное между сторонами, — можно принимать на рассмотрение. Другой разговор, что, конечно, тема интересная, тема, возможно, волюнтаристская, да, с точки зрения там западных партнеров, но при этом она, конечно, ограничена тем, что с этим решением по этой статье мы придем только к себе. А туда невозможно, ну, скорее всего, нигде.

Ну, мне кажется, здесь сейчас вообще такая история, что настало время подождать и посмотреть, что будет дальше, да. То есть, потому что прогнозировать о том, как это разовьется, во что это разовьется, — ну, здесь нет таких людей, которые могут это сделать.

Да, у нас вот в течение года, вот я и говорю, что две разные жизни.

Одни черные лебеди, да.

Согласен, да.

Просто их поток. Смотри, ну, на самом деле, мне кажется, все равно это безумно интересный опыт. Ты его прошел гораздо легче, почему, потому что ты мог смотреть вот такой вот 3D-взгляд — и со стороны инхауса, когда ты понимаешь, что происходит, да, там в банковском секторе, и в то же время ты понимаешь, что будут делать люди с той стороны, как они будут, какие действия они будут предпринимать, да.

Сейчас я готов слушать тебя вечно. Я никогда не думал, что вот поэтому, но — да, я согласен. Я хочу в это верить.

Это так и работает.

Ну, тяжело сказать. Просто если мы говорим…

Когда ты видишь со всех сторон, тебе легче понять, что произойдет. 

Согласен, но просто вот хочешь не хочешь ты все равно в конечном итоге оказываешься на одной стороне.

Конечно, но ты понимаешь, что они думают, что они чувствуют.

Вот люди, которые вот условные должники, да, или вот наши оппоненты в судах, ну, они тоже не дремлют.

Я про это и говорю, но ты мыслишь, как они в том числе, ты можешь мыслить.

Ну, возможно. Возможно, в конечном счете я могу сказать, потому что приходили клиенты, ставят задачу: «Нужно нам, чтобы пышные похороны длились как можно дольше», — да, и ты, соответственно…

Да, и ты понимаешь все эти вот алгоритмы, как это работает.

Инструменты, они понятны, да.

Да, да, да. И ты знаешь, как с ними работать. Это же вот да — «Поймай меня, если сможешь», там же Ди Каприо-то в итоге оказался где? Он оказался в итоге с тем человеком, который за ним гонялся. Дим, ну все-таки вот какие тенденции и какие вот интересные истории появились после ковидной истории, после моратория? То есть как вообще сейчас это работает, как ты к этому относишься?

Ну, мораторий — это вторая серия моратория ковидного, с опаской, безусловно, относились к этому явлению с учетом того, что мы как бы оказались на двух стульях как минимум. Почему — потому что боялись, что мораторий полностью остановит коллекшен.

Но нет.

Ну потому, что было понимание, что ну вот все, сейчас приставы уйдут в отпуск, и ничего не будет происходить. И будут приходить деньги по коллекшену, да. Опасения не оправдались, коллекшен наш не останавливался ни на секунду. Буквально отдельные только проявления в разных регионах были, хотя, на удивление, даже только сейчас в кассационной инстанции буквально два дня назад признали незаконным…

Взыскание?

Не взыскание, а как раз наоборот — суд отказал в обращении взыскания на заложенное имущество под тем соусом, что, извините, мораторий. Мы понимаем, что мораторий — это немножко о другом. Если хочешь отсудиться — отсудись. Ты принудительно исполнить не можешь и инициировать банкротство. А в данном случае произошло вот то, что произошло, но — то есть нас догоняет эта история — но в большей степени коллекшен не останавливался. И есть обратная история: банк является в том числе лицом, которое осуществляет исполнение исполнительных документов. И более того — находится под ударом административной ответственности, если нарушает это.

И здесь мы вот единым порывом с банками остальными заняли позицию, что нет, мы, собственно, не исполняем. Если приходят иски, мы с ними боремся. И я бы сказал, что в этой ситуации тоже было, — ну вот единый вектор развития — мы исполняли, отбивались в суде. Мы — я имею в виду в широком смысле банки. И, собственно, соблюдали как раз правила, предусмотренные мораторием. То есть здесь нам удалось усидеть на тех самых двух стульях. Как бы это вот, собственно, не противоречащие какие-то действия, да, но, тем не менее, друг другу.

Слушай, а вот такой интересный вопрос, да, то есть как это произошло? Такие вот все проблемщики банков собрались и сказали: «Давайте делать так». Или как это было? Потому что это должно было быть единое мнение, да, единые действия, чтобы это работало, да? Интересно.

Ну, тут просто каждый занимался своим делом, да. Коллекшен — это не я этим занимаюсь, это соответствующий департамент, у них своя работа, свои KPI, и, соответственно, они топили за свое. Более того, кстати, интересно — они вздрогнули немножко, когда в марте появились письма из региональных управлений ФССП в отделы о том, что просьба не перечислять денежные средства коллекторам, взыскателям, у которых акционеры — иностранные юридические лица из недружественных стран. А на тот момент мы же были как бы французский банк, да. И немножко напряглись. Деньги вот наши, а забрать их нельзя. И, с нашей точки зрения, безусловно, это в противоречии с указом президента было, слишком широкое толкование. Мы доказывали — мы российские юридические лица, платим налоги и т. д., и т. д. Везде побежали ко всем регуляторам. Безусловно, прямого ответа не получили, но, тем не менее, это схлынуло. То есть буквально вот неделя-две, может быть, вот этого ступора было: ну как же так. Вот. Но коллекшен и в этой истории не остановился. То есть он не остановился ни после вот таких писем, ни после, соответственно, введения моратория. Ну, а исполнением у нас занимается другое подразделение — тоже, соответственно, проконсультировалось с юридической вертикалью, получило ответ и стало действовать так, как стало действовать и откладывать. Другой разговор, что там очень много при этом было арестов, потому что приставы вправе были накладывать аресты. И арестов было много, а по сути деньги у тебя заблокированы на счете. Ну, хорошо, сейчас у тебя их не забрали, да. Но при этом ты не можешь ими пользоваться. То есть в принципе люди достигали…

То же самое, да. Достигали тех задач, которые ставили.

Достигали, да.

Смотри, ну, на самом деле, это, конечно, очень интересно и вот почему. Потому что в какой-то момент, да, вот все равно мы так думаем, что банковский сектор, он достаточно рутинный, да, ну там выдали денежек, денежки не платят и т. д. И тут вдруг огромное количество совершенно разнообразных, совершенно уникальных дел, да. И я знаю, что вот ты уникален тем, что ты не отрываешься полностью от земли в виде судебных споров, ты в них участвуешь. Вот расскажи немножко про это, потому что, ну, на мой взгляд, это круто, потому что это…

Ну, сразу скажу, да, что это не моя ежедневная работа.

Ну, безусловно, конечно, да.

В суде я не появляюсь каждый день, но поймал себя на мысли… Ну, во-первых, мне жалко того опыта и тех навыков, которые я зарабатывал там лет 17–18.

Они очень быстро уходят.

Вот эти навыки надо прокачивать хочешь не хочешь с известной степенью регулярности. И да, так или иначе, разными путями приходят ко мне дела. Да, есть участие в процессах, в которых, ну, в принципе, цена вопроса, предмет иска достаточно большой, цена иска большая. Ну, вроде как надо брать ответственность на себя. Ок, я беру эту ответственность и хожу в процесс, отсуживаюсь, беру в полном объеме эту ответственность. И есть другая история, не знаю, в принципе, для меня интересная — дела, в которых я никогда не участвовал, несмотря на то, что был адвокатом, но у всех все равно есть своя специализация — это условно споры по авторскому праву. К нам пришли наследники одного известного писателя с тем, что мы якобы — ну, я до сих пор уверен — что мы якобы нарушили авторское право, с определенными денежными требованиями, в конечном счете обратились в суд. Мы посчитали необходимым все-таки отсудиться самим. Так как у нас этого опыта нет, я взял этот процесс на себя, и с моим коллегой участвовали в суде, во всех инстанциях, включая кассационную инстанцию. Мы, безусловно, в конечном счете это проиграли, хотя я не согласен с этим, но, по-моему, в четыре или в пять раз мы снизили этот размер требований.

Ну, это уже хорошо, да.

Ну, это был идеальный вариант, потому что эти денежные средства, уже банк точно бы не заметил их потерю. Это, безусловно, было приятно, почему — потому что мы столкнулись с профессиональными коммерционализаторами с той стороны. И они, конечно, в зале суда так разводили руки и говорили: «Подождите, ну вот банк, Франция. А кто будет вас представлять?»

Где ж эти консалтеры?

Где консалтеры, за бешеные деньги, которые в этом разбираются? Ну, мы как бы развели руками: «Ну, вы знаете, мы сами попробуем». Ну, было приятно, что мы заслужили их уважение. Я не знаю, насколько мы сломали им бизнес. Вот, по крайней мере, по этому вот авторскому праву, наверное, по этому автору, вернее, да. Наверное, тоже где-то чуть-чуть подсломали, но было приятно, мы уважение заслужили. Вот. Ну, не знаю. По ширине, да. Огромный там, сотни миллионов. Но не далее как две недели назад я отсудился в районном суде города Владивостока. По иску. Абсолютно нормально съездили. Причем ездили мы уже в течение года, потому что процесс достаточно большой. Ну, по первой инстанции выиграли. Ну и для меня это реально интересно. То есть попробовать. Я должен говорить в том числе и со своими коллегами на одном языке. И мне кажется, что в какой-то части они могут устать меня слушать, потому что они поймут, что: «А он уже в процессе-то давно был, он давно не дышал этим воздухом и не понимает». И хотелось бы все-таки, чтобы вот этот авторитет, он оставался. И мне кажется.

Плечо к плечу, когда ты стоишь, вот да.

Да, вот первый среди равных, часть команды. Если часть команды, если ты департамент судебной практики, ты должен быть в суде.

Да, очень круто. А во Владивостоке, вообще, поняли, кто приехал, нет? Истец?

Не знаю. Мне кажется, что судья понял. Ну, мне тоже было приятно. Мне кажется, что мы относимся серьезно к этому процессу, мы относимся серьезно к этому вопросу. И да, может быть, где-то на какую-то долю процента это и помогло выиграть дело.

Смотри, на самом деле, вот то, что ты рассказываешь, да — это первый среди равных, это вообще такой вот очень крутой принцип, я тоже его придерживаюсь в команде. То есть я понимаю, что ты должен вдохновлять, ты должен вдохновлять своим примером, должен показывать, что ты один среди крутых профессионалов и тебе приятно там быть. Вот я знаю, что у тебя дочь тоже выбрала профессию юриста, да. То есть как ты на это повлиял и как так сложилось? То есть был ли ты за, был ли против? И вот как вообще дальше, думаешь, будет строиться ее карьера, да? То есть будешь ли ты таким наставником у нее либо скажешь: «Нет, иди и зарабатывай авторитет сама»? Вот. Для меня это важно, потому что мой тоже хочет быть юристом.

Я понял. Ну мы знаем множество примеров, разных, и в плюс, и в минус. Если говорить относительно моей дочери — не знаю, насколько пример оказался заразительным, да, потому что она с детства — как-то у меня были клиенты в банке — и она с детства говорила: «Ну, я буду там работать в совете директоров».

О, о!

То есть, в принципе, она, безусловно, прикладывала к себе, да, то, чем я занимаюсь. И здесь, наверное, приложила тоже. Результат, конечно, я сказать не могу. Знаю точно, что она гораздо более усидчивая, чем я. Я столько никогда не учился в жизни. Она получила там золотую медаль, поступила в МГУ. Я этого не смог сделать, поэтому как бы я говорю: «Ну вот ты для меня пример». С точки зрения наставничества — безусловно, по каким-то практическим вопросам даже сейчас она приходит, я ей что-то говорю. Но с точки зрения вот теории права у меня такое ощущение, что у нас его меньше гораздо, чем у студентов. Поэтому она даст фору именно с точки зрения теории права — то что сейчас они проходят как раз. Вот.

Ну, мне кажется, им это изучение еще рано — на первом курсе теорию права, это так сложно. Это вот мы сейчас можем про это поговорить, да, понять, откуда оно идет. 

А может, это надо просто набрать, то есть это как бы определенные навыки…

Да, навыки…

Язык такой уже стал твоим. Теория государства и права, история государства и права, то есть все должно быть…, то есть это довольно-таки «птичий» язык, он должен стать твоим. И, может быть, это и правильно, что с самого начала вот так вот ба-бах.

Загружают.

Практиками все рано или поздно становятся, да, даже наши большие там ученые иногда становятся практиками. А вот обратной истории, когда практик вдруг уходит в теорию — ну вот как бы редко. Поэтому — да, пусть здесь в этом плане трудится.

Пусть получит основы, да.

Да, а практику потом рано или поздно получит. Ну, удастся или нет — ну вот очень трудно прогнозировать.

Ну, это очень интересно, на самом деле, потому что вот мы сейчас вот стоим как раз на старте проекта, связанного с наставничеством, то есть как раз я сказала, что у меня сын посмотрел Suits, сказал: «Я буду юристом», — вот, я такая: «Боже! Нет». Вот, и мы поняли, что нужна какая-то вот такая история, куда можно их, таких детей, которые хотят быть юристами, — детей, то есть не студентов, которые уже определились, а вот именно школьников — куда-то их погружать и сталкивать вот с такими профессионалами, как ты, там, либо представителями судейской какой-то профессии, да, там, или еще что-то, чтобы они реально видели своих героев, да. Поэтому вот у нас стартуют из школы юристы при уполномоченном, вот буду рада очень пригласить тебя туда в менторский совет, потому что вот такие крутые наставники нам нужны, которые вдохновляют. И у меня вот такой вопрос: а что тебя вдохновляет: вот в профессии, может быть, там хобби или еще что-то? Потому что… Ну, вот что тебя зажигает, вот зажигает на какие-то достижения и еще что-то?

Наверное, просто я не могу уже остановиться, поэтому мне специально каких-то вот сбоку интересов не нужно, да. То есть, безусловно, важно там — семья, важен спорт, не знаю, там — развлечения, но я бы не сказал, что…

Но хобби — это твоя профессия.

Это очень часто бывает. Я думаю, что это не совсем правильно, поэтому вот идеальный вариант, когда действительно не шуткой воспринимаешь на компьютере, когда там: «Если вы после отпуска не можете вспомнить свой пароль, напишите вот сюда». Вот когда вот это не шутка, а это правда, тогда вот, я считаю, что так и должно быть. Но, безусловно, в нашей профессии вот реальных больших высот достигают люди, которые ну просто вот повернуты на этом.

Живут этим, да. А мне кажется, ты знаешь, вот с кем я ни разговариваю, да, я говорю — у юристов — я там спрашиваю, какое хобби или еще что-то, и я понимаю, что мы те люди, потому что у нас такой широкий кругозор, что никаких дополнительных раздражителей не нужно. Тебе настолько интересно, что ты не можешь остановить, где же вот заканчивается эта работа и начинается жизнь, потому что твоя жизнь — это работа, и она классная, и именно она вдохновляет. Потому что вот то, как ты рассказываешь про вот эти кейсы, это же вообще безумно интересно. Я все-таки хочу от тебя каких-то вот таких историй как раз про вдохновение, да, которые демонстрируют вот такую вот блестящую практику, да. Я знаю, что защита чести и достоинства — твой конек, то есть ты в этом был очень крут и сейчас крут, и давай каких-нибудь кейсов. Расскажи мне вообще, как вот… Потому что вот для российского судопроизводства — это достаточно нестандартная история, это достаточно интересная. Что было и какая перспектива у таких кейсов?

Ну, про перспективу сказать не могу. Я думаю, что никаких формальных поводов как-то считать, что она будет другой, чем она есть сейчас…

Ну, про сейчас вообще сложно.

…Нельзя. Она сложная была история всегда. Так случайно сложилось, что я уже на стадии там помощника адвоката как раз занимался вот такими делами. Безусловно, их не так много, это, ну, объективно. В основном как раз… И, безусловно, были победы в судах с исками о защите чести и достоинства, деловой репутации. И в большей части как раз здесь идет консультационная работа с клиентом, ну, на уровне личного психолога, например, да, консультанта, ментора, вот что-то такое. Почему — потому что, ну, прибегает клиент, говорит, что «про меня там в средствах массовой информации написали…» — Ну написали что-то типа: «Ну, все же знают, что такой-то такой-то — земляной червяк». Вот это неприятно? Ну, безусловно, это неприятно. 

Ну, это же мнение.

Вот! И ты начинаешь говорить: «Ну, ты понимаешь, здесь должно быть утверждение о факте, мы здесь должны найти тогда какое-то имплицитное утверждение, скрытое. Но в конечном счете мы можем проиграть. И ты понимаешь, что решение суда потенциальное, оно будет использовано вот твоими врагами…»

И будет эффект Барбры Стрейзанд.

Вот именно так. Были и забавные истории, там, например, один футбольный клуб пришел в свое время как раз проконсультироваться и с потенциальным иском к журналисту. Но я понимаю, что журналист, он профессионал, он обложился этими — «с моей точки зрения», «я так считаю» и т. д. Говорю: «Нет, это будет мнение, в суде мы проиграем».

Нет, пойдем.

Не согласился, пошел дальше. Я не знаю, каким образом, в первой-второй инстанции в апелляционной они выигрывали. Апелляционная инстанция сказала, что: «Нет, давайте практику, вот так даже в угоду уважаемому клубу футбольному менять не будем». Или другая история — прибежала барышня, когда еще в «Пепеляев Групп» я работал старшим юристом: «Дело в том, что в СМИ написали про меня — другая барышня про меня написала, что я пришла к ней домой, оголила свою пятую точку и сказала: "А вот у тебя такой никогда не будет!" Надо что-то делать! Я хочу иск».

Суперкейс.

Вот. Кейса не случилось, потому что мы покрутили, не пятую точку, мы покрутили, мы покрутили обстоятельства дела, вот барышню саму с точки зрения ее реноме, увидели, что в социальных сетях она — ну, она действительно в хорошей спортивной форме, а она действительно не стесняется ее показывать, поэтому говорить о порочащем характере, вот, будет здесь достаточно тяжело. И получить решение суда, которое станет мемом, да, это гораздо хуже, чем просто вот это останется все на мусорном сайте, да, который там кто-то прочтет.

А барышне — просто психолога, да, или просекко с шампанским.

Она успокоилась: «Ну, согласна, да. Ладно, я лучше как раз поеду в Дубай, отдохну и обо всем забуду».

И сделаю эту точку еще лучше.

Ну, наверное, так. Я как-то больше не заходил на ее страницу, но уверен, что у нее в этом плане все хорошо. 

Это очень смешно. Слушай, ну, так в итоге кейс о чести и достоинстве — то есть это лучший кейс, который не случился.

По моему опыту — да.

Ну ты вот смотри, но это именно специфика нашего судопроизводства, нашей системы права, да, там нашей ситуации? Потому что на Западе мы же видим все эти, там, какое-то безумное количество классных кейсов, мы там все за ними наблюдаем. То есть с чем это связано: это какие-то проблемы у нас или же это просто вот специфика?..

Ну, есть определенная традиция — да, причем, ну, большей частью у нас, соответственно, никакого морального, время здесь ты не взыщешь, да. И плюс — ну да, у нас есть определенные волюнтаристские действа, что никто не верит и в то, что это в принципе интересно, — ни одни, ни другие, да. Безнаказанность в принципе не приводит к абсолютной…

Последствиям.

Безнаказанности, вот, честно говоря. То есть какой-то вот средний уровень безнаказанности, даже на мусорных сайтах, он примерно один и тот же. Не знаю, я здесь не вижу специфики, вот честно скажу, страны, именно, что мы там в чем-то плохие или хорошие. 

Нет, просто специфика, да.

Вот, так есть, да.

Дима, ну у нас, на самом деле, я очень благодарна, потому что, мне кажется, у нас получился очень интересный разговор и именно разговор про такую вот юридическую профессию и человека в нем, да. Потому что иногда все считают, что вот юристы, они там в какой-то момент теряют себя. На самом деле нет, на самом деле это очень круто, то, что ты рассказываешь и то, вообще, как ты относишься к своему делу. Спасибо большое! Я очень благодарна. Было интересно.

Мне тоже было интересно, потому что получил возможность посмотреть на себя со стороны, многое даже в себе открыть. Поэтому спасибо тебе большое за интервью тоже!

Действующие лица:

Дмитрий Перепечин
директор департамента судебной практики Банк «Росбанк»
Банк «Росбанк»
Международная консалтинговая компания FINCOM group
FINCOM group это более 100 сотрудников во всех юрисдикциях: специалисты в сфере законодательства о банкротстве, защиты интеллектуальной собственности, корпоративного права и судебных споров, взыскания задолженности, налогового и бухгалтерского консалтинга. Офисы в Росси, Сербии, Киргизии, Казахстане

Над материалом работали:

Дмитрий Перепечин
директор департамента судебной практики Банк «Росбанк»
Анна Савин - Кровякова
управляющий партнер Международная консалтинговая компания FINCOM group