Иван Домино

Залоговые кредиторы, несмотря на достаточно сильное банковское лобби, давно смирились с участью, назначенной им Верховным судом — покрывать фискальные издержки процедуры. Вместе с тем, любопытной видится мотивация к передаче дела на рассмотрение — текущие налоги за период с момента возбуждения дела о банкротстве до момента открытия конкурсного производства суды решили возложить на залогового кредитора, поручив управляющему заплатить налоги за счет средств от реализации предмета залога. Вероятно, ВС РФ хочет «заступиться» за залоговых кредиторов и немного снизить фискальную нагрузку на средства от продажи залоговых активов. Такая логика была бы понятна, поскольку в наблюдении залоговый кредитор не имеет возможности определять судьбу залогового имущества. Норма ст. 18.1 Закона о банкротстве запрещает обращать какое-либо взыскание, в том числе внесудебное, на предмет залога с момента введения наблюдения. Раз так, то почему бы не снять с них это фискальное бремя!?

Однако последние пару лет ФССП демонстрирует рост. Семимильными шагами судебные приставы-исполнители преодолевают огромную пропасть, образовавшуюся между уровнем квалификации сотрудников судебной системы и системы принудительного исполнения судебных актов. Подача приставом жалобы в ВС РФ, которую передали для рассмотрения в судебную коллегию, вызывает уважение. Вероятнее всего, основанием для разумных и обоснованных сомнений со стороны пристава явился внушительный размер задолженности предъявленного исполнительного листа. Судебный пристав проявила бдительность и не позволила денежным средствам «уйти» в неизвестном направлении к неустановленным лицам, увидев риск хищения. ВС РФ может ввести дополнительные критерии проверки подлинности доверенностей, выданных обществом. Это может послужить фактическому дезавуированию действия норм гражданского законодательства о простой письменной форме доверенности, а также способствовать монополизации этих полномочий нотариатом. Возможно появится новый механизм обязательного заверения доверенностей квалифицированной электронной подписью (КЭП).

Однако в ситуации, когда все реестровые требования кредиторов были погашены и исчезла конкуренция требований, субординированное требование Никифорова однозначно может и должно являться основанием для инициирования процедуры банкротства. Сама по себе субординация требования кредитора не является формой прощения долга для должника, а лишь подчеркивает его место в очереди страждущих получения денежных средств, отодвигая субординированное требование в самый конец реестра.

Вместе с тем, арбитражные управляющие зачастую оспаривают сделки, которые не приносят какого-либо положительного эффекта. Такая ситуация сложилась в настоящем деле. В случае отмены нижестоящих судебных актов ВС РФ, по сути, проведет поворот судебных актов о признании сделок недействительными, оголив тем самым проблему многих процедур банкротства – бессмысленное оспаривание сделок в процедурах настоятельности. Логика ВС РФ, принявшего к рассмотрению это дело, не очевидна. Действительно работающего механизма применительно к сложившемуся запросу конкурсного кредитора ни закон о банкротстве, ни ГК РФ не содержат. Теоретически могла быть использована ст. 309.1 ГК РФ, которая позволяет изменить очередность погашения требований по соглашению между кредиторами. Однако для применения нормы необходимо согласие между всеми кредиторами по данному вопросу.

Механизмы вывода средств разнообразны, но часто имеют одну схожую характеристику – неравноценное встречное предоставление. Механизм получения третейского решения суда не является креативным. До появления закона от 29 декабря 2015 года № 382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в РФ» он применялся широко. С появлением данного закона ужесточились требования к третейским судам, как следствие снизилось их количество и «популярность». В правоприменительной практике наличие решения третейского суда автоматически заставляет задуматься о законности сложившихся между сторонами правоотношений. Вместе с тем, оснований для оспаривания судебного акта о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнения решения третейского суда немного и все они обусловлены формальными нарушениями. На практике это приводит к «двойственной ситуации», когда очевидно, что есть некоторое злоупотребление правами, однако оснований для оспаривания судебного акта и пересмотра дела – нет. В связи с этим, кажется важным и практически значимым расширение ВС РФ «границ дозволенного» через придание нового смысла одному из оснований для отмены судебного акта о выдаче исполнительного листа (нарушение публичного порядка РФ).

Обычно при возникновении подобного затруднения управляющий обращается в «трехглавую» службу (Федеральная служба по экологическому, технологическому и атомному надзору) для оценки возможных рисков. Однако конкурсный управляющий, очевидно подстраховываясь, решил вынести данный вопрос на уровень судебной власти для принятия управленческого решения о совершении платежей. Передача дела на рассмотрение в судебную коллегию Верховного суда зачастую означает, что судебный вектор по спорам такой категории начнет меняться. Полагаю, что суд выработает необходимые критерии для конкурсных управляющих по оценке рисков возникновения любого рода техногенных, экологических катастроф — чтобы не допустить гибели людей. Хочется надеяться, что Верховный суд РФ не оставит без внимания допустимость риторики, подобной той, что ведет АО «АтомЭнергоСбыт» как гарантирующий поставщик. АО «АтомЭнергоСбыт» ведет очень активную судебную работу, регулярно (ежемесячно) просуживая любую текущую задолженность и имеет значительный штат юристов, разбирающихся в банкротстве, что, безусловно следует оценить положительно. Однако риск наступления катастроф должен «остужать головы» не только суда и конкурсных управляющих, но и ресурсоснабжающих субъектов.

Несмотря на то, что целью обеспечительных мер является обеспечение исполнения судебного акта, то есть, казалось бы, благая цель, суды чаще всего не решаются ограничивать имущественную свободу ответчиков. За период судебного процесса должники успевают «спрятать» имущество, что в последующем приводит к бессмысленности самой судебной тяжбы. В рассматриваемом случае разумность действий управляющего, предпринявшего действия по сохранению активов лица, привлекаемого к субсидиарной ответственности, очевидна. Суд кассационной инстанции, наложив меры, также действовал в интересах конкурсной массы и принял, по сути, законный судебный акт, однако в силу человеческого фактора допустил техническую ошибку при оглашении резолютивной части судебного акта.

Указанное дело является лишь одним из примеров. Законодательное регулирование исходит из того, что номинальный и фактический руководитель несут ответственность солидарно. Размер ответственности номинального руководителя может быть снижен при условии, что он способствовал раскрытию сведений о фактическом владельце бизнеса. При этом имеет значение не только факт раскрытия информации, но и то, как эта информация поспособствовала восстановлению нарушенных прав кредиторов. Иными словами, требуется глубокий анализ как «схемы» ведения бизнеса, так и вовлечения каждого лица в ее реализацию.