Сейчас нормы Семейного кодекса (далее СК РФ) проверяются делами о банкротстве на предмет того, насколько они удачны применительно к экстремальной ситуации неисполнения обязательств: когда имущества должника явно не хватит на то, чтобы удовлетворить все требования кредиторов.
В одной из своих предыдущих публикаций я сосредоточил свое внимание на самом понятии общих обязательств супругов (Шевченко И. М. Солидарные обязательства и общие обязательства супругов — соотношение понятий )
В настоящей статье я хотел бы обсудить вопросы доказывания, в частности, то, какая в семейном праве действует презумпция: общности долгов или их раздельности?
Начну с анализа закона. В п. 2 ст. 45 СК РФ указано, что взыскание обращается на общее имущество супругов по общим обязательствам супругов, а также по обязательствам одного из супругов, если судом установлено, что все полученное по обязательствам одним из супругов было использовано на нужды семьи.
Исходя из формулировки данной ст. в литературе принято различать обязательства общие и обязательства совместные (Ломакина П. А. Правовое регулирование общих обязательств супругов / Диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М., 2021, с. 27). Правда, авторы, пишущие на эту тему, как правило, указывают на схожесть двух категорий и, более того, отождествляют их для целей проведения своих исследований (там же, с. 28).
Возможно, авторы СК РФ исходили из того, что общие обязательства возникают тогда, когда супруги действуют сообща, а совместные — когда сделку заключает отдельный супруг.
Здесь уместно вспомнить, что в своей вышеуказанной публикации я уже писал о том, что понимаю семью (в узком смысле) как общность, как квазисубъект, и потому общие обязательства — суть обязательства такого образования. Однако при вступлении в отношения с внешними субъектами супруги довольно редко действуют сообща. Как правило, от имени их сообщества выступает отдельный супруг (в качестве представителя общности).
Но тогда разница между общими обязательствами и совместными обязательствами стирается совершенно. Из этой посылки я и буду исходить для целей дальнейшего изложения.
Безотносительно банкротства в практике судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) наработана некоторая практика по вопросу о признании обязательств супругов общими. К ней и обратимся.
Сначала проанализируем дела, в которых ВС РФ указал на отсутствие в действующем законодательстве презумпции общности долгов.
В Определении от 14.06.2016 № 52-КГ16-4 ВС РФ сделал вывод о том, что в случае заключения одним из супругов договора займа или совершения иной сделки, связанной с возникновением долга, такой долг может быть признан общим лишь при наличии обстоятельств, вытекающих из п. 2 ст. 45 СК РФ, бремя доказывания которых лежит на стороне, претендующей на распределение долга (спор касался признания общим долга перед кредитной организацией в деле о разделе совместно нажитого имущества и обязательств).
Аналогичный вывод содержится в Определении ВС РФ от 29.11.2016 № 21-КП6-9. Спор также касался раздела совместно нажитого имущества между супругами и обязательств.
Тождественный вывод приводится в определении ВС РФ от 03.03.2015 № 5-КГ-162. Однако это дело уже обладает спецификой: в нем рассмотрен спор между кредитором и бывшими супругами о взыскании задолженности по договору займа. Признав вывод судов о солидарном характере долга преждевременным, Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ отменила ранее принятые по делу судебные акты и направила спор на новое рассмотрение.
Впоследствии правовая позиция, отраженная в последнем из приведенных определений, вошла в Обзор судебной практики ВС РФ № 1 за 2016 год, утвержденный Президиумом ВС РФ 13.04.2016.
Однако обращение к тому же вопросу в делах о банкротстве заставило по-иному посмотреть на него.
Для начала укажем, что на допустимость рассмотрения в делах о банкротстве обособленных споров о признании обязательств супругов общими указано в абз. 2 п. 6 Постановления Пленума ВС РФ от 25.12.2018 № 48 «О некоторых вопросах, связанных с особенностями формирования и распределения конкурсной массы в делах о банкротстве граждан» (далее — Постановление № 48).
В чем значение таких обособленных споров? Вступление в брак хотя и предполагает по общему правилу создание общей имущественной массы супругов, тем не менее не исключает существования индивидуальных имущественных масс каждого из них. Так, в силу пп. 1 и 2 ст. 36 СК РФ имущество, принадлежавшее каждому из супругов до вступления в брак, а также полученное после вступления в брак по безвозмездным сделкам, остается в личной собственности отдельного супруга.
О. Р. Зайцев в последнее время достаточно активно продвигает идею о том, что банкротство гражданина предполагает разделение его личной судьбы и судьбы его имущества [Зайцев О. Р. Как правильно делить общее имущество супругов в случае его банкротства? (критика абз. 2 п. 6 проекта Постановления Пленума Верховного суда РФ о конкурсной массе граждан).
Эта идея будет весьма полезна нам для целей дальнейшего изложения.
Используя ее, я прихожу к выводу о том, что при банкротстве единолично супруга на удовлетворение требований его кредиторов направляется его личная имущественная масса (за исключением имущества, на которое не может быть обращено взыскание), а также имущественная масса, принадлежавшая супругам.
В случае признания обязательств супругов общими на их удовлетворение направляется вся супружеская имущественная масса, а в случае отказа в таковом — только ее половина.
Далее следует тяжелый разговор об оптимальном способе раздела имущественной массы супругов. Вслед за О. Р. Зайцевым я полагаю, что продажа имущества и раздел полученной выручки в порядке п. 7 ст. 213.26 закона о банкротстве представляет собой лучший способ раздела имущества, поскольку с разделом денег как вещей, определяемых родовыми признаками, никогда не возникает проблем.
В этом смысле пообъектный раздел имущества представляет собой худшее решение, поскольку имущество затруднительно поделить полностью в соответствии с определенными долями, а выплата компенсации в порядке п. 3 ст. 38 СК РФ может быть затруднено низкой платежеспособностью одного из бывших супругов или обоих из них.
Нельзя не сказать и о неверной, на мой взгляд, практике, когда доли выделяются в каждом конкретном объекте, принадлежавшем бывшим супругам. К слову, данная проблема является общей как для раздела имущества между супругами, так и для раздела имущества между сонаследниками. Так, в ходе правовой дискуссии «Семейное и наследственное право 2021», проведенной интернет-порталом «Фонтанка.Ру», К. Швед рассказала о примере, когда суд выделил долю в праве собственности на часы (видео, отметка 0:56).
На мой взгляд, доли в общем имуществе супругов по смыслу п. 3 ст. 38 СК РФ могут быть выделены только в имущественной массе в целом. Такое выделение значимо лишь с той точки зрения, что в силу п. 2 ст. 39 СК РФ суд может и отступить от равенства долей, если, например, один из супругов совершил недобросовестные действия, повлекшие уменьшение общего имущества супругов.
Более того, решение об определении долей в общем совместном имуществе с точки зрения доктрины процессуального права должно представлять собой промежуточное судебное решение, то есть «решение о праве, но не о присуждении» (Шварц М. З. К вопросу о видах судебных решений // Тенденции развития гражданского процессуального права России: Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной памяти Н. А. Чечиной (г. Санкт-Петербург, 9–10 февраля 2007 г.): Сб. науч. ст. СПб.: Юридический центр Пресс, 2008. С. 390–394). За его вынесением должно следовать второе решение либо о пообъектном разделе имущества, либо о его продаже с распределением выручки между супругами.
Вслед за О. Р. Зайцевым мне ближе точка зрения о том, что п. 7 ст. 213.26 закона о банкротстве представляет собой норму, специальную по отношению к п. 3 ст. 38 СК РФ, поскольку устанавливает особый порядок раздела имущества супругов на случай банкротства.
Примечательно, что абз. 2 п. 7 Постановления № 48 не раскрывает, каковы могут быть «заслуживающие внимания правомерные интересы … супруга», которые допускают раздел имущества в натуре даже после введения в отношении другого супруга процедуры банкротства.
Более того, мне не доводилось видеть обсуждение этого вопроса на уровне судов первой инстанции (как судов общей юрисдикции, так и арбитражных судов).
Поэтому думаю, что концепт п. 7 Постановления № 48 все же сменится в некоторой обозримой перспективе.
Но вернемся к исходному тезису: признание обязательства общим влечет направление всей выручки от продажи имущества должника кредитору, а отказ в таком признании влечет уплату другому супругу половины от указанной выручки.
Далее я хотел бы обратиться к нескольким судебным актам, в которых рассматривался вопрос о признании обязательств общими в делах о банкротстве.
Постановлением от 24.09.2021 по делу № А56-83684/2019 Арбитражный суд Северо-Западного округа (далее — АС СЗО) оставил без изменения определение Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 12.04.2021, которым признано общим обязательство гражданина Г. и его супруги перед ООО «Свит» в сумме 1 348 159 руб., а также постановление суда апелляционной инстанции от 20.07.2021 об оставлении данного определения без изменения.
Из материалов дела следовало, что спорная задолженность возникла в связи с тем, что указанная сумма была перечислена должнику подконтрольным ему обществом при недоказанном правовом основании для такого перечисления, и соответствующие платежи были эффективно оспорены в деле о банкротстве ООО «Свит» (№ А56-57127/2017).
Супруга должника опровергала направление вышеуказанной суммы на семейные нужды и указывала на то, что 1 348 159 руб. были инвестированы в предпринимательскую деятельность гражданина Г.
Отклоняя эти тезисы, приведенные, в том числе, в кассационной жалобе, суд округа пришел к следующим выводам.
Правовая позиция, отраженная в п. 5 обзора, на которую сослались должник и податель жалобы, сформулирована в качестве общего правила для квалификации обязательств супругов в случае спора между ними. В таком случае презумпция общности долгов не применяется, поскольку оба супруга в достаточной степени осведомлены об обстоятельствах сложившихся между ними имущественных отношений.
Однако такой подход не может быть применен к независимому кредитору, как правило, не имеющему сведений о финансовых взаимоотношениях между супругами.
В данном случае следует применять общий, выработанный в судебной практике подход, предусматривающий распределение бремени доказывания исходя из доступности подлежащих представлению доказательств и сведений для участников процесса. То есть бремя доказывания обстоятельств, касающихся финансовых взаимоотношений супругов, в таком случае возлагается только на них, а в данном случае на подателя жалобы (на супругу должника).
Но, поскольку супруга должника не представила достаточных доказательств расходования супругом денежных средств на собственную предпринимательскую деятельность, суды, как заключил АС СЗО, верно признали обязательство общим.
На мой взгляд, подход, приведенный в данном определении, заслуживает всяческой поддержки.
Далее я хотел бы обратиться к весьма интересному и привлекшему мое внимание в контексте исследуемой проблематики Постановлению Тринадцатого арбитражного апелляционного суда (далее — 13 ААС) от 16.02.2023 по делу № А56-94532/2021.
Обстоятельства дела были следующими.
ООО «КБ «Антарес» (кредитор) обратился в арбитражный суд в рамках дела о банкротстве гражданина Л. с заявлением о признании долга в сумме 80 364 руб. 88 коп. общим с супругой должника — гражданкой Л.
Суд первой инстанции определением от 22.11.2022 отказал в удовлетворении заявления.
Весьма интересны мотивы, которыми руководствовался суд первой инстанции. В данном определении отмечено, что денежные средства, полученные от кредитора, были использованы должником для оплаты личных нужд: на приобретение продуктов питания и одежды, на поддержание здоровья, проезд к месту работы и т. д. Также гражданин Л. производил траты на содержание несовершеннолетних детей, а несение подобных трат — индивидуальная обязанность каждого из супругов.
В то же время суд осознавал объективные сложности в доказывании кредитором общего характера долга и потому заострил внимание на том, что ООО «КБ «Антарес» было достаточно представить лишь косвенные доказательства расходования средств на общие семейные нужды, однако даже этого кредитором сделано не было.
В качестве правового обоснования определения суд сослался на п. 5 обзора, то есть тем самым обратил внимание на отсутствие в действующем законодательстве презумпции общности долгов.
Отменяя определение, суд апелляционной инстанции вроде бы и признал верным вывод суда первой инстанции об отсутствии в действующем законодательстве презумпции общности долгов между супругами и также сослался на п. 5 обзора.
Однако далее 13 ААС применил правило «доказательственного пинг-понга» (впервые оно нашло отражение в практике в Постановлении Президиума Высшего арбитражного суда Российской Федерации, далее — ВАС РФ) от 06.03.2012 № 12505/11, поскольку признал объективную сложность для кредитора доказать использование денежных средств, полученных в рамках потребительского кредитования, для семейных нужд.
Суд апелляционной инстанции обратил внимание на то, что денежные средства, полученные гражданином Л., как правило, использовались в сетевых магазинах по продаже продуктов питания, одежды, ресторанах и автозаправочных станциях, что позволяет предположить использование средств для удовлетворения семейных нужд.
Сославшись на Постановление Президиума ВАС РФ от 13.05.2014 № 1446/14 и Определение ВС РФ от 26.02.2016 № 309-ЭС15-13978, суд подчеркнул, что бремя доказывания между сторонами должно распределяться справедливым образом, то есть на каждую сторону должно возлагаться такое бремя лишь в той мере, в которой оно является выполнимым с учетом объективных трудностей, возникающих при получении доказательств.
Поскольку гражданин Л. и его супруга не опровергли расходование средств для личных нужд, 13 ААС отменил определение от 22.11.2021 и удовлетворил заявление.
Мне в целом близка позиция, занятая 13 ААС в последнем из проанализированных дел, однако с точки зрения точности и категоричности формулировок мне ближе подход, отраженный в Постановлении АС СЗО от 24.09.2021 по делу № А56-83684/2019: при споре между супругами они находятся в равном положении, а при споре с кредитором применяется презумпция общности долгов.
При этом важно подчеркнуть, что исход спора между супругами не влияет на их взаимоотношения с кредитором, если он не был привлечен в соответствующий процесс. В данном случае, как представляется, необходимо применять абз. 3 п. 6 Постановления № 48: судебный акт по результатам спора об общем или раздельном характере долгов между супругами не противопоставим кредитору точно так же, как и соглашение о разделе подобных долгов, заключенное без его участия.
Отдельно я хотел бы остановиться на тезисе о том, что действующее законодательство не предусматривает презумпции общности долгов супругов. Я вполне убежден в том, что законодательного закрепления данной презумпции и не требуется. Как любит говорить М. З. Шварц в своих устных выступлениях, доказывание — самая неюридическая область процесса, поскольку оно подчинено не столько нормам закона, сколько объективным закономерностям познания. А эти закономерности подсказывают нам, что доказывать в процессе должен тот, кто ближе к источнику доказательственной информации; кому проще и удобнее это сделать; и кто, действуя осмотрительно, должен принимать меры для сохранения следов юридически значимых фактов.
Соответственно этому, если у суда отсутствует информация о том или ином событии, имеется неполнота или неясность относительно тех или иных обстоятельств, то риск подобной неопределенности должен возлагаться, опять-таки, на ту сторону спора, которой доступны соответствующие доказательства, даже если их выдача может быть ей и не выгодна (важно подчеркнуть, что абз. 6 п. 38 Постановления Пленума ВС РФ от 23.12.2021 № 46 «О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении дел в суде первой инстанции» допускает истребование доказательств у процессуального оппонента).
Примечательно, что в Средние века существовало такое понятие, как probatio diabolica, или «дьявольского доказательства», то есть такого доказательства, которое никто никогда не сможет представить. Так вот нельзя понуждать кредитора представлять такие доказательства для обоснования общности долга супругов.
Интересно, что вопрос, обсуждаемый в настоящей статье, был предметом дискуссии в ходе заседания «Клуба семейного права» 14.12.2020 (https://www.youtube.com/watch?v=E6H9BdnQUIA). Мнения спикеров разделились. Так, Л. Ю. Михеева и О. Р. Зайцев высказались в пользу презумпции общности долгов, мотивировав подобный подход товарищеским характером взаимоотношений между супругами (отметки 0:12 и 0:40 соответственно). В том же ключе высказался и М. А. Церковников, отметив, что семейное право в принципе регулирует внутренние отношения супругов, которые не противопоставимы внешним кредиторам, отношения с которыми носят гражданско-правовой характер в узком смысле этого термина (отметка 1:02).
Против презумпции общности долгов выступила О. Н. Низамиева. Примечательно, что она практически единственная из всех выступавших, кто попытался обсудить поставленную проблему с точки зрения процесса. Она обратила внимание на то, что в ситуации, когда супруги уже отдалились друг от друга и фактически не ведут совместного хозяйства и одновременно один из супругов берет на себя непомерные кредитные обязательства, используя средства на личные нужды, другому супругу затруднительно доказать использование средств не на нужды семьи (отметка 1:21).
Промежуточную позицию заняла О. А. Поротикова. Она полагала, что общими долгами следует считать долги из сделок, на совершение которые получено согласие второго супруга. Если такого согласия нет, то долги должны предполагаться раздельными. Исключение может быть сделано для долгов на небольшие суммы (отметка 1:37).
Таким образом, практически никто из участников виртуального «круглого стола» не пытался обосновать презумпцию общности долгов через гносеологические особенности познания. Пожалуй, только О. Н. Низамиева указала на нахождение в состоянии доказательственной асимметрии супруга, пытающегося опровергнуть общий характер долга, возникшего после фактического прекращения брачных отношений.
Доводы О. Н. Низамиевой, безусловно, заслуживают внимания. Однако эти доводы, на мой взгляд, не опровергают общей концепции того, что общность долгов должна презюмироваться в споре с участием кредитора. При рассмотрении спора между супругами доказательственная асимметрия между ними также может приниматься во внимание судом при рассмотрении, например, ходатайств об истребовании доказательств (ст. 66 АПК РФ). Однако доказательственная асимметрия кредитора всегда сильней, чем доказательственная асимметрия одного из супругов.
Одновременно нельзя не отметить того, что неподконтрольность одному из супругов хозяйственной сферы другого супруга, с которым уже фактически прекращены брачные отношения, должна подталкивать его к скорейшему расторжению уже фактически прекращенного брака (п. 2 ст. 16 СК РФ). Кроме того, в подобной ситуации к обязательствам может быть применен по аналогии п. 4 ст. 38 СК РФ, в силу которого суд может признать имуществом одного из супругов имущество, нажитое в то время, когда брак уже фактически был прекращен. Однако к кредиторам данная норма применима лишь при условии, что они знали о фактическом прекращении брачных отношений.
Подытоживая, я хотел бы еще раз подчеркнуть, что презумпция общности долгов супругов вытекает из объективных особенностей познания: риск отсутствия у суда тех или иных сведений возлагается на ту сторону спора, которой легче и проще получить соответствующие доказательства и представить их в суд. Закреплять подобную презумпцию в законе необязательно, поскольку она носит гносеологический характер.
Позиция, отраженная в настоящей статье, является личным мнением автора и не может рассматриваться как официальная позиция Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области.
Над материалом работали:
