В рамках банкротства банка «ВПБ» конкурсный управляющий (АСВ) потребовал привлечь к субсидиарной ответственности 12 бывших руководителей и членов коллегиальных органов управления банка. Суд первой инстанции, с которым в дальнейшем согласилась кассация, привлек к субсидиарке только двух топ-менеджеров, непосредственно подписавших значительную часть сделок, направленных на вывод активов банка. Апелляционный суд посчитал возможным привлечь к субсидиарной ответственности также членов коллегиальных органов банка за принятие решений, нарушающих требования нормативных актов о банковской деятельности, а также за бездействие при работе в составе указанных органов, что стало причиной банкротства должника. При этом апелляция привлекла к субсидиарке также председателя правления банка, подчеркнув, что установленная постановлением райсуда при рассмотрении уголовного дела невменяемость данного лица не может влечь отказ в удовлетворении предъявленных к нему требований в связи с подписанием сделок, направленных на вывод активов банка, а также организацией ненадлежащей системы управления. АСВ, а также двое привлеченных к субсидиарке КДЛ пожаловались в Верховный суд, который решил рассмотреть этот спор 20 ноября (дело А40-200773/2016)
Фабула
Банка «ВПБ» был признан банкротом. Конкурсный управляющий (Агентство по страхованию вкладов) по результатам финанализа выявил, что объективное банкротство банка наступило из-за действий (бездействия) контролирующих его лиц, а именно в результате совершения с 01.09.2014 по 26.09.2016 года следующих действий:
формирование неликвидной ссудной задолженности в результате предоставления кредитов организациям, не ведущим реальной хозяйственной деятельности (технические заемщики), в том числе аффилированным по отношению к контролирующим банк лицам;
вывод ликвидного обеспечения в преддверии возбуждения процедуры банкротства путем расторжения обеспечительных договоров в отношении заведомо невозвратных (технических) кредитов;
безвозмездное выбытие ликвидных активов кредитной организации в результате заключения договоров купли-продажи;
создание дополнительных обязательств на стороне кредитной организации посредством заключения договоров поручительства за компании, не ведущие реальную хозяйственную деятельность;
хищение денежных средств вкладчиков посредством проведения операций по незаконному списанию и получению из кассы банка денег на основании фиктивных расходных кассовых ордеров.
По мнению КУ, банк уже по состоянию на начало исследуемого периода времени (01.09.2014) имел признаки банкротства в виде недостаточности стоимости имущества для исполнения обязательств перед кредиторами в полном объеме и, соответственно, единоличный исполнительный орган банка в лице председателя правления Эльдара Самерханова должен был принять необходимые и своевременные меры по финансовому оздоровлению и (или) реорганизации кредитной организации. Однако такие меры по предупреждению банкротства кредитной организации не принимались, сделал вывод КУ.
Конкурсный управляющий потребовал привлечь к субсидиарной ответственности по обязательствам банка Артура Минасяна, Станислава Кочурина, Эльдара Самерханова, Алексея Никитина, Сергея Новосельцева, Елену Слотину, Юрия Колтока, Александру Анисимову, Александра Зинченко, Виктора Дружкова, Марину Алексееву и Юлию Плохута-Плакутину.
Суд первой инстанции привлек к субсидиарке Минасяна и Кочурина. Апелляция также дополнительно привлекла к субсидиарной ответственности Самерханова, Никитина, Новосельцева, Слотину и Колтока. Однако окружной суд отменил постановление апелляции и оставил в силе определение суда первой инстанции.
После чего КУ, а также Минасян и Кочурин пожаловались в Верховный суд, который решил рассмотреть этот спор 20 ноября.
Что решили нижестоящие суды
Суды установили, что вопреки требованиям действовавшего в исследуемый период времени законодательства Эльдар Самерханов намеренно создавал и поддерживал ненадлежащую систему управления банком, позволившую не только вывести все активы, сформированные преимущественно за счет средств физических лиц (прирост в 2014 – 2016 годах составил более 17 млрд рублей), в пользу технических заемщиков, но и на протяжении продолжительного периода времени осуществлять прямое хищение денег со счетов вкладчиков посредством выдачи наличных денежных средств по фиктивным кассовым ордерам.
При этом ни одно из лиц, входивших в состав органов управления банком, не проводило надлежащую оценку и контроль принимаемых банком рисков и не воспрепятствовало созданной председателем правления банка ненадлежащей системе управления кредитной организацией.
Также суды установили факт воспрепятствования работе временной администрации, выразившийся в непередаче ей электронных баз данных и документации банка, значительная часть которой впоследствии была утрачена в результате обрушения кровли в помещении, в которое она была вывезена в августе-сентябре 2016 года по указанию Самерханова на хранение. Нагатинский райсуд Москвы в 2018 году признал доказанным совершение Эльдаром Самерхановым запрещенного уголовным законом деяния, предусмотренного частью 3 статьи 195 УК РФ («Неправомерные действия при банкротстве»).
Суд первой инстанции исходил из доказанности доводов КУ о том, что банк использовался контролирующими лицами в собственных целях посредством кредитования заемщиков в рамках проектного финансирования, а также заемщиков с признаками отсутствия ведения финансово-хозяйственной деятельности с целью вывода и присвоения активов банка, сформированных преимущественно за счет привлечения денег физлиц с 01.09.2014 по 26.09.2016 года. Артур Минасян и Станислав Кочурин были привлечены к субсидиарной ответственности как лица, подписавшие значительную часть сделок, направленных на вывод активов банка.
В отношении Самерханова суд первой инстанции пришел к выводу о доказанности оснований для привлечения его к субсидиарной ответственности по обязательствам должника в связи с подписанием сделок, направленных на вывод активов, а также в связи с невыполнением обязанности по передаче бухгалтерской и иной документации должника КУ и воспрепятствованием работе временной администрации, повлекшими существенное затруднение реализации мероприятий банкротства. Однако суд отказал в удовлетворении требований к данному лицу по причине признания его невменяемым постановлением Нагатинского райсуда Москвы.
В отношении Колтока и Дружкова в части предъявленных к ним требований по основанию необеспечения сохранности документации банка и воспрепятствованию работы временной администрации суд пришел к выводу об отказе в привлечении к субсидарке, сославшись на то, что обвинение по данному факту в уголовном деле было предъявлено только Самерханову.
Новосельцева, Слотину, Колтока, Анисимову, Зинченко, Дружкова, Алексееву и Плохута-Плакутину суд первой инстанции признал не относящимися к числу КДЛ, поскольку принятие решений о заключении и пролонгации сроков действия кредитных договоров и о совершении иных сделок, указанных КУ, не входило в их компетенцию.
По эпизоду хищения денег банка под видом расходных операций по счетам клиентов банка суд первой инстанции, отказывая в возложении вины за данные действия на кого-либо из ответчиков, отметил, что в материалах дела доказательств их совершения конкретным лицом нет.
Суд апелляционной инстанции, не соглашаясь с выводами суда первой инстанции об отказе в привлечении к субсидиарной ответственности Самерханова, Никитина, Новосельцева, Слотиной и Колтока, исходил из того, что указанные лица наряду с уже привлеченными Минасяном и Кочуриным подлежат привлечению к субсидиарке в связи с принятием ими в составе коллегиальных органов управления банка решений, нарушающих требования нормативных актов о банковской деятельности, а также в связи с бездействием при работе в составе указанных органов управления кредитной организацией, что стало причиной банкротства должника.
При этом в отношении Самерханова апелляция отметила, что установленная постановлением Нагатинского райсуда невменяемость данного лица не может влечь отказ в удовлетворении предъявленных к нему требований в связи с подписанием в 2014-2016 годов сделок, направленных на вывод активов банка, а также организацией ненадлежащей системы управления, поскольку в рамках уголовного дела ему инкриминировалось преступное деяние, совершенное в августе-сентябре 2016 года.
Суд апелляционной инстанции также пришел к выводу о наличии оснований для привлечения к субсидиарной ответственности Колтока в связи с необеспечением сохранности документации банка и ее утратой, поскольку данное лицо наряду с занимаемой должностью председателя совета директоров являлось совладельцем организации, которой по указанию Самерханова была передана на ответственное хранение вся документация. Суд апелляционной инстанции отметил, что само по себе непредъявление обвинения по данному факту в уголовном деле не препятствует привлечению к ответственности данного лица в гражданско-правовом порядке.
Суд кассационной инстанции, отменяя постановление апелляции в части привлечения к субсидиарной ответственности Самерханова, Никитина, Новосельцева, Слотиной и Колтока, указал, что КДЛ могут быть привлечены к субсидиарке только в тех случаях, когда банкротство должника вызвано их указаниями или иными действиями, тогда как возложение на них ответственности за бездействие исключается.
Отказывая в удовлетворении требований к Самерханову, суд округа поддержал выводы суда первой инстанции о том, что данное лицо не может быть привлечено к субсидиарной ответственности по причине признания его невменяемым в уголовном деле, отметив, что выводы психиатрической экспертизы касались периода начиная с 2013 года.
Кассация также поддержала выводы суда первой инстанции об отсутствии оснований для привлечения Колтока к субсидиарной ответственности в связи с необеспечением сохранности и утратой документации банка.
Что думает заявитель
КУ настаивает на ошибочности вывода суда кассационной инстанции о том, что виновное бездействие не может являться обстоятельством, влекущим субсидиарную ответственность, поскольку положениями статьи 14 закона о банкротстве кредитных организаций и пункта 1 статьи 189.23 закона о банкротстве в применимой редакции прямо предусмотрено обратное.
Обязанность правления и совета директоров банка надлежащим образом организовать систему управления кредитной организацией, создать эффективный внутренний контроль за сектором банковского кредитования и соответствующими рисками, а также своевременно осуществлять проверку его соответствия характеру и масштабу осуществляемых операций, уровню и сочетанию принимаемых рисков прямо предусмотрена действовавшими в период совершения спорных сделок нормами права.
Материалами дела подтверждается, что виновное бездействие заинтересованных лиц, повлекшее негативные для банка последствия, выходило за пределы обычного делового риска и было направлено на нарушение прав и законных интересов гражданско-правового сообщества, объединяющего всех кредиторов, что является основанием для привлечения к гражданско-правовой ответственности. Ответчики данные обстоятельства не опровергли.
По мнению КУ, при проверке судебного акта в части привлечения к субсидиарной ответственности Самерханова суд округа допустил нарушение статьи 287 АПК, выразившееся в переоценке представленных в материалы дела доказательств. Так, апелляционный суд дал надлежащую правовую оценку имеющемуся в материалах дела психиатрическому заключению о том, что выводы экспертизы по эпизоду, касающемуся документации банка и имевшему место в августе-сентябре 2016 года, не свидетельствуют о том, что в иные конкретные юридически значимые моменты причинения ущерба банку, в частности, путем совершения неликвидных сделок, Самерханов находился в состоянии, при котором он не мог понимать значения своих действий или руководить ими вследствие психического расстройства.
КУ также не согласен с выводами окружного суда об отсутствии оснований для привлечения к субсидиарке Колтока в связи с необеспечением сохранности и утратой документации банка. Постановление Нагатинского райсуда в отношении Самерханова не образует преюдицию для арбитражного суда по вопросу привлечения к ответственности Колтока, а сам по себе факт непривлечения данного лица к уголовной ответственности не свидетельствует об отсутствии состава гражданского правонарушения.
Минасян и Кочурин сослались на то, что они не являлись инициаторами подписания приведенных конкурсным управляющим сделок. Так, Кочурин указал, что распоряжения о подписании уже готовых кредитных договоров получал от председателя правления банка Самерханова.
Что решил Верховный суд
Судья ВС Букина И.А. сочла доводы жалобы заслуживающими внимания и передала спор в Экономколлегию.
Почему это важно
Адвокат Сергей Ильин отметил, что в рассматриваемом споре есть две основные проблемы, которые будет необходимо рассмотреть судебной коллегии.
Основная проблематика касается возможности привлечения контролирующих лиц к субсидиарной ответственности за «бездействие». Позиция конкурсного управляющего заключается в том, что поскольку председателем правления банка в 2014-2016 годах была создана ненадлежащая система управления банком, позволившая выдавать заведомо невозвратные кредиты, выводить ликвидные активы, списывать средства вкладчиков по фиктивным РКО и т. д., то члены коллегиальных органов должны нести ответственность за то, что не воспрепятствовали указанным действиям. На мой взгляд, то обстоятельство, что КДЛ подлежат привлечению к субсидиарной ответственности только при доказывании конкретных действий, которые повлекли банкротство банка, само по себе не означает, что такие действия должны быть выражены именно в активной форме. На органы управления банка возложена обязанность разумно и добросовестно управлять кредитной организацией в соответствии с требованиями действующего законодательства. Соответственно, уклонение от указанной обязанности и потворство хищениям также представляют собой действия, направленные на причинение вреда вкладчикам, кредиторам и на объективное банкротство банка.
По мнению Сергея Ильина, освобождение в таком случае КДЛ от ответственности повлекло бы поощрение подобного поведения членов органов управления кредитных организаций.
«В этой связи, полагаю, что занятие коллегией подобной позиции (привлечение к ответственности таких топ-менеджеров) положительно повлияет на практику, направленную на привлечение к ответственности недобросовестных КДЛ и на пополнение конкурсной массы для дальнейшего расчета с вкладчиками и кредиторами кредитной организации. Вместе с тем, это не отменяет того факта, что действия каждого КДЛ и их информированность о хищениях в таком случае должны быть оценены в отдельности и применительно к конкретным обстоятельствам в каждом случае, иначе это может повлечь привлечение КДЛ к субсидиарной ответственности на основании общих доводов о «плохой системе управления банком», что недопустимо», – пояснил он.
По словам Сергея Ильина, вторая проблематика, которую придется оценить коллеги, — можно ли привлечь к субсидиарной ответственности лицо, которое признано невменяемым (председатель правления банка).
«Насколько видно из обстоятельств дела, невменяемость установлена только на период август-сентябрь 2016 года. Соответственно, сам по себе судебный акт районного суда не доказывает, что председатель правления не осознавал своих действий в другие периоды 2014-2016 годов. Вместе с тем, суду первой инстанции в таком случае следовало бы проверить вменяемость топ-менеджера и в другие периоды 2014-2016 годов, если она уже была поставлена под сомнение», – подытожил он.
Руководитель проектов адвокатского бюро S&К Вертикаль Алина Хамматова пояснила, что указанный спор является продолжением формирования практики ВС об ответственности членов органов управления кредитной организации.
Достаточно продолжительное время в судебной практике отсутствовали четкие критерии для привлечения указанных лиц к субсидиарной ответственности. Однако в настоящее время практика ВС РФ идет по пути формирования прокредиторского подхода по такой категории ответчиков (см, например, Определение № 307-ЭС19-18723(2,3), Определение № 305-ЭС18-20160 (7-15). Таким образом, при вынесении решения в рамках рассматриваемого спора ВС РФ применит выработанный им подход к вопросу о наличии/отсутствии оснований для привлечения к ответственности.
По мнению адвоката, руководителя практики «Аснис и партнеры» Дмитрия Кравченко, с учетом того, что жалоба АСВ передана в СКЭС, а также личности самого кассатора, обладающего, как известно, выраженной процессуальной харизмой, вероятность удовлетворения жалобы достаточно высока.
Конечно, в ней предложено несколько поводов для пересмотра, но ситуация с невменяемостью и ненадлежащим хранением документов вряд ли носит определяющий характер для рынка. Эти случаи достаточно частные и редкие. Потенциальное же возложение на членов коллективных органов управления ответственности не за конкретные решения или действия, а за якобы ненадлежащую систему управления в целом, которая позволила другим лицам совершать какие-то действия, представляется продолжением негативного тренда на чрезвычайное истончение корпоративной вуали. Без материалов дела сложно судить об обстоятельствах дела точно, но из судебных актов по делу следует, что «провинность» членов коллективных органов управления заключалась в необеспечении надлежащей системы внутреннего контроля. Такая мотивировка по сути означает предложение АСВ привлекать членов коллективных органов управления во всех случаях, когда в банке установлены конкретные сделки, доведшие банк до банкротства. Поскольку, по логике АСВ, при наличии системы внутреннего контроля совершение недобросовестных сделок было бы невозможно. Результатом поддержки высшим судом такой позиции может стать увеличение важности судебной практики о невменяемости, поскольку при подобном правовом режиме нахождение в составе органов управления банков будет относительно безопасным только при наличии соответствующей справки. Хочется надеяться, что СКЭС все же не позволит привлекать членов коллективных органов управления банков по сути по умолчанию.
Руководитель екатеринбургского офиса юрфирмы «Арбитраж.ру» Артем Комсюков считает, что Верховный суд РФ отменит постановление суда округа.
Действительно, суды кассационной инстанции лишены возможности переоценивать доказательства, хоть они этим часто и занимаются. Кроме того, справедливо утверждение, что уголовное разбирательство только в отношении одного человека не исключает совершение противоправных действий или бездействие иными лицами. Тут стоит отметить, что у уголовного производства и привлечения к субсидиарной ответственности различные предметы и способы доказывания. Также, если уже привлеченные лица представили в материалы дела доказательства получения прямых распоряжений о подписании договоров от председателя правления банка, то не исключено их освобождение от субсидиарной ответственности.
Заместитель руководителя отдела финансово-экономических экспертиз экспертной компании «АВЕРТА ГРУПП» Александр Тихов считает, что комментируемое дело поднимает целый ряд очень важных вопросов.
Наиболее интересные из них – это, во-первых, ответственность КДЛ за бездействие, приведшее к банкротству должника и, во-вторых, признание ЕИО невменяемым в уголовном процессе как основание, исключающее субсидиарную ответственность. Арбитражный суд округа, обосновывая отсутствие оснований для ответственности КДЛ за бездействие, сослался на п. 22 ППВС/ВАС №6/8 от 01.07.1996. Действительно, если читать указанное постановление буквально, то речь идет именно об активных действиях. Бездействие по тексту пункта 22 не упоминается. Однако является ли корректным такое текстуальное толкование? По моему мнению - нет. В большинстве случаев закон использует понятие «действие» как родовое, включающее как активное совершение юридически значимых актов, так и действия в «пассивной» форме – то есть бездействие. Иначе это работает для сделок (молчание является выражением воли только в случаях, прямо указанных в законе или договоре), но не для целей определения ответственности вследствие неисполнения прямых обязанностей руководителя. Кроме того, законодательство о банкротстве в некоторых случаях прямо допускает ответственность за бездействие КДЛ (ответственность за неподачу заявления должника или презумпция невозможности полного погашения требований вследствие действий КДЛ, установленная ст. 61.11).
Вопрос о признании КДЛ невменяемым в уголовном процессе, по мнению Александра Тихова, более сложный.
«Ответ на него во многом зависит от того, какой концепции вины в гражданском праве придерживается ВС РФ. В самом общем виде вина разделяется на объективную (действиях, которые директор мог бы совершить, чтобы избежать негативных последствий) и субъективную (внутреннее отношение лица к совершенному деянию). В уголовном процессе по понятным причинам акцент делается именно на втором понимании для определения умысла или неосторожности преступника. В гражданском праве, наоборот, вина, как правило, определяется в объективном значении. В такой ситуации признание лица невменяемым само по себе не создает оснований, исключающих ответственность в гражданско-правовом смысле. С учетом сказанного полагаю, что ВС РФ в данном деле встанет на сторону управляющего», – указал он.
По мнению адвоката, руководителя тюменского филиала бюро адвокатов «Де-Юре» Ивана Бычкова, передачей обозначенного спора для рассмотрения в Экономколлегии ВС очередной раз показывает, что вопросы субсидиарной ответственности находятся под пристальным вниманием высшей инстанции судебной власти.
Полагаю, Верховный суд заинтересовал, во-первых, вопрос виновного бездействия контролирующих банк лиц в разрезе применения надлежащей редакции положений о банкротстве, а во-вторых, отказ в привлечении к субсидиарной ответственности признанного невменяемым в рамках уголовного дела руководителя банка. В первом случае, хотя и заслуживают внимания доводы апелляционной инстанции о том, что ответчикам не могло быть неизвестно, что в банке создана дефектная система оценки финансового положения заемщиков, и они, исходя из занимаемой должности и квалификации, не могли не осознавать, что это может привести к банкротству банка. Однако я полагаю, что Верховный суд поддержит позицию суда кассационной инстанции в части недоказанности неправомерности действий ответчиков, а также невозможности возложения на ответчиков ответственности «символически» в силу наличия статуса участника совета директоров банка.
По словам Ивана Бычкова, вопрос об отказе привлекать к субсидиарной ответственности лицо в связи с признанием его экспертизой, проведенной в рамках следствия по уголовному делу, невменяемым, но не признанное судом недееспособным, находится на стыке понятий уголовного и гражданского права.
«Верховный суд, вероятно, придет к выводу, что суд первой инстанции и округа неправомерно распространил указание на невменяемость КДЛ на не вмененные следствием, но заявленные конкурсным управляющим действия, приведшие в совокупности к существенному ухудшению финансового состояния банка. К указанному выводу может привести и то, что в материалах обособленного спора отсутствуют надлежащие доказательства, подтверждающие, что на момент исполнения руководителем банка своих обязанностей, он не отдавал отчет своим действиям ввиду тяжелого заболевания. Указанный вывод на практике способен разграничить возможность прямого применения выводов, сделанных в рамках уголовных дел, к делам о привлечении КДЛ к различным формам гражданско-правовой ответственности», – подчеркнул он.
По мнению соуправляющего партнера адвокатского бюро INSIGHT ADVOCATES Владислава Седляра, рассматриваемый спор примечателен тем, что одним из оснований заявлено виновное бездействие.
Надлежащее регламентирование внутреннего контроля банка должно обеспечивать надлежащий мониторинг всех банковских сделок. В данном случае конкурсный управляющий настаивает на том, что отсутствие такого контроля повлекло совершение рисковых сделок и, как следствие, причинение вреда кредиторам. Фактически Верховному суду необходимо решить вопрос о том, как регламентирование внутренних процессов банка, установленный им порядок принятия решений по сделкам и пассивная управленческая позиция влияют на привлечение к ответственности КДЛ.
Партнер, руководитель консалтингового направления StoneState Михаил Тимофеев считает, что рассматриваемая Верховным судом проблема, несмотря на тяжеловесный образ, связанный с банкротством банка и привлечением к субсидиарной ответственности членов правления банка-должника, сводится к довольно разработанной как в теории, так и в практике проблематике.
Это проблема пределов компетенции арбитражного суда кассационной инстанции. По сути, конкурсным управляющим заявлены в жалобе в Верховный суд только процессуальные доводы, основанные на положениях части 2 статьи 287 АПК. Как известно, суд кассационной инстанции не может, в силу ограничения своих полномочий, заниматься исследованием и оценкой доказательств. Поэтому следует ожидать, что в развитие тренда, ранее подержанного Верховным судом в Определении от 22 ноября 2022 года № 307-ЭС22-14196 по делу № А56-10049/2019, со ссылкой на разъяснения п. 32 Постановления Пленума ВС от 30 июня 2020 г. № 13 «О применении АПК РФ при рассмотрении дел в арбитражном суде кассационной инстанции» суд должен подчеркнуть недопустимость переоценки судом кассационной инстанции доказательств по делу, – то есть недопустимость делать иные выводы по сравнению с теми, к которым пришли суды первой и апелляционной инстанций, относительно того, какие обстоятельства по делу можно считать установленными, исходя из иной оценки доказательств (в частности, относимости, допустимости, достоверности каждого доказательства в отдельности, а также достаточности и взаимной связи доказательств в их совокупности).
Партнер «Рустам Курмаев и партнеры» Олег Пермяков думает, что интерес экономической коллегии в данном деле вызвало соотношение факта признания лица, ответственного за сохранность документации должника, невменяемым по решению суда и сохранение за ним обязанности по передаче этой самой документации управляющему.
Кроме того, обращает на себя внимание акцент на доводе кассатора о том, что факт непривлечения одного из КДЛ к уголовной ответственности за неправомерные действия при банкротстве, выраженные в искажении документации должника, не свидетельствует об отсутствии состава гражданского правонарушения. На мой взгляд, Верховный суд привлечет к ответственности как признанного невменяемым Самерханова, так и ответственного за непередачу документов АСВ Колотка. C одной стороны, вероятно, будет озвучена правовая позиция о том, что признание невменяемым не препятствует привлечению КДЛ к субсидиарной ответственности. С другой стороны, вероятно, Верховный суд еще раз укажет, что ответственность за несохранность бухгалтерской документации может быть солидарной.
Партнер, руководитель практики банкротства IMPRAVO Полина Чижикова отметила, что лица, привлекаемые к субсидиарной ответственности, входили в органы управления банка.
Судам нижестоящих инстанций следовало не только формально определить основное контролирующее лицо, дающее указание на совершение невыгодных должнику сделок, но и оценить степень влияния каждого конкретного члена органа управления на принятие решений и наличие или отсутствие у них заинтересованности между собой (чтобы определить, могли ли лица, не имеющие влияния по отдельности, принимать решения совместно). Кроме того, для установления вины конкретного лица (Самерханова) необходимо оценивать его состояние на момент совершения каждого вменяемого управляющим нарушения и оценивать негативные последствия каждой сделки в отдельности, что также не было подробно исследовано судами нижестоящих инстанций. Представляется, что ВС РФ обоснованно передал дело на рассмотрение коллегии, так как многие доводы управляющего не получили надлежащую оценку.
По мнению советника Orchards Азата Ахметова, заслуживает внимания поставленный конкурсным управляющим в жалобе вопрос об ответственности за бездействие в рамках споров о привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц.
Дело в том, что суд кассационной инстанции сделал вывод о том, что возложение ответственности за бездействие исключается, поскольку основанием для привлечения к ответственности является именно непосредственное доведение своими указаниями должника до банкротства. То есть сам по себе факт осведомленности членов правления банка в совершении должником убыточных сделок не может являться основанием для привлечения к субсидиарной ответственности без исследования прямой компетенции правления банка. В данном деле суд округа сделал вывод, что, поскольку устав должника не предусматривал замещение правлением банка полномочий кредитного комитета, ответственность названных лиц исключается. Однако, на мой взгляд, таким образом суд округа переоценил доказательства и не исследовал вопрос об осуществлении членами правления банка фактического контроля над сделками должника. Полагаю, разрешив данный спор, ВС РФ, в том числе, разъяснит, в каких случаях несостоятельность кредитной организации может быть (или не быть) следствием бездействия контролирующих должника лиц и как устанавливается причинно-следственная связь по данной категории дел.
