Даниил Акдерли

Во-первых, Верховный суд поддержал идею о процессуальном характере срока исковой давности, по крайней мере в контексте залога вещей — право залога не прекращается автоматически по истечении срока исковой давности. Срок исковой давности — это только процессуальный институт, который, если он истек, лишает сторону права на судебную защиту. Это уже должно привнести определенность в практику не только в связи с делами о залоге вещей, так как до сих пор существуют некоторые противоречия в отношении природы срока исковой давности (как в доктрине, так и на практике). Во-вторых, ВС РФ придумал эффективное и правильное, на мой взгляд, решение (своеобразный негативный иск): по истечении срока исковой давности по требованию об обращении взыскания на предмет залога залогодатель может заявить требование об исключении сведений о залоге из публичного реестра. Безусловно, такое решение одновременно устраняет неопределенность относительно действий залогодателя, а также предоставляет достаточно эффективное решение на практике.

К тому же, в деле рассмотрена тема «корпоративной вуали» юридического лица, когда участник не отвечает по долгам компании, так как последняя — самостоятельный субъект. Суды апелляционной инстанции и округа сделали вывод о том, что продажа недвижимости компанией, к которой сам должник (тогда еще без признаков банкротства) не имеет никакого прямого отношения, не противоречит закону. Такую сделку нельзя признать недействительной, по мнению судов. Если с точки зрения закона о банкротстве выводы судов представляются корректными (сделка совершена больше чем за полгода до банкротства должника независимым обществом (даже не самим супругом, который мог продать свою долю — в таком случае дело могло разрешиться иначе), иных признаков и оснований суды не усмотрели), то с точки зрения семейного и корпоративного права аргументация судов скупа.

В мотивировке СКЭС прослеживаются два логических вывода. Первый (на мой взгляд, основной) —исключение из исполнительского иммунитета единственного жилья должника действует только в пользу того кредитора, которому данное жилье было заложено. Логика коллегии и ее вывод представляются обоснованными. Во-первых, подобное возражение должника является классическим случаем римской эксцепции (возражение против удовлетворения требований кредиторов по материальным основаниям). Должник имеет право противопоставить кредиторам относительность своих отношений с должником и принцип свободы воли, который проявился в том, что согласие на передачу жилья в ипотеку было дано только в отношении конкретного кредитора, а не в отношении всех возможных будущих или настоящих кредиторов. Во-вторых, вывод коллегии основывается на корректном применении принципов толкования гражданского законодательства, а именно на том, что исключения (которым является правило второй части абзаца второго части 1 статьи 446 ГПК РФ в отношении единственного жилья, которое сознательно было передано в ипотеку) не могут толковаться расширительно. В связи с чем выводы нижестоящих судебных инстанций, которые расширяли действие указанной нормы на других кредиторов вопреки относительности гражданских отношений, являются неверными.