Илья Кавинский

Верховный суд в данном случае борется с совершенно странной практикой, свойственной в основном судам московского округа, когда ответчик по делам о привлечении к субсидиарной ответственности юрлица, ликвидированного в административном порядке, может занимать крайне пассивную позицию и суды при этом устанавливают чрезмерно завышенный стандарт доказывания для истца по делу. Аналогичная ситуация складывается с делами о взыскании убытков с членов органов управления юридическими лицами в порядке ст. 53.1 ГК РФ. Этот подход московских судов противоречит как практике других арбитражных округов, так и практике и Верховного, и Конституционного суда. Видимо, подход к распределению бремени доказывания, которого придерживаются московские суды, заставил Верховный суд в очередной раз вернуться к этой проблеме путем отмены соответствующих актов, чтобы суды скорректировали свою позицию по этому вопросу.

К большому сожалению до сих пор при взыскании убытков суды возлагают на участника корпорации обязанность по доказыванию вины ЕИО, что прямо противоречит ст. 1064 ГК РФ и всей логике гражданского права. В силу прямого указания закона в гражданском праве действует презумпция наличия вины и в силу этого именно ЕИО, как потенциальный причинитель вреда, обязан доказать собственную невиновность. Поэтому возлагать на участника корпорации обязанность доказывать вину ЕИО в причиненных обществу убытках является нарушением норм об определении бремени доказывания.

На самом деле нельзя привязывать исковую давность к утверждению отчетности, так как бухгалтерская отчетность является укрупненной и содержит финальный результат всех сделок. При этом она не содержит условия каждой конкретной сделки и даже сам факт ее заключения. В действительности участники общества не могут узнать о факте причинения вреда обществу из бухгалтерской отчетности, а обратный вывод, предложенный судом, является глубоко ошибочным и основан на непонимании сути бухгалтерского учета.

Мы довольно часто сталкиваемся с попытками в рамках процедуры банкротства физических лиц оспорить сделки в отношении квартир и других объектов недвижимого имущества, которые были совершены 10-20 лет назад. При этом попытки исчислить срок исковой давности, чтобы он не был применен, являются довольно креативными. В данном случае они основывались на актах судов общей юрисдикции по уголовному делу. Вместе с тем, приобретателю недвижимости крайне сложно сейчас, в 2024 году, представить, например, доказательства того, что у него в действительности имелись необходимые средства для приобретения квартиры в 2001 году, чтобы доказать отсутствие оснований для признания сделки мнимой. Поэтому подход, предложенный Верховным судом, является сбалансированным и справедливым.

Вместе с тем я ожидаю от Верховного суда формирования универсальной позиции (выработки соответствующего теста), когда суд первой инстанции имеет право не согласиться с выбором конкретной кандидатуры АУ или выбором СРО и перейти к правилу случайной выборки. К сожалению, до настоящего времени ВС ограничивается отдельными казусами, которые, видимо, должны демонстрировать наличие «схематоза» в действиях заявителя, что должно приводить к переходу суда к выбору АУ по правилам случайной выборки. Но сам подбор казусов не является достаточным, обороту необходимы более или менее четкие правила.

Согласно постановлению первой кассации, сделки были признаны недействительными на основании п. 1, 2 ст. 61.2 закона о несостоятельности. Судья Верховного суда указал, что большая часть из оспоренных платежей пришлась на период, когда должник не отвечал признакам неплатежеспособности, и вообще изучил дело весьма внимательно, что можно только приветствовать. Судя по постановлению суда первой кассации, нижестоящие суды изучали исключительно вопрос о том, входят ли спорные платежи в период подозрительности, но не проверяли, были ли у должника признаки неплатежеспособности. Вместе с тем, с учетом безвозмездного характера этих сделок, даже в случае, если в удовлетворении заявления о признании сделок недействительными будет отказано, вероятно, встанет вопрос о взыскании соответствующей суммы с генерального директора как убытков общества (если не истечет исковая давность) и экономические последствия для бывшего директора должника будут одинаковыми.

Анализ процессуальной составляющей спора, дошедшего до Верховного суда, поражает воображение. Верховный суд признает, что возможность обжалования определения о завершении процедуры банкротства была потеряна исключительно в связи с нерасторопностью суда первой инстанции, который слишком поздно отправил дело в суд апелляционной инстанции, но при этом констатирует, что суды с этим сделать ничего не могут. Следует учитывать, что ВС РФ (по крайней мере, его коллегия по экономическим спорам) следует в фарватере практики, которая была создана еще ВАС, и под видом толкования норм и исправления судебных ошибок создает новые нормы. В рассматриваемом случае можно было бы ожидать высказывания суда о том, что внесенная в ЕГРЮЛ запись о ликвидации должника могла быть признана недействительной судом второй инстанции при наличии соответствующих оснований (например, применив по аналогии нормы о восстановлении корпоративного контроля). Сложно понять, почему этого не произошло.

В какой-то момент возникало ощущение, что к субсидиарной ответственности легче привлечь, чем ее избежать, а в ГК необходимо внести изменения с тем, чтобы переименовать общества с ограниченной ответственностью в общества с субсидиарной ответственностью. Важно отметить, что Верховный суд прямо высказался относительно того, что нижестоящие суды плохо мотивируют свои судебные акты: «Однако мотивы, по которым суды пришли к такому предположению, в судебных актах не отражены. В частности, по каждому из эпизодов судами упомянуты лишь отдельные ответчики, связи остальных ответчиков с эпизодами, в которых они не названы как участники спорных отношений, не раскрыты. Так, например, Косяков Д.А., Кичко С.В., Середкина Ю.В. указаны только во второй части эпизода № 2. Какое отношение они имеют к иным эпизодам, из судебных актов уяснить невозможно». Я надеюсь, что в какой-то момент Верховный суд займется тем, что путем вынесения определений по конкретным делам сформирует новый стандарт написания судебных актов, чтобы сторонам и третьим лицам вообще могло быть понятно, почему суд пришел к тем или иным выводам.

Другой важный вывод (который, хоть и очевиден, но при этом был проигнорирован судами нижестоящих инстанций) заключается в том, что если КДЛ был привлечен к ответственности за конкретные убытки, а потом требование о возмещении убытков было реализовано в ходе торгов, то он все равно остается должным по такому обязательству. Хорошо, что Верховный суд высказался по этому вопросу. Такие споры не единичны, у нас сейчас в работе аналогичное дело, где вопрос поставлен аналогичным образом. К сожалению, суд высказался только по ситуации, когда убытки, взысканные с директора, превышают сумму реестровой задолженности. Но суд ничего не говорит о случаях, когда были оспорены сделки директора и сумма взысканного в результате такого оспаривания превысила реестровую задолженность. По логике вещей, ситуация аналогичная и директора также нельзя привлекать к субсидиарной ответственности, поскольку это будет означать двойное привлечение к ответственности за одно нарушение. Хотелось бы, чтобы Верховный суд формулировал свои выводы как более общие правила.

И надо признать честно, что участники оборота, в целом, к этому иммунитету очень сильно привыкли. И судам, и даже участникам оборота достаточно сложно представить себе, что на единственное жилье может быть обращено взыскание по долгам. И несмотря на имеющееся постановление Конституционного суда, даже обращение взыскания с предоставлением замещающего жилья идет, прямо скажем, со скрипом и только в самых одиозных случаях. Верховному суду еще не раз предстоит высказаться о том, что нужно чаще обращать взыскание на единственное жилье. Необходимо более тщательно выработать критерии: что является жильем дорогостоящим, шикарным, на которое может быть обращено взыскание, и каким образом суды должны определять тот баланс интересов должника и кредиторов, при котором возможно обращение за взысканием единственного жилья с предоставлением замещающего жилья. И эти критерии, конечно, должны были быть определены законодателем. Но этого нет, и понятно почему: это норма, которая ставит под удар прежде всего интересы не обывателя, а людей богатых, у которых есть действительно очень дорогие квартиры, прямо скажем, выходящие за рамки обычного потребления. Законодатели в большинстве своем люди очень богатые. И это норма, которая, конечно же, будет применяться прежде всего против них.

Вместе с тем, не так давно Верховный суд истребовал сходное по проблематике дело А73-884/2022, где суды трех инстанций пришли к прямо противоположным выводам и не нашли оснований для привлечения банков к ответственности. При этом судья Верховного суда, передавший дело на рассмотрение, никак не прокомментировал один из основных доводов суда второй инстанции, удовлетворившего требования истца к банку: если в платежном поручении указаны и ИНН получателя, и номер счета, то банки отправителя и получателя обязаны либо исполнить поручение и перевести денежные средства именно указанному лицу, либо указать плательщику на несоответствие платежного поручения установленным требованиям, в частности, если указанный плательщиком счет не принадлежит указанному им же получателю денежных средств. При этом следует учитывать, что ИНН является публично доступной информацией, в то время как номер счета является объектом банковской тайны. Поэтому при распределении рисков между сторонами, с учетом того, что российский правопорядок допускает существование неограниченного количества юридических лиц с одинаковым наименованием, приоритет для идентификации должен отдаваться публично доступным способам идентификации (таким как ИНН), а не номеру банковского счета, который невозможно проверить.

Вместе с тем, с принятием комментируемого судебного акта суды все больше отходят от концепция обособления имущественной массы юридического лица – общества с ограниченной ответственностью – от имущественной массы его участников, что является одним из принципов корпоративного права. При консультировании по вопросам корпоративного права мы давно исходим из того, что общества с ограниченной ответственностью давно перестали быть таковыми на практике и, скорее, являются полными товариществами. Но тут Верховный суд пошел еще дальше и фактически приравнял имущество ООО к имуществу его участника (причем даже не единственного). При этом Верховный суд не дает для добросовестных участников оборота никаких ориентиров на то, как он может защититься от рисков конкурсного оспаривания подобного рода сделок. Опасность ситуации для гражданского оборота в том, что судебные акты ВС РФ являются практикообразующими. В данном деле суд недостаточно мотивировал свои выводы, не указал на незаконность предшествующих сделок или какие-либо иные конкретные причины, и его позиции могут быть применены впоследствии чересчур широко.

Мы все понимаем, что факт аффилированности должен устанавливаться исходя из объективных критериев. Подход, предложенный ранее Верховным судом, разделяющим аффилированность на фактическую и юридическую, работает плохо, поскольку не позволяет участникам оборота в должной мере оценить свои риски, в том числе банкротные. В тоже время Верховный суд предлагает ответчику по обособленному спору «дать пояснения по поводу аффилированности с должником» и соответствующим образом перераспределить бремя доказывания, что свидетельствует о том, что даже ВС не понимает до конца, является ли ответчик по спору аффилированным с должником или нет. Стоит отметить, что во всех отмененных судебных актах суды исходили из того, что «аффилированность сторон договора займа сама по себе не свидетельствует о совершении спорных платежей со злоупотреблением правом или без намерения создать соответствующие правовые последствия». При этом невозможно понять, установили ли суды аффилированность между заемщиком и должником по делу о банкротстве.

Исходя из статистики, раз дело передано на пересмотр, то скорее всего обжалуемые судебные акты будут отменены. Видимо, основным вопросом, который собирается анализировать Верховный суд, заключается в соотношении иска о привлечении генерального директора к убыткам за конкретные недобросовестные и неразумные действия и иска о привлечении этого же лица к субсидиарной ответственности. В законе подобные вопросы конкуренции исков не урегулированы, но такие ситуации не редкость. Полагаю, что логика судьи Верховного суда заключается в том, что если был удовлетворен иск о взыскании убытков и сумма взысканных убытков превышает сумму требований кредиторов, то права кредиторов уже были защищены надлежащим образом и основания для привлечения к субсидиарной ответственности этого же лица отсутствуют. В этих размышлениях есть зерно здравого смысла, особенно с учетом конкретных обстоятельств дела: при реестре требований кредиторов в сумме 4,8 млн рублей с ответчика в общей сложности пытаются взыскать 16,3 млн рублей.