Тимур Мухлисов

Здесь необходимо отметить, что Верховный суд РФ занял четкую позицию касательно природы моратория и обосновывал политико-правовые аргументы в отношении нераспространения моратория на лиц, находящихся в процедуре банкротства. Так, например, в Определении № 306-ЭС23-13597 Верховный суд РФ отметил, что мораторий представляет собой процедуру, направленную на сохранение возможности деятельности лица, оказавшегося в кризисной ситуации, вызванной экстраординарными обстоятельствами, и целью которой является выход его из указанной ситуации. Если же деятельность лица не может быть восстановлена (то есть, лицо уже обладает признаками неплатежеспособности (недостаточности имущества), то такие меры к указанному лицу не применяются, а взыскание неустойки не дестабилизирует оборот и не противоречит публичному порядку.

На мой взгляд, Верховным Судом РФ дело разрешено верно. Допущенная судами ошибка должна была быть исправлена нижестоящими судами и в принципе не должна была быть предметом рассмотрения высшей судебной инстанции. Верховный Суд РФ справедливо не применил закрепленные в АПК РФ презумпции касательно надлежащего уведомления, поскольку исходя из содержания судебных актов, контрагент должника по сделке, вообще не знал (и в данном случае не мог знать) о рассмотрении обособленного спора в отношении него и был лишен судебной защиты.Однако имеются сомнения, что указанный подход как-либо повлияет на судебную практику. В целом участниками процесса как надлежало ранее, так и надлежит сейчас активно занимать свою процессуальную позицию, в том числе самостоятельно отслеживать статус дела, его рассмотрение, даты направления судом судебных актов и т.д..

И это, на мой взгляд, не удивительно, поскольку представленная схема движения денежных средств в рамках одной группы компаний, с одной стороны, не является экономически целесообразной, а с другой — может быть квалифицирована в качестве реструктуризации имеющейся задолженности. При поиске ответа на этот вопрос необходимо выяснять мотивы заключения кредитных договоров, анализировать отношения между сторонами, условия и сроки предоставления денежных средств, а также иные обстоятельства. Вполне вероятно, что Верховный суд РФ попытается провести указанное разграничение в рамках настоящего спора. Однако в целом, как представляется, Верховный суд не сформулирует какую-либо новую позицию, которая коренным образом повлияла бы на правоприменительную практику.

Однако при вынесении решения суд первой инстанции отказал в удовлетворении требований заявителя, ссылаясь на то обстоятельство, что КДЛ и кредитора, и должника является одно и то же лицо, а суды апелляционной и кассационной инстанций с опорой на это же обстоятельство понизили очередность удовлетворения требований кредитора, при этом цель предоставления кредитором должнику отсрочки по платежам вовсе не оценивалась, что является, на мой взгляд, нарушением с учетом тех функций, которые выполнял должник. Кроме того, в Обзоре ВС РФ от 29.01.2020 года четко указывается, что сам по себе контроль кредитором должника не является безусловным основанием для субординирования требований кредитора, а также то, что участие публично-правового образования в уставном капитале должника при включении в реестр требований кредиторов должника также не является основанием для субординации. Указанные разъяснения судами не были учтены при рассмотрении спора. В этой связи, скорее всего, ВС РФ отменит вынесенные судебные акты и направит дело на новое рассмотрение для установления всех обстоятельств, имеющих значение для дела.

До этого в другом известном деле Pandora Consulting LC (дело № А76-31539/2021) Верховный суд РФ отказал в передаче кассационной жалобы заявителя и косвенно допустил лишь возможность банкротства иностранных лиц в РФ, однако не указал, при каких условиях. Принятый по итогам рассмотрения дела судебный акт будет иметь важное значение как для российского права, так и судебной практики, поскольку задаст ориентиры в вопросе банкротства иностранных лиц в России. Полагаю, что сформулированные Верховным судом РФ позиции впоследствии будут активно восприниматься нижестоящими судами при рассмотрении аналогичных дел.

До подачи заявления о банкротстве некоторые недобросовестные должники прячут свои активы, переписывают свое имущество, меняют место регистрации и стараются оставить в своей имущественной массе только то, что не жалко будет отдать кредиторам или же то, на что, по их мнению, должен распространяться исполнительский иммунитет. И вот как раз в таких случаях, когда становится очевидно, что должником предпринимались недобросовестные действия по созданию видимости того, что их имеющееся жилье является единственным, суд также может отказать в распространении исполнительского иммунитета.

По закону кредиторы вправе предлагать управляющего, который, по их мнению, будет способен эффективно исполнять возложенные на него обязанности, однако суд вправе не согласиться с таким выбором. При этом управляющий должен быть независим как от должника, так и от кредиторов, а сомнения в его заинтересованности толкуются против него, как это указано в новом Обзоре Верховного суда РФ судебной практики по вопросам участия арбитражного управляющего в деле о банкротстве от 11.10.2023 года. В данном случае первый кредитор предложил кандидатуру управляющего, но затем отказался от своего заявления. Тем не менее суд утвердил предложенную кандидатуру, несмотря на возражения правопреемника, ошибочно сославшись на п. 27 Обзора Верховного суда РФ от 20.12.2016 года, в котором, как верно указывает банк, описывается несколько иная ситуация – когда требование кредитора уже погашено. Тем более, как указывает сам банк, в настоящем деле имелись разумные сомнения в независимости арбитражного управляющего, которые были проигнорированы судами.

Парадоксально, но нижестоящие суды в процессе рассмотрения дела совершенно верно указывали на предмет доказывания в подобных спорах, обоснованно делали акцент на имеющихся в законодательстве о банкротстве презумпциях, однако по какой-то причине подошли к разрешению спора достаточно формально без учета важных для дела обстоятельств. Не совсем ясно, почему суды проигнорировали ключевые доводы бывшего руководителя должника об имевшейся технической ошибке в документации относительно дебиторской задолженности. В данном случае непредставление документов никак не затрудняло проведение процедуры банкротства и не делало ее проведение невозможной. Напротив, судя по анализу судебных актов, бывший руководитель должника активно содействовал управляющему, предоставлял всю необходимую информацию относительно имеющегося имущества у должника, вел себя открыто и добросовестно.

Такой приоритет представляется оправданным исходя из цели банкротства – соблюдения баланса интересов кредитора и должника. В данном случае положения о публичном предложении могут рассматриваться как еще одна попытка реализовать имущество должника и удовлетворить требования кредиторов. Любопытно, что проектом федерального закона № 1263425-7 предлагается признать утратившим силу абз. 3 п. 4.1. ст. 138 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», а также совсем недавно был внесен законопроект № 309801-8, в соответствии с которым единственное жилье должника, находящееся в ипотеке, не будет подлежать реализации. Представляется, что после принятия указанных проектов практика рассмотрения подобных споров изменится коренным образом.

На мой взгляд, судами незаслуженно проигнорированы доводы кредитора о том, что в силу абз. 7 п. 12 Постановления Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» опубликование сведений о банкротстве сам по себе не свидетельствует о том, что все кредиторы должны знать об этом. В настоящем деле с момента оплаты долга должником по договору и до момента опубликования сведений о введении наблюдения в отношении него прошел почти год, поэтому нет ничего удивительного в том, что кредитор после получения денежных средств перестал отслеживать судьбу своего должника. С одной стороны, подача заявления о признании должника банкротом, должна была насторожить кредитора, но с другой стороны, само по себе такое заявление не означает, что должник обязательно будет признан банкротом, все сделки обязательно будут признаны недействительными, а его имущество в конце будет распродано.

В настоящем деле суды, на мой взгляд, необоснованно и слишком формально пришли к выводу о недоказанности истцом факта причинения ущерба нотариусом, а также незаконно проигнорировали важные для дела обстоятельства, установленные в рамках других дел. Нотариус же в данном случае в нарушение закона не проявил должную степень разумности и осмотрительности при оценке представленных ему для совершения исполнительной надписи документов, что и привело в итоге к списанию денежных средств со счета заявителя, то есть, к возникновению ущерба. Поэтому, по моему мнению, наличие причинно-следственной связи между возникшими убытками заявителя и виной нотариуса в настоящем деле очевидна, в связи с чем требования о взыскании денежных средств с нотариуса и со страховщика подлежали удовлетворению на основании положений абз. 3 ст. 18 Основ законодательства о нотариате и п. 4 ст. 931 ГК РФ.

Дело в том, что вопрос о недопустимости процессуального правопреемства после истечения срока для предъявления исполнительного листа ко взысканию ранее уже был разрешен Верховным судом РФ в п. 35 Постановления Пленума от 21.12.2017 № 54 «О некоторых вопросах применения положений главы 24 Гражданского кодекса РФ о перемене лиц в обязательстве на основании сделки», где сказано, что такая замена допускается только при условии восстановления срока на предъявление исполнительного листа к исполнению. После принятия указанного разъяснения Верховный суд РФ рассмотрел несколько аналогичных дел (см., например, определение СКЭС Верховного суда от 27.09.2022 № 305-ЭС22-8812 по делу № А40-34466/2018), в которых последовательно занимал одну и ту же позицию, поэтому решение по настоящему делу не вызывает удивления. Как и в предыдущих своих актах, в настоящем определении Верховный суд РФ ориентирует суды нижестоящих инстанций при разрешении вопроса о процессуальном правопреемстве проверять такие обстоятельства, как факт совершения уступки, ее объем, установление того, подавался ли исполнительный лист к взысканию, возбуждено ли исполнительное производство, не истек ли срок на предъявление к исполнению. При этом касательно вопроса о восстановлении процессуальных сроков Верховный суд РФ особо отмечает, что судам необходимо соблюдать баланс между принципом правовой определенности и правом на справедливое судебное разбирательство.

Очевидно, что индивидуальный тепловой пункт не является простым объектом недвижимости, который может свободно отчуждаться от одних лиц к другим, и не представляет сам по себе коммерческой ценности, поскольку не обладает самостоятельным функциональным назначением, а необходим только лишь для обслуживания жилого дома. Поэтому здесь, как представляется, можно согласиться с выводами суда первой инстанции, квалифицировавшего индивидуальный тепловой пункт в качестве единого недвижимого комплекса. С точки зрения действующего законодательства, индивидуальный тепловой пункт относится к общему имуществу многоквартирного дома и принадлежит собственникам помещений такого дома на праве общей долевой собственности. Следовательно, такое имущество не может быть в собственности каких-либо иных лиц и не могло реализовываться с торгов как имущество должника в принципе.