Ольга Жданова

Несколько необычны выводы Коллегии. Необычны они тем, что нижестоящие суды хоть и подошли формально, но в рамках этой формальности были правы. Законом действительно не предусмотрен такой способ распоряжения убытками, как аналогия с требованием о привлечении к субсидиарной ответственности в виде оставления кредитором этого требования за собой. Более того, суды нередко подчеркивают разную природу данных требований, да и последствия для ответчиков разные. Но Верховный суд сделал акцент на том, что субсидиарная ответственность фактически представляет собой разновидность иска о взыскании убытков, и решил отойти от формального подхода. ВС поставил вопрос о принципиальной возможности применения положений, касающихся выбора способа распоряжения субсидиарной ответственностью к требованию о возмещении убытков.

Несомненно, очень важное решение Верховного Суда. В текущих реалиях, когда любые международные взаимодействия сильно затруднены, а порою – просто невозможны, Верховный суд предложил интересный механизм реализации своих прав кредиторами на территории РФ в отношении иностранных компаний. Заявлен очень широкий перечень вариаций, при которых российское лицо будет иметь возможность банкротить иностранное. Более того, ВС говорит о том, что и этот широкий перечень не является исчерпывающим и не ограничивает возможности нижестоящих судов в этом вопросе. На мой взгляд, реализация подобных судебных решений за пределами нашей страны будет по-прежнему сомнительна, но внутри открываются новые горизонты и возможности, особенно в отношении того, что суд называет «вторичным производством по делу» (возбуждение дела о банкротстве в отношении обособленной имущественной массы должника). Пока возникает много вопросов о том, как подобные решения будут реализовываться на практике, но начало, безусловно, положено и возможность сама по себе открыта.

Суды установили не просто аффилированность должника и банка, как указывает ВС РФ, но и обратили внимание на факты, которые, по сути, свидетельствуют о привилегированном положении банка по отношению к остальным кредиторам. А что это как не компенсационное финансирование, приведшее к необоснованному увеличению кредиторской задолженности, которой при обычных добросовестных отношениях между банком и заемщиком просто не могло возникнуть? Накачивание должника деньгами в отсутствие должного обеспечения, при наличии признаков кризисного состояния позволило должнику еще какое-то время скрывать истинное положение вещей, вводя в заблуждение других кредиторов. К сожалению, Верховный суд посчитал такое участие банка недостаточным для субординации. С учетом формулировок ВС полагаю с большой долей вероятности, что требования банка будут включены в реестр, что вызывает большое сожаление и поощряет такое недобросовестное поведение банков.

Не думаю, что обстоятельства данного спора окажут какое-то значимое действие на судебную практику, потому что толком суды ничего не исследовали. Дело буквально пестрит маячками, которые вызывают сомнения в добросовестности кредитора. Тут и странные расписки двадцатилетней давности, которые появились в заявлении кредитора спустя пол года после первоначальной версии заявления, и толком не подтвержденные сведения о доходах, либо ссылка на доходы опять же 20-летней давности, участие нотариуса с сомнительной репутацией, появление договора, удостоверенного нотариально этим нотариусом в Ингушетии, в то время как обе стороны находились совершенно в других местах. Даже половины фактов из данного спора с лихвой хватит, чтобы отказать в признании данного долга обоснованным. Неоднократное ходатайство о проведении экспертизы, заявляемое должником, тожепостоянно игнорировалось, хотя здесь очень просится ее провести. Я думаю, что с большой долей вероятности суд отправит данный спор на новое рассмотрение с указанием на необходимость проведения экспертизы и получения доказательств в отношении тех фактов, на которые ссылается кредитор.

Данное дело показалось мне интересным тем, что с подобными нарушениями торгов арбитражные управляющие сталкиваются довольно часто. Недобросовестные участники торгов нередко таким образом пытаются торги контролировать. Есть еще один из распространенных вариантов злоупотребления. Ввести в торги двух участников, и, когда один из заинтересованных участников предлагает удобную цену, второй взвинчивает ее до небес, отрезая других (добросовестных) участников торгов. В дальнейшем победитель, естественно, отказывается заключать договор, и управляющий предлагает имущество второму после победителя участнику. Таким образом, путем нехитрого сговора участники получают нужное имущество по привлекательной цене. И вот здесь все зависит от того, какой у должника управляющий и насколько он заинтересован в честной продаже. Я, например, считаю, что управляющий в подобной ситуации должен был признать торги недействительными, потому что злоупотребления очевидны. Но, как мы видим, суды не всегда придерживаются такого мнения. Очень надеюсь, что Верховный суд сделает верный шаг к прекращению этой порочной практики.

В этом деле все прекрасно: оформление документов задним числом, фальсификация документов, установленная экспертизой, отсутствие фактического владения, отсутствие несения расходов ответчиком по сделке, сомнительная оплата и прочая, и прочая. Мне кажется, представлены все классические вариации недобросовестного поведения. Если бы я не знала исход данного дела, я бы утверждала с очень высокой долей вероятности, что данная сделка будет оспорена. Но суды трех инстанций почему-то проигнорировали все эти очевидные и вопиющие признаки. Поэтому решение, принятое Верховным судом, и то, на что обратил внимание Верховный суд, выглядит логичным и правильным. Очень странно, что все это было проигнорировано судами трех инстанций.

На мой взгляд, в данном деле мы видим довольно нетипичную позицию окружного суда. Постановление апелляционной инстанции было отменено исключительно по процессуальным основаниям. Кассация пришла к выводу, что судьи апелляционной инстанции необоснованно восстановили срок на подачу апелляционной жалобы, а следовательно, не должны были вообще рассматривать данный спор. В последнее время я часто сталкиваюсь с тем, что суды восстанавливают срок на обжалование довольно свободно, иногда, я бы даже сказала, в произвольном порядке. Кассация в дальнейшем на это внимания не обращает — если уж восстановили, то рассматривают. Поэтому отмена постановления апелляционного суда исключительно из-за необоснованно восстановленного срока на оспаривание — интересный прецедент, который заставляет стороны более дисциплинированно относиться к процессуальным срокам.

В очередной раз становится грустно, что Верховному суду приходится приниматься за ручное регулирование подобных вопросов. Такое ощущение, что суды намешали все в кучу. Мне, как и заявителю жалобы, непонятно, какое отношение к рассматриваемой ситуации в споре между СРО и взыскателем имеет пункт 29.1 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской РФ от 23.12.2010 № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)». В данном пункте регулируется выплата процентов за пользование чужими денежными средствами в ситуации признания сделки недействительной в рамках дела о банкротстве. Причем тут спор с СРО? При этом суды не учли другие специальные нормы закона о банкротстве, которые, на мой взгляд, как раз и должны были быть учтены. Не думаю, что этот спор как-то значительно повлияет на судебную практику, независимо от его исхода, — уж слишком узкая ситуация рассматривается.

Логика кассации была в том, что поручитель отвечает перед кредитором в том же объеме, как и должник, если иное не предусмотрено договором поручительства. По мнению кассации, судам надлежало учесть правовую природу основного обязательства, обеспеченного поручительством. Основное требование кредитора было основано на задолженности общества по выплате ему действительной стоимости доли в уставном капитале, то есть являлось корпоративным. Это решение интересно тем, что суд кассационной инстанции переложил на должника и кредитора корпоративные отношения, которых, по сути, между ними никогда не было. Суд посчитал, что природа поручительства такова, что должна следовать за основным обязательством. Это кажется верным с точки зрения буквального толкования права, но мне видится не совсем справедливым.

В данной ситуации мы видим совсем уж вопиющий случай: уполномоченный орган (налоговая служба – первый заявитель по делу) обращается в суд с ходатайством о прекращении процедуры банкротства в связи с отсутствием финансирования, указывает на то, что дебиторская задолженность, которая имеется у должника, безуспешна к взысканию, а другого имущества нет. Процедуру прекращают. Что происходит дальше? Управляющий резонно обращается в суд с заявлением о взыскании вознаграждения с налоговой, а та предлагает ему получить вознаграждение с должника, у которого, оказывается, полно активов в виде дебиторской задолженности. Суды апелляционной и кассационной инстанций поддержали позицию налоговиков.