Юлия Черепнова

При этом сама по себе ситуация клонирования бизнеса не предрешает вопрос об ответственности. Что касается стороны защиты, то ответчик, во-первых, должен понимать, что основное бремя доказывания – на нем. Во-вторых, следует показать суду реалистичную картину действий и самое главное – разложить причину и следствие, порвать связь между банкротством должника и деятельностью новой компании. Вряд ли вышеуказанное окажется простым совпадением, но обратное ответчик должен доказать.

Арбитражная практика последних лет показывает, как подозрительное поведение КДЛ, использование различных противоправных схем, договорных конструкций и историй про сгоревшие в офисе документы отразилось на судах: суд прекрасно понимает, где и когда КДЛ лукавит. Суд интересуют «бизнесовые» и приближенные к реальности объяснения. И когда он не получает ответов от КДЛ или ответчик стремится своими рассуждениями о принципе добросовестности увести суд в высокие материи права, суд не откладывает заседание, а делает выводы.

В настоящем деле вывод суда о том, что 192 млн руб. относительно 28 млрд руб. — это несущественно и поэтому не создает презумпцию КДЛ, представляется очевидным. Тем не менее при решении вопроса о наличии или отсутствии статуса КДЛ опираться на сухие цифры не стоит, необходимо смотреть шире и принимать во внимание дополнительные обстоятельства, например, принципиальную возможность совершения сделки или ряда сделок в отсутствии влияния на должника со стороны ответчика, т.е. могли ли быть доступны условия сделки для независимых участников оборота, взаимоотношения сторон до и после сделки, влияние сделки на каждую из сторон.

Данное дело демонстрирует порядок применения последствий недействительности к сделке, по которой должник получал компенсационное финансирование. Существенный признак компенсационного финансирования состоит в том, что требование о его возврате удовлетворяется после всех внешних кредиторов. Поэтому решение апелляции о вычете суммы компенсационного финансирования из суммы, подлежащей возврату, привело к нарушению баланса интересов независимых кредиторов и контролирующих лиц. В связи с этим решение судов первой инстанции и кассации о применении именно односторонней реституции представляется последовательным, поскольку, в первую очередь, направлено на защиту интересов независимого кредитора.

На этот раз коллегия рассмотрит эту проблему в контексте дела об ответственности контролирующих лиц за «брошенный бизнес». Справедливо, что Верховный Суд РФ уже в определении о передаче кропотливо перечисляет представленные кассатором доказательства и предпринимаемые им действия по истребованию доказательств. Это подчеркивает очевидную информационную асимметрию и неравенство доказательственных возможностей сторон данного дела. Передача данного дела на рассмотрение в коллегию подтверждает, что сложности с распределением бремени доказывания в спорах о субсидиарной ответственности еще актуальны. Ранее на это обращали внимание КС РФ в постановлении от 7 февраля 2023 г. № 6-П, СКЭС ВС РФ в определении от 4 октября 2023 г. № 305-ЭС23-11842 по делу № А40-143778/2022. Необходимость выравнивания возможностей по доказыванию привела к формированию ряда опровержимых презумпций, чтобы упростить для истцов процесс доказывания. Презумпции закреплены в законе в его изначальной редакции, действующей с 2017 г. Однако, как показывает практика, поиск того самого момента, когда бремя доказывания должно быть отдано противоположной стороне, все еще затруднителен.