Сегодня я приехала в город Красноярск для того, чтобы взять интервью у Олега Сметанина, потому что его дело на протяжении последних месяцев является самым обсуждаемым в сфере банкротства. Я посчитала, очень важно, чтобы именно Олег рассказал о нем, потому что мало кто знает, но Олегу Сметанину практически в одиночку пришлось добывать для нас с вами эту победу.
Олег, я очень рада, что вы согласились принять участие и дать интервью. Когда мы с вами впервые познакомились на том самом судебном заседании Верховного Суда, то вы меня спросили: а как же можно обсуждать дело на конференции, если ты не являешься его участником, если не знаешь фактических обстоятельств этого дела? Как можно это обсуждать? И я подумала, что будет честным, справедливым, если вы сами от первого лица расскажете о том, как это было, для того, чтобы в последующем наше родное сообщество могло уже обсуждать ваши дела, зная, так сказать, все подробности.Скажите, пожалуйста, почему в рамках уголовного процесса не удалось добиться применения исполнительского иммунитета и вам потребовалось инициировать обособленный спор в рамках процедуры банкротства для того, чтобы защитить свое единственное жилье, жилой дом и земельный участок?
В рамках судебного следствия, которое проходило непосредственно в Нижневартовском городском суде. По сути своей борьба была не за единственное жилье, а за сам факт признания наличия либо отсутствия события преступления и, как следствие, признания вины. Само по себе судебное следствие было нетипичным как для Нижневартовского городского суда, так и для всех участников процесса. Потому что вопросы, которые здесь рассматриваются, более серьезного плана. Я оспаривал сам факт признания ПАО «НК "Роснефть"» потерпевшим, доказывал, что в настоящем деле должна признаваться преюдиция по тем событиям, которые проходили при процедуре банкротства «Нижневартовскнефтегаз». На этом фоне вопрос сохранения ареста за имуществом был не самым важным.
При этом опять же я считаю, что суд, сохранив арест в обеспечении сохранности имущества, не принимал решения о том, каким образом должна проходить реализация этого имущества. По сути, суд вынес решение в отношении установления события преступления, наличия вины, признания вины, определения наказания. После вынесения акта начались трактовки, как толковать это решение суда. Вопрос порядка реализации имущества уже решался в 2023 г. неуполномоченным лицом. С таким запросом в суд обратилась служба судебных приставов, которая, согласно решению Верховного Суда, не является лицом, которое вправе было заниматься реализацией этого имущества. Поэтому вопрос не был настолько актуален.
Что касается дальнейшего оспаривания, то я прошел путь до подачи кассации в Судебную коллегию ВС и ни одна из инстанций не захотела этот вопрос рассматривать, т.е. все боялись пересмотра судебного акта, изменения каких-то условий. Частный вопрос наличия или отсутствия права у осужденного на единственное жилье никогда не рассматривался – это в принципе не интересовало. Были более серьезные, более грубые нарушения Уголовно-процессуального кодекса, на которые нужно было обращать внимание. Поэтому, условно говоря, на эту мелочь никто не захотел обращать внимания.
Но в результате такого хода вы могли действительно лишиться своего единственного жилья, потому что, насколько я понимаю, развивались события так, что в итоге арест был снят и уже готовились документы к тому, чтобы имущество было реализовано в рамках исполнительного производства в обеспечение требований потерпевшего.
В судебном заседании в Верховном Суде представитель ПАО «НК "Роснефть"» высказался о том, что для них данное дело является принципиальным, потому что именно исходя из тех принципов, как определит Верховный Суд, они дальше будут работать со своими должниками. Поэтому для них как раз вопрос реализации этого имущества имел принципиальное значение. Плюс – это ведь не первая попытка «Роснефти» доказать свое эксклюзивное право на распоряжение имуществом должника. До этого они обращались с запросом об установлении залогового статуса на все это имущество и получении определенных преимуществ вплоть до суда кассации, Арбитражного суда Восточно-Сибирского округа. При этом им было отказано. Суд Восточно-Сибирского округа установил, что ПАО «НК "Роснефть"», злоупотребляла своими правами. Именно после этого они приняли решение о том, что, раз не получается установить статус залогового кредитора, нужно воспользоваться другой возможностью и попытаться исключить lданное имущество из конкурсной массы и заняться реализацией через службу судебных приставов.
То есть у нас сложилась ситуация, при которой я сам оспаривал принцип двойного взыскания, когда имущество взыскивалось и в рамках процедуры банкротства, и непосредственно через службу судебных приставов в рамках исполнительного производства, доказывая, что подобный способ взыскания нарушает права. Суд тоже обратил внимание на то, что двойное взыскание невозможно, и определил достаточно простой принцип, что если должник – банкрот, все имущество реализовывается по правилам Закона о банкротстве, а если должник не является банкротом, тогда имущество реализовывается по правилам исполнительного производства. И суд четко провел черту, что пытаться реализовывать и так, и так невозможно, потому что в этом случае будут нарушаться и Закон об исполнительном производстве, и Закон о банкротстве.
А вот скажите, если вообще сравнивать два порядка реализации имущества – реализации в исполнительном производстве и реализации в банкротстве, как вы считаете, какой порядок наиболее отвечает целям того же банкротства и максимального удовлетворения требований кредиторов?
Принципиальная разница между реализацией в рамках процедуры банкротства и в рамках исполнительного производства: при реализации имущества в рамках исполнительного производства основное преимущество получает взыскатель, а в случае, если имущество не реализовывается на торгах, со второй попытки, то оно передается непосредственно взыскателю. То есть, по сути своей, закон рассчитан исключительно на взыскателя либо на группу лиц, но в данном случае на взыскателя. Тот, кто первым обратился, стал взыскивать имущество, тот все и получает.
И если взять в качестве примера, ну, может быть, не самые честные способы, то в данном случае изначально завышение цены на имущество приводит к тому, что никто на свободном рынке не стремится приобрести это имущество. Тогда взыскатель забирает его. Да, заведомо завысил цену, таким образом, он ограничивает круг покупателей на это имущество, но в любом случае преследует цель забрать его себе.
Если мы говорим о процедуре банкротства, то здесь есть сообщество кредиторов, цель которых – получить соразмерно требованиям и тогда для них публичные торги, при которых количество участников не ограничено, а самое важное, никто из кредиторов не получает какого-то преимущественного права, позволяют добиться максимальной цены. Да, возможны манипуляции, возможны какие-то эксклюзивные условия, но в целом сам принцип закона основан на том, что если есть неограниченный круг кредиторов, то нужно предоставить им равные возможности. Поэтому я могу сказать, что в исполнительном производстве все преимущества получает единственное лицо – взыскатель, а при процедуре банкротства преимущество получают кредиторы, которые могут добиться наиболее высокой цены реализации. Вот в этом принципиальная разница между одной и другой процедурами.
Давайте вернемся к вопросу про ваш кейс. Скажите, пожалуйста, вот вы человек, который не останавливается, вы очень целеустремленный, вы используете все процессуальные инструменты, которые есть сегодня и в гражданском процессуальном праве, и в уголовно-процессуальном праве. Когда вы подавали заявление на имя заместителя председателя Верховного Суда, какие шансы вы сами определяли, что вы будете услышаны?
В пределах 15 процентов. По сути, суд перегружен работой и количество дел, которые передаются председателю Верховного Суда на рассмотрение, ограничено 3 либо 2 процентами, в зависимости от вида права. Я поднимал достаточно интересный момент соблюдения принципов законодательства. То есть я не ставил вопрос, в частности, о том, что я доволен либо недоволен той формой, которая выбрана. Я оспаривал сами принципы, которые были изначально положены в Закон о банкротстве и были положены непосредственно в моем деле о банкротстве. Нужно ли вообще, в принципе соблюдать закон в отношении лиц, которые были подвергнуты уголовному преследованию? Если отойти от эмоций, от всего остального, то я могу констатировать тот факт, что сегодня лица, которые подверглись уголовному преследованию, не официально ограничены в своих правах и возможностях защищать свои интересы. Просто в качестве примера, когда я впервые обратился в арбитражный суд с ходатайством об ознакомлении с делом, после своего освобождения, мне потребовалось полтора месяца просто ознакомиться с документами.
Суд находился в недоумении, почему вдруг лицо, должник, который был осужден, который получил приговор, вдруг приходит знакомиться с делом? Подход был один – человек пришел вредить, испортить нам жизнь. И такое отношение продолжалось более чем 6–8 месяцев. То есть 6–8 месяцев я ходил знакомиться с делом, участвовал в судебных заседаниях и все это время стереотип, который наложился на все обстоятельства, привел к тому, что суд очень подозрительно на все это смотрел. Поэтому вопрос был в том, чтобы переломить отношение суда, отношение самой системы к лицу, которое пришло защищать свои права. Такие права есть, никто это не умаляет, но другой вопрос, как к этому относится общество, как к этому относится суд.
А как вам это удалось? В итоге было какое-то событие, после которого вы почувствовали, что суд понял, что вы пришли не вредить, а защищать свои права? Или это просто планомерная работа, в результате которой суд понял, что у вас намерения исключительно законные и связанные с исключительной защитой собственного права?
Я могу только предполагать. По-моему, суд был просто шокирован фактическими обстоятельствами, когда мы стали спорить и арбитражный управляющий поднял вопрос, а процессы шли параллельно, в том числе о том, что, по сути, пришел уголовник и пытается оспорить доходы, полученные преступным путем. Первое время суд как бы поддерживал позицию управляющего, потому что есть приговор, есть решение суда, вступившее в законную силу. Суд не вправе пересматривать судебный акт, вынесенный другим судом, и т.д. Тогда я стал доказывать то, что все доходы, которые я получил, получены законным путем; я стал доказывать, что существует принцип преюдиции, когда системой арбитражных судов было установлено, что все мои действия по проведению процедуры банкротства являются законными и есть судебные акты, которые подтверждают это. И суд общей юрисдикции, вынося приговор, не указал, в чем моя вина. То есть если арбитражный суд признал, что я действовал законно и обоснованно, в том числе распределяя конкурсную массу, нужно было сказать – а почему в данном случае правильно, неправильно? Плюс суд, во-первых, был удивлен тем, что в течение более 10 месяцев, анализируя мои доходы, расчетные счета, выписки, не нашел каких-либо доходов, которые можно было вообще в принципе признать незаконными.
Уникальность в данном случае моя заключалась в том, что я сумел доказать получение источника дохода, отталкиваясь от судебных актов. То есть все свои основные доходы я получил, исполняя свои обязанности арбитражного управляющего, и дополнительные вознаграждения я получал на основании судебных актов. У меня не было доходов, которые вообще можно было оценить, как нечестные и неофициальные. Во-вторых, в течение практически почти трех лет предварительного следствия, года судебного следствия, суды и другие государственные службы не смогли найти либо установить опять же доходы нечестные. То есть были проверены все мои родственники, в том числе и родители, которые умерли 2000-м году, были проверены расчетные счета всех юридических лиц, с которыми я работал. В результате этой проверки следствие не смогло установить каких-либо преступных доходов.
Если вернуться к определению Верховного Суда, которое стало кульминационным в этой вашей борьбе, как вы сами оцениваете этот итоговый судебный акт? Получили ли вы все ответы на те вопросы, которые ставили перед судом?
Ну всех ответов получить невозможно. И много осталось вопросов. Верховный Суд попытался в одном судебном акте решить достаточно много нетипичных вопросов. До этого возникла ситуация, когда ВС высказал свою позицию в отношении реализации имущества, нажитого, так скажем, незаконным путем. При этом суд высказался о том, что да, как бы возможны исключение из конкурсной массы и реализация его в рамках исполнительного производства. Но суд очень четко указал то, что прежде чем что-либо сделать с этим имуществом, необходимо принять судебный акт об исключении имущества из конкурсной массы.
Вы имеете в виду определение Верховного Суда от 2022 г.?
Да, да. На которое ссылались мои оппоненты. В моей ситуации дело было в том, что это имущество не исключалось из конкурсной массы.
И не было нажито преступным путем, что немаловажно, я считаю.
Да, и все создало прецедент, при котором Верховный Суд, оценивая, действительно пришел к пониманию, что нет типичных ситуаций, нельзя сказать, что должник, который подвергся уголовному преследованию, все украл либо все его имущество нажито преступным путем. Все имущество, которое у меня пытались реализовать в рамках исполнительного производства, было приобретено до инкриминированного мне периода преступления.
То есть управляющий и кредиторы не смогли доказать, что это имущество приобретено за счет преступно нажитых доходов. Соответственно, встал вопрос, как в этой ситуации поступать? И Верховный Суд, рассматривая условно это дело или кейс, встал перед дилеммой, что у нас нет стандартных или типичных ситуаций. Значит, нужно принимать решение, которое позволило бы судам в каждой конкретной ситуации разбираться, откуда что возникло, и нет заранее предрешенных каких-то ситуаций. Поэтому он и вынес это решение. Является ли оно универсальным для всех ситуаций? Нет, конечно. В каждой отдельной ситуации нужно бороться, защищать свои права. В данном случае суд продемонстрировал, что если должник ведет активную позицию, защищает свои интересы, то суд готов услышать его позицию и готов рассмотреть. Поэтому когда должник ведет себя пассивно, закрыв глаза и махнув рукой, что будет, то и будет, в этом случае злоупотребления со стороны и кредиторов, и управляющего приведут к тому, что он потеряет все и шансов бороться не будет, потому что действительно если ты не борешься, не отстаиваешь свою позицию, то тебя никто не услышит.
Олег, скажите, пожалуйста, с учетом того, что в вашем конкретном деле такая уникальная совокупность фактических обстоятельств: вы являетесь и осужденным обвиняемым на момент следствия, и должником в рамках процедуры банкротства, потерпевший и гражданский истец по уголовному делу является одновременно и реестровым мажоритарным кредитором в процедуре вашего банкротства, арест налагался именно в обеспечении требований потерпевшего гражданского истца в рамках уголовного дела. И имущество ваше было нажито непреступным путем, что немаловажно, а также рассматривался в рамках этого обособленного спора именно спор об исключении имущества из состава конкурсной массы. При таком уникальном составе фактических обстоятельств дела, как вы считаете, вот та правовая позиция, которая сформулирована Верховным Судом в определении от 24 октября 2024 г., может иметь универсальный, широкий характер для применения или она все-таки будет применяться только в тех делах, где имеет место, если не полное совпадение, как с вашими обстоятельствами, то с большей частью из них?
Нет. В данном случае как раз суд, рассматривая уникальную ситуацию, пытался вынести универсальное решение для многих дел. По сути своей суд, нужно отдать должное, изучил материалы дела, даже выходя за предмет обособленного спора, суд видел, что к тому времени я оспаривал не только исключение единственного жилья из конкурсной массы, а в том числе я указывал уже, что возбуждено исполнительное производство, что в рамках процедуры реализации имущества должника осуществляется исполнительное производство, что финансовый управляющий передал свои права и обязанности службе судебных приставов, что процедура банкротства принимает вид карательной функции, потому что все заключалось в том, что из Закона о банкротстве было взято право финансового управляющего оспаривать сделки, а все остальное было передано в службу судебных приставов.
Финансовый управляющий добровольно отказался от распределения конкурсной массы, ФУ не выполнял тех функций, которые на него возложены. Суд видел, что в данном случае, если сохранить вот эту ситуацию и потом тиражировать ее на иные процедуры банкротства, вопрос применения процедуры банкротства в отношении лиц, которые подверглись уголовному преследованию, потеряет свою актуальность.
При этом неважно, будет один кредитор или десять – важен сам принцип, можно ли вообще применять данный закон или нет. И поэтому суд вынес универсальное правило, что если должник – банкрот и сумма обязательств у него превышает его активы, тогда должны применяться нормы Закона о банкротстве и не будет исключений, как в моем случае. Если же у должника активы существенно превышают, условно говоря, обязательства по гражданскому иску у него меньше, чем активы, тогда вопрос заключается в том, что у гражданского истца есть возможность договориться с должником о порядке погашения данной задолженности либо мирным путем, либо в каком-то ином процессе, а если же не договорились, то через службу судебных приставов взыскать то, что ему положено по закону.
Поэтому в какой-то мере в этом есть универсальность, но ее нельзя будет тиражировать просто на все дела, не задумываясь о последствиях. Поэтому правила, которые были выработаны, не изменили само законодательство. Был уточнен принцип, когда, при каких условиях, какая норма закона действует. Если ты – банкрот, норма Закона о банкротстве, если не банкрот, то исполнительное производство.
Суд указал, что гражданский истец – это обычный кредитор, который наделен теми же правами, и эти права не превышают обязательства иных кредиторов, то есть он фактически уравнял всех и сказал: господа, если вы не можете договориться, если вы довели до банкротства, тогда для всех правила равны. Поэтому в этой части тоже подход закона универсальный. Он заявил о том, что исключительные права в рамках процедуры банкротства имеют кредитные учреждения по залоговым обязательствам. Здесь принцип, кстати, он законом был отработан, он существует, и попытка иных кредиторов получить для себя эксклюзивные права в части распоряжения имуществом суд пресек. И сказал о том, что нет, господа, все остальные равны и не нужно нарушать устоявшийся порядок распределения по очередям для всего остального. Другое дело, что в рамках моего личной процедуры банкротства все это приняло вид шоу, когда мы обычную рядовую процедуру банкротства, которую можно было провести и закончить, мы пытаемся обсуждать в деталях и это уже становится шоу.
И второй момент, очень серьезный, – те последствия, которые возникли в связи с тем, что в течение года нарушались нормы закона. Насколько должна нести ответственность служба судебных приставов, которая сознательно нарушила Закон об исполнительном производстве? И другой вопрос о том, что как бы было реализовано имущество, которое принадлежало должнику в рамках исполнительного производства, что, по сути своей, является недействительными сделками. Сегодня уже кассационная инстанция Арбитражного суда Восточно-Сибирского округа должна разрешить этот гордиев узел. Или же нужно будет передавать дело в Верховный Суд, чтобы разобраться, что должно произойти и кто виновен в том, что в течение года нарушался закон, прошли сделки, которые нарушают права должника, фактически было распродано за бесценок имущество должника. И вправе ли лицо, которое не обладает процессуальными правами, что-то требовать от суда.
Если вернуться к арестам? Верховный Суд высказался, что имущество подлежит свободной продаже, что переходит оно к новому покупателю без каких-либо ограничений, обременений. Как вы считаете, порядок снятия этого уголовного ареста подразумевает, что арест автоматически снимается в силу норм ст. 126 и 213.25 Закона о банкротстве либо нужно предпринимать какие-то активные действия по снятию этого ареста?
Автоматически ничего не снимается. Как показывает опыт, государственные органы исходят из принципа, что должен быть судебный акт. Думаю, мы рано или поздно придем к четкому пониманию того, что, обращаясь в суд в связи с введением процедуры банкротства по вопросу реализации арестованного имущества, взыскатель либо арбитражный управляющий будут просить о снятии ареста. И если суды общей юрисдикции такой арест не снимут, тогда они, представляя документы о том, что предприняли безуспешные попытки снять арест, будут просить арбитражные суды снять арест, которые, проверив, что были выполнены все необходимые действия, будут точно так же выполнять. То есть у нас этот механизм отработан, когда, например, лицо, участвующее в арбитражном процессе, просит истребовать доказательства. Суд всегда проверяет, а была ли у вас возможность эти доказательства получить и если не было, тогда я вам помогу, если была, то реализовывайте свое право. Принцип один и тот же – попытайтесь сначала решить доступными механизмами: если не получится, я сниму арест, и тогда это будет обязательно. Просто появится практика, когда невозможно будет на торгах в рамках банкротства реализовывать имущество арестованное либо с какими-то обременениями.
Такая практика уже есть. Изучая ваш вопрос, я посмотрела, как проводятся торги в рамках процедуры банкротства, когда имеется арест. И вы знаете, здесь очень неоднозначная судебная практика. Она делится на два лагеря, и в одном случае суды говорят о том, что проводить продажу имущества в рамках процедуры банкротства, арестованного в рамках уголовного дела, можно. Главное указать в сообщении в торгах всю полноту сведений о том, что имеется уголовный арест – это когда потенциальный покупатель осведомлен о том, что есть определенные ограничения в отношении имущества и вроде как процедура соблюдена и нет оснований для оспаривания таких торгов.
В других случаях суды исходят из того, что сделка, совершенная при наличии уголовного ареста, является ничтожной и, соответственно, последствия ничтожности сделки – это двухсторонняя реституция. Поэтому здесь эта практика в определенном виде есть, она сформирована, однако нет единства.
Единство появится по одной простой причине, раз суд сказал, что арест можно снимать, что это непреодолимое препятствие и вопрос касается только добросовестности действий взыскателя или управляющего, то, соответственно, суд будет требовать, чтобы такие аресты снимались. Хотя это в любом случае в интересах и продавца (финансового управляющего либо арбитражного), и в интересах покупателя, и в интересах кредиторов. Поэтому раньше, когда нельзя было снять арест и это было непреодолимым препятствием, можно было бы доказывать то, что можно реализовывать имущество при наличии ареста. Сейчас, когда Верховный Суд сказал, что это вполне возможно реализовать и такое право у арбитражного суда есть, оснований проводить торги при наличии ареста уже не будет. Если вам сказали, что можно идти снимать, тогда идите и снимайте. Нет каких-то препятствий для того, чтобы это арест не снять.
Знаете, я с вами совершенно согласна по поводу того, что автоматически арест не снимается. И мы в своем канале «Доброторг – электронные торги» провели соответствующий опрос. Он заключался в том, считают ли коллеги, что аресты снимаются автоматически или необходимо совершать какие-то действия для снятия ареста. 35% посчитало, что арест снимается автоматически на основании норм ст. 126 и 213.25 Закона о банкротстве. 55% полагают, что требуется обращение к лицу, в производстве которого находится уголовное дело, и 10% затруднились ответить. Вот такая статистика. То есть, несмотря на то что большинство разделяет нашу с вами точку зрения, что арест необходимо снимать, есть 35% тех, кто, скорее всего, не предпримет никаких действий по их снятию.
Я полностью с вами согласна, что необходимо предпринимать действия, и это уже выработанная непосредственно в процессе нашего опыта и практики работы, в том числе с инвесторами. Потому что когда мы выступаем организаторами торгов, наша задача продать актив в процедуре банкротства дороже. И когда мы предлагаем определенные активы в банкротных торгах инвесторам, они, естественно, увидев наличие неснятой записи в ЕГРН об аресте, не станут рассматривать этот актив для приобретения по высокой стоимости. То есть цена – это первый фактор, в связи с которым нужно обращаться с определенным заявлением для снятия ареста. Потому что если арест не будет снят, то на торги просто не придет достаточное количество участников, которые будут действительно торговаться за этот актив и поднимать его стоимость.
Опять же, мы возвращаемся к тому же принципу добросовестности, что управляющий, снимая или пытаясь снять обременение ограничения, проходит, возможно, сложный формальный путь. Но в любом случае получает ответ на свои вопросы. И, обращаясь с вопросом о снятии ареста, суд указывает, что либо это имущество в дальнейшем, возможно, подлежит конфискации и тогда понятно, что арест снимать бесполезно и бессмысленно, и он об этом уведомляет кредиторов, и тогда это имущество, с которого не снимается арест, в таком случае исключается из состава конкурсной массы и вообще не подлежит продаже. То есть если суд сказал, что это имущество подлежит конфискации, то зачем его держать в конкурсной массе и пытаться продавать, оно все равно будет конфисковано, пойдет в доход государства. Значит, необходимо будет финансовому управляющему либо арбитражному управляющему обратиться в суд об исключении его из конкурсной массы и передаче на ответственное хранение либо органам правопорядка, либо какому-то другому лицу. Но ты снимешь с себя ответственность, тебе не нужно будет оправдываться, куда этот объект делся. Поэтому принцип: узнай судьбу объекта, узнай обременения, ограничения, когда узнал, обратись к компетентным органам о снятии ареста. Если тебе сказали о том, что этот объект никогда не будет продан, то зачем тратить время? Иди в суд, исключай из конкурсной массы или определи иной порядок, как этим имуществом распорядиться, и, выполнив добросовестно свои обязанности, спи спокойно.
Поэтому здесь вопрос заключается исключительно в последовательности действий. Больше ничего. Выполнил свое действие и сиди, расслабляйся. Другое дело, еще раз говорю, когда управляющий исходит из принципа – мне это экономически невыгодно, я ничего делать не буду. Либо покупатель, вернее, кредиторы, заинтересованные в ином исходе, сами тянут процедуру банкротства по каким-то другим основаниям, тогда – да, наличие формально ареста приведет к тому, что раз объект нельзя продать в течение 10 лет, процедура банкротства тянется, и все довольны: управляющий за 10 лет бездействия получает деньги, но ничего не делает, кредиторы решают свои проблемы, ну, как бы объект, соответственно, не может быть продан.
Скажите, Олег, а как вы пришли в профессию арбитражного управляющего?
Случайно. Я до этого в 17 лет работал на флоте, дослужился до должности старшего помощника капитана, имел диплом капитана дальнего плавания, капитана речных групп судов. Но семья сказала, что надо жить дома, воспитывать детей. И я предпринял попытки уйти на берег из плавсостава. Уйдя, столкнулся с тем, что это был 1997 г. На тот момент времени стало активно развиваться банкротство и была попытка ввести в действие Закон о банкротстве. Я прошел обучение по программе арбитражных управляющих в 98-м году. И около 20 лет занимался процедурами банкротства.
У вас были такие крупные процедуры банкротства. Можете об этом рассказать?
В 2000-м году я провел процедуру банкротства как раз в Красноярске, о порядке замещения активов. На базе Красноярского завода «Сибэлектросталь» было создано новое акционерное общество, которое перешло в собственность частично кредиторов, частично администрации Красноярского края. И процедура банкротства была завершена путем заключения мирового соглашения. Это, правда, не привело к восстановлению полностью деятельности общества, оно в 2005 или 2006 г. все-таки прекратило свою деятельность, было ликвидировано.
В 2003 г. я точно так же провел в рамках процедуры банкротства замещение активов на Федеральном государственном унитарном предприятии «Камский целлюлозно-бумажный комбинат». На тот момент это был единственный ЦБК в государственной собственности. При неэффективном управлении общество сформировало большой размер кредиторской задолженности. На его базе было создано АО «Камский целлюлозно-бумажный комбинат», которое до настоящего времени продолжает работать. Сам факт, что для города Краснокамска Пермской области это предприятие было градообразующим. И, кстати, функционирует в настоящее время, хотя собственники менялись.
В дальнейшем, если брать крупные предприятия, то я занимался процедурой банкротства группы Amtel-Vredestein. В этом случае мы на базе Кировского шинного завода и Воронежского шинного завода создали новое акционерное общество. Эти предприятия попали в группу «Кордиант» и в дальнейшем пакет акций был приобретен группой Pirelli. Заводы и сегодня продолжают работать.
Наиболее крупная сделка, если брать именно по стоимости – это уже «РУСИА Петролеум» – предприятие, которое расположено в Иркутской области. Здесь вопрос состоял в том, что при процедуре банкротства важно было сохранить лицензию на добычу полезных ископаемых. Ковыктинское газоконденсатное месторождение является одним из крупнейших в Российской Федерации – было важно, чтобы покупателем выступало российское юридическое лицо. За это предприятие боролись два крупных игрока на этом рынке – «Газпром» и «Роснефть». При этом истинная цель была сохранить монополию «Газпрома» на транзит и продажу газа. Потому что если бы это предприятие было приобретено «Роснефтью», то в этом случае, по сути, можно было бы оспорить наличие государственной монополии у «Газпрома» на транзит и экспорт газа.
То есть это была политическая процедура?
Это была экономическая процедура, потому что продавцом выступала группа TNK-BP. Цель была – получить максимальную сумму при реализации комплекса с начальной стоимостью 15 млрд ₽, которая покрывала полностью сумму кредиторской задолженности. Имущественный комплекс вместе с лицензией был продан за 22 млрд ₽ без НДС. Для TNK-BP важно было получить максимальную сумму. Для «Газпрома» важно было сохранить монополию на газ и потенциально источник добычи газа, а для «Роснефти» – получить возможность работать на газовом рынке по добыче газа на крупнейшем месторождении и в последующем, возможно, оспорить монополию «Газпрома» на экспорт газа, добившись того, чтобы быть равноценным противником «Газпрома» на этом рынке. Каждый остался при своих интересах. «Газпром» получил огромный актив, заплатив за это большие деньги, TNK-BP получила сумму, которая перекрыла их инвестиции в этот проект, «Роснефть» ничего не получила, но и не вложила никаких денег. Не реализовались амбиции, но и денег не потратили.
Олег, завершая нашу с вами встречу, скажите, пожалуйста, с высоты своего опыта – профессионального и жизненного, тех обстоятельств, которые произошли в вашей жизни, какие у вас будут рекомендации действующим арбитражным управляющим?
В первую очередь с оглядкой относиться к тем требованиям, которые к тебе предъявляют непосредственно кредиторы. Потому что как было тогда, так есть и сейчас, самая уязвимая фигура в процедуре банкротства – арбитражный управляющий, через давление на него можно провести как законные, так и не очень законные сделки. И нужно понимать, что даже при наличии решения суда можно найти или добиться иного исхода в процедуре банкротства, с последующим обвинением в уголовном праве.
Сегодня у нас ни один арбитражный управляющий не застрахован от того, что, завершив процедуру банкротства, ты не окажешься виновным исходя из норм уголовного права. И здесь состязательная практика, которая раньше была между Высшим Арбитражным Судом и Верховным Судом, постепенно переместилась на другой уровень, когда у нас соревнуются нормы права. То есть сегодня Уголовно-процессуальный кодекс, Уголовный кодекс соревнуются с Арбитражным кодексом в отношении того, кто вправе выносить окончательное решение – виновно лицо или не виновно и каким образом это решение нужно выносить. Поэтому всегда нужно понимать, что, с одной стороны, идти на поводу у кредиторов опасно и это вполне может закончится тем, что кредитор в какой-то момент поменяет свою позицию и примет другое решение, а так как он изначально давал тебе заведомо незаконные указания, то он же и использует механизм для давления на тебя в последующем. Поэтому верить на слово особо нельзя.
Олег, благодарю вас, что вы нашли возможность в своем плотном судебном графике дать интервью, рассказать о своем деле, дать рекомендации действующим арбитражным управляющим. Спасибо вам огромное! Конечно, хочется пожелать вам сил и здоровья на вашем жизненном и профессиональном пути.
И вам всего хорошего! Тем более что это ваша тема – проведение торгов, она в любом случае будет востребована, просто надо теперь уже рассматривать другие подходы. И мне кажется, именно участие в каких-то восстановительных процедурах сегодня будет очень сильно востребовано. Как правильно делают замечания, у нас сегодня экономика столкнулась с большими проблемами по дальнейшему развитию и можно ожидать очередной вал процедур банкротств, которые будут инициированы банками. Поэтому работа есть.
До новых встреч тогда!
Действующие лица:
