Дмитрий Королев

“Первая проблема: классическое создание искусственной задолженности. Используя друзей, родственников, связанные компании и пр., должник формирует против себя требования за счет принадлежащих ему же денег. Впоследствии эти требования помогают ему контролировать процедуру, забирать часть выручки от реализованного имущества. Чтобы это предотвратить, принцип состязательности в банкротстве действует с важными оговорками. В отличие от ординарного процесса, судья не может ограничиться констатацией наличия долга на основе изучения первичных документов, но должен удостовериться, мог ли кредитор при его финансовом состоянии предоставить должнику такие деньги. Кассация воспроизвела эту позицию. Вторая проблема: цель, ради которой должник и дружественный кредитор провели всю операцию. Кассация предположила, что таким образом должник очистил квартиру от залога, чтобы впоследствии вывести ее из конкурсной массы через правила об исполнительском иммунитете. Сама по себе такая цель не является противозаконной, однако действия по её достижению — включение в РТК долга, которого на самом деле нет, и, вероятно, преимущественное удовлетворение требование залогового кредитора, — вряд ли могут быть одобрены.

И позицию г-на Капустина можно понять: он делал так, как того требовали хозяева компании — семья Метельских. Именно в этом, с его точки зрения, состояла его задача как руководителя фирмы. Но, как известно, закон смотрит на это дело иначе: директор должен заботиться об интересах компании, а не об интересах ее теневых бенефициаров. Одобрение последних ничего не меняет и не освобождает руководителя от ответственности. Что касается сюжета с вновь открывшимися обстоятельствами, ВС РФ воспроизвел важную идею: для таких обстоятельств недостаточно лишь фактора «новизны», важно также, чтобы открывшееся обстоятельство вело к ошибочности вынесенного решение. Последнего-то как раз и не хватило г-ну Капустину для пересмотра дела. То, что сделки были признаны мнимыми, не делает их выгодными для компании «Манор», они все так же остаются убыточными, поэтому директор должен отвечать.

Упростив, вопрос звучит так: может ли должник договориться с кредитором об отсрочке долга, при этом на период отсрочки не будут начислены проценты, но к дате платежа тело долга возрастет? Нижестоящие суды указали, что так делать нельзя, это причинит вред кредиторам. Верховный суд предложил более аккуратную модель: оценить, как соотносятся между собой (а) сумма, на которую будет увеличено тело долга, и (б) сумма процентов, которые могли бы быть начислены за период отсрочки. В деле Птицефабрики первый вариант оказался очевидно более выгодным: за 10 лет отсрочки долг 610 млн рублей увеличился бы всего на 35 млн, что равносильно 0.6% годовых. Получается явно недорогой «кредит», если сопоставить его с процентами по ставке рефинансирования, что и сделал Верховный суд. Такой подход представляется более взвешенным, нежели сравнение номинальных сумм долга «до» и «после», как поступили нижестоящие суды.

В нем Верховный суд впервые допустил так называемую материальную консолидацию имущества компаний. Ее суть: объединение активов и пассивов должника с компаниями, состоящими с ним в одной бизнес-группе. Реалии таковы, что зачастую группы намеренно банкротят одного из своих участников, чтобы списать долги. Разумеется, с последнего заранее снимают все сливки и оставляют кредиторам рожки да ножки — совершенно пустую фирму. Конечно, это нечестно и материальная консолидация позволяет с этим бороться. Впрочем, говорить о сложившемся институте пока рано. Материальная консолидация — тема непростая. Она допускается в США, Франции, но, к примеру, не признается в Германии. Поэтому посмотрим, в каком направлении Верховный Суд будет дальше развивать эту идею.