Елена Мохова

Полагаю, что модельный закон не пересекается с международно-правовыми обязательствами государств и не вступает в противоречие с работой над Соглашением. Модельный закон может занять свою значимую нишу в виде гармонизированных норм для стран СНГ в сфере трансграничной несостоятельности, причем как в отношении производств по делу о несостоятельности из стран Содружества, так и из третьих государств. Иначе говоря, модельный закон может стать базовым национальным стандартом в странах СНГ для регламентации последствий банкротств из всех третьих государств, в то время как международный договор урегулирует отношения именно между субъектами стран – участниц такого договора. На мой взгляд, актуальными задачами модельного закона СНГ о трансграничной несостоятельности будут формирование категориального ряда в сфере трансграничных банкротств (основные и вторичные производства, центр основных интересов должника и др.), регулирование определения применимого права и – самое важное – решение вопросов признания последствий иностранной банкротной процедуры и признания и приведения в исполнение иностранных судебных решений, вынесенных в связи с делом о несостоятельности.

Эти дела примечательны, среди прочего, позицией о признании полномочий иностранного администратора неплатежеспособности в качестве единоличного исполнительного органа, действующего на основании иностранного судебного решения о признании Банка несостоятельным и назначении администратора, с учетом того, что соответствующие данные внесены в регистр предприятий Латвийской Республики. Так, в деле о контрэкзекватуре суд отметил, что полномочия администратора неплатежеспособности, в том числе на подачу исковых заявлений об обращении взыскания на заложенное имущество, определяются в порядке ст. 1202 ГК РФ по личному закону Банка на основании выписки из Регистра предприятий Латвийской Республики (Определение АСГМ от 14.12.2023 по делу № А40-151084/23, оставлено в силе судами вышестоящих инстанций). В деле об убытках, рассмотренном судом первой инстанции, суд полагался на то, что администратор неплатежеспособности назначен судебным решением и, согласно латвийскому законодательству, является единоличным исполнительным органом.

Вне связи с обстоятельствами дела Беджамова, где вопрос о подсанкционном характере стал предметом обсуждения и не финализирован и, не исключено, будет снят, можно обратить внимание в целом на риторику английских судов. А она говорит о том, что доступ к суду для подсанкционных лиц остается декларативным, реальная редистрибуция активов для них затруднительна, если не невозможна. Это подчеркивает, что корень проблемы санкций сейчас не в доступе к процессуальной справедливости (доступе к суду), но в доступе к материальной справедливости. Но особенно настораживает другое — это потенциальный риск восприятия санкций как сверхнорм, «уничтожающих» все остальное право, дающих индульгенцию от ответственности за совершение правонарушений в отношении лиц, «помеченных» санкциями. Очень опасно допускать защиту от ответственности за деликты и мошеннические выводы активов ссылкой на подсанкционный статус пострадавшего. «Возьмите у них все, что сможете унести, и вам ничего за это не будет»? Видится, что это не очень хорошая история и для самих английских судов. Встав на этот путь, они будут подрывать и глобальное доверие к ним, поскольку в геополитической гуще событий не очевидно, кто из акторов и из каких государств может быть следующим, «помеченным» санкциями и, по сути, отлученным от права. А как показывает опыт последних лет, попытки отлучения от права части сообщества никак не способствуют решению глобальных проблем.

Текущая конвенционная база стран СНГ не позволяет эффективно решать проблемы трансграничной несостоятельности. При этом интерес кредиторов в доступе к зарубежным активам должников абсолютно закономерен. Но разработка возможной модели трансграничной несостоятельности для стран СНГ требует аккуратного и взвешенного подхода, с учетом баланса интересов вовлеченных юрисдикций. Важно, чтобы обсуждение модели было скоординировано с актуальными подходами в российском правопорядке, недавно сформированными Верховным судом РФ - речь идет о возможности открытия в России в отношении иностранных компаний как основных банкротных производств (по центру основных интересов должника), так и вторичных (по месту экономической деятельности или активам).