Максим Эмеров

Вместе с тем сформированная позиция ВС РФ, возможно, натолкнет сторону заказчика при новом рассмотрении дела задуматься о возможности применения разъяснений, содержащихся в абз. 2 п. 7 постановления Пленума ВС РФ Nº 44 от 24 декабря 2020 г., при обосновании позиции о необходимости взыскания с поставщика неустойки в спорный период. Представляется, что определение ВС РФ от 4 сентября 2025 г. заставит нижестоящие суды подходить более скрупулезно к установлению фактических обстоятельств рассматриваемых дел, чтобы правильно разграничивать моменты возникновения гражданско-правовых обязательств и даты (периоды) их исполнения.

Данную позицию Верховного Суда следует оценить позитивно, поскольку, действительно, речь в данном случае идет об определении цены услуг, а не о порядке конвертации, определения ее даты и курса. Никто не вправе ограничивать контрагентов в их стремлении предусмотреть в договоре особые условия, направленные на минимизацию рисков возможных потерь, если подобное не противоречит законодательству. Указав на то, что стороны договора могут предусмотреть правило «+ 1% к курсу ЦБ» с целью компенсировать возможные потери, Верховный Суд поправил ошибку суда кассационной инстанции, по всей видимости, не разобравшегося в разнице понятий «валюта долга» и «валюта платежа».

В связи с вышесказанным рассматриваемое решение Арбитражного суда города Москвы, оставленное апелляционным судом без изменений, представляется важным для судебной практики, поскольку учитывает ранее сформированные правовые позиции, в том числе на уровне Верховного Суда РФ, и дополняет массив судебных актов по вопросу об ответственности бывших контролирующих лиц кредитной организации.

Суд округа указал на то, что в производстве АС г. Москвы имеется иной, приостановленный, обособленный спор о включении в РТК должника требования банка, основанного как раз на заявленном в рамках дела № А40-226/2014 о банкротстве банка заявления о привлечении должника к субсидиарной ответственности и взыскании ущерба на много большую сумму (более 15,5 млрд руб.) Тем самым, представляется, что здесь решающим моментом для судов, действительно, стал особый статус банка в лице ГК «АСВ» как непосредственного инициатора привлечения КДЛ к субсидиарной ответственности и заявителя по уголовному делу, а также как профессионального участника гражданско-правовых отношений. По мнению судов, обладая всей необходимой информацией, которая недоступна обычному кредитору, банк имел право и должен был подать заявление о включении требования в реестр своевременно, не дожидаясь приговора суда.

Тем не менее на практике встречаются судебные акты, подобные обжалованным в настоящем деле, где суд первой инстанции, в отсутствие каких-либо доказательств со стороны ответчика, потребовал таковые у истца, несмотря на его объективную невозможность их предоставить, а апелляционный суд указанное поддержал. Подобный подход уже признавался СКЭС ВС РФ ограничением доступа кредитора к правосудию (определение от 21 февраля 2025 г. № 305-ЭС24-22290). В целом, Верховный Суд РФ за последнее время неоднократно высказывался, что кредиторы вправе рассчитывать на добросовестное процессуальное поведение КДЛ, прибегая к судебной защите своих имущественных прав (см., к примеру, определения СКЭС от 16 апреля 2025 г. № 305-ЭС24-24042; от 11 февраля 2025 г. № 307-ЭС24-18794; от 26 апреля 2024 г. № 305-ЭС23-29091).

Помимо необходимости доказывания противоправности действий (бездействия) управляющего, суд также должен убедиться в том, что размер причиненных убытков реален и конкурсная масса действительно могла быть пополнена при ином поведении бывшего управляющего. В связи с этим особый интерес представляют доказательства, на которые опирались суды при разрешении вопроса в части исполнимости гипотетического судебного акта о взыскании денежных средств по спорным сделкам должника. Суд первой инстанции установил, что возможный ответчик вскоре сам был признан банкротом, однако уже через несколько месяцев его долги перед кредиторами в размере 19,2 млн рублей были погашены мажоритарным участником. Тем самым, суд пришел к выводу, что данный участник был заинтересован в продолжении хозяйственной деятельности общества и смог бы выплатить еще один долг в размере 20,2 млн рублей. С учетом того, что суд фактически презюмировал готовность третьего лица уплатить сумму, превышающую в два раза ту, что оно уже оплатило, позиция представлялась спорной.