Игорь Вышегородцев – арбитражный управляющий с 1999 года. Завершил более 150 процедур банкротства. В 2017 году против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в мошенничестве, которое впоследствии было переквалифицировано на обвинение в растрате денежных средств. Как полагает сторона обвинения, арбитражный управляющий (АУ) совершил данное деяние в процессе банкротства воронежского государственного предприятия «Военторг № 769».
В ходе почти пятилетних судебных тяжб Вышегородцеву удалось частично победить систему, добившись исключения из дела некоторых пунктов обвинения. В апреле нынешнего года Вышегородцев не явился на очередное судебное заседание и по решению суда был заочно арестован.
В 2021 году вы выиграли в Воронеже суд в споре о своем уголовном преследовании. Как удалось этого добиться?
Это было настолько вопиющее нарушение со стороны Следственного комитета (СК РФ), что даже наша провинциальная судебная система не смогла закрыть на это глаза. Речь идет о жалобе на отказ принять мое заявление о совершенном преступлении. Под преступлением имеется в виду возбуждение следователем уголовного дела в отношении меня без заявления потерпевшего. Я направил это заявление в СК РФ по Воронежской области, но его определили в категорию «Обращение граждан», и СК не стал его рассматривать, а отправил в прокуратуру. Я это обжаловал, так как считаю, что СК должен был рассмотреть именно заявление о преступлении. Прокуратура поддержала мое требование в суде. Но это не было решением о прекращении уголовного преследования. Это было именно заявление о преступлении. СК в итоге исправил формальные нарушения, и на втором судебном круге мне отказали. СК мое заявление о преступлении назвал «…несогласием с решением следователя» и отказал.
Представляете?! В деле, которое было прекращено (а в отношении меня возбудили шесть уголовных дел), я нашел нарушение и пожаловался, поскольку это дело вообще не должны были возбуждать без заявления потерпевшего. Такого заявления не было, и сделать его задним числом не могли: дело уже было закрыто и меня признали по нему невиновным. Но СК считает, что я просто несогласен со следователем. Не сообщаю о преступлении следователя, а просто не согласен, и поэтому СК не будет возбуждать уголовное дело на следователя за неправомерное возбуждение уголовного дела в отношении меня.
Вы работаете арбитражным управляющим с 1999 года и, как никто другой, осведомлены о проблемах отрасли: незащищенный статус АУ, уязвимое положение и постоянная угроза дисквалификации вследствие жалоб от третьих лиц (с недавних пор на АУ в Росреестр может пожаловаться любой желающий). Что можно сделать, чтобы АУ стало легче (и возможно!) работать?
Для АУ необходим специальный защитный статус, как для судьи, следователя, прокурора или адвоката. АУ отнимает и продает имущество, проводит розыск имущества и документов, расторгает сделки, возвращает деньги, то есть находится в ситуации plato o plomo (серебро или свинец) – так Пабло Эскобар предлагал полицейским и судьям делать выбор (или берешь деньги (взятку), или тебя убьют).
В наших реалиях АУ зачастую делается предложение:
или деньги, или тюрьма, а иногда и смерть.
АУ похищают, убивают, привлекают к уголовной ответственности, сажают в тюрьму. Надо понимать, что такой спецстатус не защитит недобросовестных АУ от совершенных ими нарушений, но затруднит «оборотням в погонах» калечить жизнь АУ и даст ему возможность быть реально независимыми, что позволит добросовестно защищать интересы всех кредиторов и действовать на благо всего общества, в том числе и в интересах должника, как и сказано в законе о банкротстве. Сейчас даже нет необходимости разрабатывать отдельный закон о таком статусе АУ. Достаточно внести дополнение в уже имеющийся закон о статусе судей, прокуроров и полицейских. Просто дописать «… и арбитражных управляющих».
Примеров, когда арбитражного управляющего делают в процессе банкротства крайним, множество. Возбуждают уголовные дела, дисквалифицируют. Список бесконечен. Как это произошло в вашей практике?
На конференциях я обычно рассказываю не только о своей ситуации, но и о других АУ, оказавшихся в аналогичной ситуации или даже хуже, в том числе о том, как их похищают, убивают.
Нередко мои выступления начинались словами:
«Я жив и на свободе».
И это отражало ситуацию в жизни и работе практически всех АУ страны. Что же касается именно моей истории, то я завершил процедуру банкротства «Военторга № 769» в Воронеже погашением 99% требований в реестре требований кредиторов. Было даже погашение кредиторам мораторных процентов. И это стало, кстати говоря, одним из обвинений, что якобы я не должен был платить кредиторам мораторные проценты. Вдумайтесь, полиция говорит, что арбитражный управляющий не должен был отдавать деньги кредиторам!
В результате в отношении меня возбуждают уголовное дело, сажают меня на двое суток в изолятор временного содержания. Пока я там сижу, к моему делу присоединяют второе уголовное дело. Через год после первого дела возбуждают еще четыре уголовных дела. Затем все дела объединяют в одно. В итоге из шести возбужденных уголовных дел три попали в обвинительное заключение, по четвертому я был полностью оправдан следователем, пятое дело просто растворилось (по нему не было обвинения и не было прекращения), шестое – это переквалифицированное первое дело. В самом начале, пять лет назад, уголовное дело в отношении меня возбудили за то, что я должен был якобы спрашивать разрешение у собственника должника на продажу имущества. Через два года следователь понял, что спрашивать разрешение на продажу имущества – это глупость, и просто обвинил меня в том, что я слишком дешево продал имущество, при том что продал я его на электронных торгах, после оценки (которую никто не оспорил) и после утверждения начальной цены торгов кредиторами (которую, как и торги, также никто не оспорил). Более того, я завершил процедуру банкротства. Арбитражный суд не нашел нарушений в этой процедуре (что отражено в определении суда о завершении банкротства), но для следователя, прокуратуры и уголовного суда это не является преюдицией. Далее уголовное дело (объединенное) отправили в суд. Я подал жалобу, и дело вернули на доследование в прокуратуру. Затем апелляция вернула дело в суд другому судье. Судья начал рассматривать дело по существу.
И выясняется, что все АУ, арбитражные суды и кредиторы живут по одним законам, а полиция и суды общей юрисдикции – по другим. И каждый АУ может быть привлечен к уголовной ответственности за то, что на торгах цена имущества была снижена. Снижена в силу закона о банкротстве. Но для следователя это не важно. Важно, что цена уменьшилась и, значит, был нанесен ущерб кредиторам, даже если кредиторы не писали заявление о преступлении. Или следователь посчитает, что начальная цена слишком низкая, не рыночная. А как продавать выше рынка имущество банкрота, следователь сказать не может, но ему это и не надо. Все это было в моем объединенном уголовном деле. Меня обвинили, что я слишком дешево продал имущество (растратил), которое принадлежало Российской Федерации. Только вот я показал и следователю, и прокуратуре, и в суде документы, которые говорят, что из пяти зданий, в растрате которых меня обвиняют, два до сих пор находятся в собственности РФ (и никогда не выбывали из государственной собственности), а три остальных здания государству не принадлежат, а значит, и нет ущерба, поэтому возбуждать уголовное дело было нельзя. Несмотря на то что первый судья вернул мое уголовное дело в прокуратуру на доследование, прокуратура оспорила возврат дела в апелляции, и дело рассматривает теперь другой судья. И никого в суде и прокуратуре не смущает, что представитель потерпевшего не может обосновать размер ущерба. Никто не обращает внимание, почему следователь не проверил, кому принадлежит якобы растраченное имущество. Суд не хочет удовлетворять ходатайство моих адвокатов, чтобы Росреестр предоставил подтверждающие документы, кому принадлежат якобы растраченные здания. Суд отказывается вызывать свидетелей и специалистов со стороны защиты. (Аудиозаписи из зала суда, подтверждающие мои слова, есть в телеграм-канале о моем уголовном деле: t.me/voentorg769)
Проблема не в том, что судьи, прокуроры или следователь безграмотны. Они очень даже грамотные. Следователь ведь прекратил одно из моих уголовных дел по реабилитирующим обстоятельствам. Уверен, что мой следователь теперь самый крутой специалист по банкротству в России среди полицейских (правда, этого следователя уволили за месяц до того, как прокуратура подтвердила нарушения в его деятельности).
Что еще можно предпринять на законодательном уровне, чтобы в целом исправить нынешнее положение АУ? Как обезопасить АУ от подобных эксцессов?
Во-первых, необходимо на семинарах, во внутренних приказах, на межведомственных совещаниях (или как еще до чиновников, силовиков и судей всей страны доводят указание верховной власти) сообщить, что закон о банкротстве – это специальный закон и в случае пересечения с другими законами (Гражданским кодексом, Уголовным кодексом и так далее) приоритет должен быть на стороне закона о банкротстве.
Закон о банкротстве – это специальный закон, и в случае пересечения с другими законами (Гражданским кодексом, Уголовным кодексом и так далее) приоритет должен быть на стороне закона о банкротстве.
Всегда и везде. И ни для кого не должно быть исключений. Даже если ты генерал-лейтенант, и тебе на Красной площади сам президент страны пожал руку на 9 мая.
Во-вторых, как я уже говорил, нужен специальный статус для АУ. Не для того, чтобы АУ в машине с мигалкой мчались по встречной полосе и отстреливали из маузера должников. А для того, чтобы АУ были независимы в юридическом плане.
В-третьих, вознаграждение. АУ должны быть независимы и в финансовом плане. А сейчас есть ситуации, когда по закону АУ должен получить свое вознаграждение (строго в соответствии с законом), а кто-то из кредиторов считает, что это слишком много, и начинает оспаривать. Это приводит к тому, что АУ должен или воровать, или продаться кому-либо из кредиторов. А это неправильно и противозаконно. Не должен АУ, который отнимает и делит миллионы, быть голодным. Он или сдохнет с голоду, или перестанет быть святым. Это только в шоу «Наша Раша» есть святой и голодный гаишник, от которого отскакивают пули. В реальной жизни от АУ пули не отскакивают, а проникают глубоко в голову.
Не должен АУ, который отнимает и делит миллионы,
быть голодным. Он или сдохнет с голоду, или перестанет быть святым
По вашему заочному аресту в апреле вы уже комментировали ситуацию изданию «Коммерсантъ», где рассказали, что версия следствия «полностью необоснованная»: «По законодательству о банкротстве с момента введения арбитражным судом конкурсного производства у государства прекращаются полномочия по распоряжению имуществом, находящимся в хозяйственном ведении предприятия, если это предприятие стало банкротом. Это и произошло с «Военторгом». Чтобы это понять, надо просто почитать законы». Исходя из этого, чем именно аргументирует свою позицию сторона обвинения? Какие у нее возражения на это?
Аргумент обвинения такой: закон о банкротстве нам не указ. Мы судим тебя по Уголовному кодексу. Все твои доказательства несостоятельны, потому что ты хочешь избежать наказания, и поэтому мы не будем их учитывать. Все твои возражения – это просто несогласие с действиями следователя, и поэтому они не принимаются во внимание. Следователь считал, что по Гражданскому кодексу при распоряжении имуществом (продаже), где есть доля муниципального или федерального имущества, нужно сначала получить согласие собственника. Через два года следователь понял (или кто-то пояснил, кроме меня), что полномочия и правда у собственника пропадают в ситуации банкротства. Практики по всей стране на эту тему много. Хотя, когда я на самом первом допросе, после которого меня отправили в ИВС, рассказывал о том, что «от Калининграда до Сахалина так работают АУ по всей стране», мне был ответ: «Мне все равно, что там в Калининграде, главное, что у нас в Воронеже». И в итоге переквалифицировали обвинение, хотя нужно было просто прекратить уголовное преследование. На все мои жалобы на то, что не было основания для возбуждения уголовного дела, суды всех инстанций мне отказали. А через два года сам следователь отказался от этого обвинения, но дело не прекратил и начал искать еще какие-либо нарушения. И нашел: якобы я продал дешево, и якобы нельзя было платить кредиторам мораторные проценты. И все как-то «забыли», на основании чего было возбуждено уголовное дело. Никто не извинился. Никто не прекратил уголовное дело. Могли ведь прекратить и возбудить по другим основаниям. Но нет, просто «забыли».
В чем, на ваш взгляд, причина переквалификации статьи 159 УК РФ («Мошенничество»), по которой вас изначально обвиняли, на считающуюся более «мягкой» статью 160 УК РФ («Растрата»)?
Разве она мягче, если мне так же грозит до 10 лет тюремного заключения? Но в данном случае не может быть мошенничества по квалифицирующим признакам Уголовного кодекса и Уголовно-процессуального кодекса. Это прекрасно понимал и следователь, поэтому перед отправкой в суд он переквалифицировал статью. Может быть, я могу только догадываться, консультации в прокуратуре (как органе, который должен принять у следователя эстафету) не позволили оставить первоначальное обвинение.
Насколько ваше дело является сегодня типичным в российской судебной практике?
В рамках защиты мои адвокаты нашли подобные случаи, когда следователь считал, что нужно получать согласие собственника. Но в этих случаях не доходило до заключения АУ под стражу и до скамьи подсудимых. Поэтому считать мой случай типичным или нет, я не берусь. Тем не менее каждый управляющий, который продает имущество муниципальных или федеральных предприятий, находится под угрозой возбуждения в отношении него уголовного дела.
Что вы планируете делать дальше?
Мы с адвокатами планируем бороться за мое честное имя дальше.
Кроме того, меня признали невиновным по одному из уголовных дел, и я имею право на реабилитацию (хотя прокуратура считает, что мое право на реабилитацию – это просто техническая ошибка), поэтому буду добиваться извинений и компенсации.
