Артем Бондаренко

Основное значение постановления в том, что суд уточнил порядок расчета суммы, которую залоговый кредитор должен перечислить на специальные счета должника при оставлении залога за собой. Ошибка нижестоящих судов сводится к тому, что из стоимости имущества, оставленного конкурсным кредитором за собой, сначала подлежала вычету сумма расходов на обеспечение сохранности предмета залога, что следует из п. 6 ст. 138 Закона о банкротстве. Суды проигнорировали это положение закона, в связи с чем сумма, подлежащая распределению в порядке п. 2 ст. 138 Закона о банкротстве между залоговым кредитором и должником, была необоснованно завышена. Это постановление важно для практики, так как оно уточняет порядок применения норм Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» и защищает интересы всех кредиторов, предотвращая необоснованное преимущество залоговых кредиторов.

Суды первой и апелляционной инстанций не дали должной оценки доводам конкурсного управляющего, ограничившись формальным подходом к оценке доказательств и распределению бремени доказывания. Одним из ключевых моментов стало правильное распределение бремени доказывания: со ссылкой на определение СКЭС ВС РФ по делу № А45-25813/2023 суд указал, что ответчики должны подтвердить реальность оказания услуг, их объем и обоснованность вознаграждения, поскольку истец объективно не может получить доступ к необходимым документам. Такой подход решает актуальную проблему доступа кредиторов к информации о деятельности должника. Без первичных документов, подтверждающих движение средств, кредиторы оказываются в слабой позиции, не имея возможности доказать причинно-следственную связь между действиями контрагентов должника и нанесением ущерба кредиторам.

Суд указал на презумпцию, предполагающую, что отсутствие у юридического лица документов, хранение которых являлось обязательным в соответствии с законодательством, признается связанным с намерением КДЛ скрыть следы совершения действий, приведших к банкротству. При этом КДЛ может опровергнуть данную презумпцию, предоставив доказательства своей добросовестности. Отказ КДЛ от предоставления документов или объяснений может быть расценен судом как недобросовестное поведение. Суд указывает на необходимость установления причинно-следственной связи между действиями КДЛ и банкротством, а также на определение даты объективного банкротства.

Суд может указать, что формальное исключение юридических лиц из числа участников долевого строительства, как это сделали апелляционная и кассационная инстанции, не должно лишать организации права претендовать на объекты, если они фактически выполнили обязательства перед гражданами. Если ВС РФ поддержит доводы заявителя, это создаст важный прецедент, позволяющий юридическим лицам, действующим в интересах граждан, претендовать на объекты долевого строительства. Такое решение может повлиять на практику, расширив права организаций, участвующих в восстановлении прав граждан-дольщиков, и уточнив порядок применения норм законодательства о банкротстве. Кроме того, оно подчеркнет необходимость учитывать не только формальный статус участников, но и их фактическую роль в решении социальных задач. Это также может стимулировать юридических лиц к участию в государственных инициативах по защите дольщиков, укрепляя доверие к таким механизмам.