Бронислав Садиков

Принцип добросовестности не предполагает защиту недобросовестного участника оборота. Очевидно, что правопорядок не может поощрять сокрытие должником своего имущества от обращения на него взыскания, поэтому даже формальные нарушения при проведении торгов с учетом предшествующего порочного поведения должника сами по себе не могут становиться основанием для признания таких торгов недействительными. В свою очередь, получение должником выручки, оставшейся после расчетов по текущим и реестровым требованиям, в меньшем размере, нежели она могла быть, может квалифицироваться как санкция за допущенные должником отклонения от нормы в его поведении.

К настоящему времени на уровне судов округов сложилась практика о неприменении моратория в этой части и возможности взыскания неустойки в такой ситуации. Суды буквально толкуют подпункт 2 пункта 3 статьи 9.1 и абзац десятый пункта 1 статьи 63 закона о банкротстве, которыми предусмотрено прекращение начисления финансовых санкций в период действия моратория за просрочку исполнения денежных обязательств. Из этого они делают вывод, что по неденежным ранее возникшим обязательствам неустойка в период действия моратория начисляется и может быть взыскана. Считаю такое толкование неправильным и подлежащим исправлению при рассмотрении СКЭС ВС комментируемого дела.

Банкротство залогодателя-третьего лица является таким ухудшением. При этом, полагаю, что в рассматриваемом случае, ухудшения обеспечения не произошло. Если заложенная квартира действительно является для залогодателя единственным жильем, то все иные кредиторы залогодателя, даже по текущим и реестровым требованиям предшествующей очереди по отношению к требованию банка, не могут рассчитывать на их удовлетворение за счет этой квартиры. Квартира не должна включаться в конкурсную массу, а залог сохранится вне зависимости от результатов банкротства залогодателя. Таким образом, положение банка в связи с банкротством залогодателя не ухудшилось, его права не нарушены.

Суды как первой и апелляционной инстанций, отказавшие в иске, так и окружной суд, удовлетворивший заявленные требования, перепутали направленность одного из платежей, указав, что платеж совершен должником в пользу ответчика, хотя, судя по тексту комментируемого определения, наоборот, ответчик перечислял денежные средства должнику. Очень жаль, что ВС приходится устранять подобного рода ошибки. На мой взгляд, дело интересно с точки зрения вопроса о процессуальных правилах, касающихся полномочий суда кассационной инстанции. На примере этого дела можно в который уже раз рассматривать проблемы (а) возможности кассационного рассмотрения без оценки судом доказательств, а также (б) различия оценки доказательств и правовой квалификации существующих правоотношений (о последнем аспекте разъяснения даны в пункте 32 Постановления Пленума Верховного суда от 30.06.2020 № 13).

Нижестоящие суды посчитали, что им является письменное требование (претензия) кредитора. Поручитель же небезосновательно, со ссылками на положения пункта 6 статьи 367 ГК и разъяснения, данные в ПП ВС № 45, считает таковым предъявление иска в суд. В данном случае непонятно, почему банк- профессиональный участник рынка кредитования - так долго тянул с предъявлением иска в суд с учетом недвусмысленного указания в законе на то, что в срок поручительства должен быть предъявлен именно иск в суд. На мой взгляд, получив первый же ответ поручителя о необходимости предоставления дополнительных документов, банку следовало обращаться в суд, не ставя себя под риски пропуска срока с таким обращением.

Уступка требования кредитора никак не влияет на обязанность заемщика по оплате кредита. Из передаточного определения не следует, что апелляционный и окружной суды сделали выводы о недобросовестности заемщиков. Более того, сбытовая компания (АО «Янтарьэнергосбыт») заявляла о привлечении банка в процесс о взыскании с нее новым кредитором в качестве третьего лица, в чем ей было судом отказано, а лизинговая компания (ООО «Каркаде»), так и не получив внятного ответа от временной администрации банка, внесла средства в депозит нотариуса. Полагаю, что соответствующее поведение заемщиков свидетельствует об их добросовестности, и, соответственно, невозможности взыскания с них в пользу банка средств, уже уплаченных ими цессионарию по признанной впоследствии недействительной цессии и начислению штрафных санкций. Риск недействительности цессии не может возлагаться на добросовестного должника по уступленному требованию.