Дмитрий Забродин

Особое значение при рассмотрении таких споров за рамками банкротного дела приобретает вопрос наличия у лица, обращающегося с соответствующим иском в суд, самого права на подачу данного иска. Об этом и напомнил нижестоящим судам кассационный суд, ссылаясь на необходимость проверки соблюдения истцом определенных условий, в частности: 1) были ли установлены требования истца в процедуре банкротства; либо 2) выступал ли истец в качестве заявителя по делу о банкротстве, и подтверждены ли его требования вступившим в законную силу судебным актом; либо 3) являются ли требования истца требованиями по текущим платежам, и подтверждены ли они вступившим в законную силу судебным актом. При этом кассация указала на ошибочный вывод судов о том, что требования истца в данном случае относятся к текущим платежам.

Начало такому подходу положил Верховный суд РФ в определении от 14.06.2023 № 305-ЭС23-1845 по делу № А40-78279/2022, на которое сослалась и кассация. Сложность применения норм о моратории в исковых делах связана с отсылочным характером данных норм и буквальным содержанием положений закона о банкротстве, к которым данные нормы отсылают. Так, согласно п. 3 ст. 9.1 закона о банкротстве на срок действия моратория в отношении должников, на которых он распространяется, наступают последствия, предусмотренные абз. 5 и 7 – 10 п. 1 ст. 63 закона о банкротстве. Именно абз. 10 п. 1 ст. 63 закона о банкротстве устанавливает, что в отношении должников не начисляются неустойки и иные финансовые санкции за неисполнение или ненадлежащее исполнение денежных обязательств, за исключением текущих платежей.

«Открытый» подход законодателя к вопросу определения круга контролирующих лиц может быть оправдан разнообразием фактических обстоятельств банкротства отдельных компаний и высокой степенью индивидуальности каждого случая. Тем не менее, представляется позитивным тренд на некоторое ограничение этого подхода, в связи с чем на суды, по сути, возлагается обязанность не только рассмотреть поведение привлекаемого к ответственности лица, но и установить, что объективные экономические и иные факторы не могли повлечь несостоятельность должника. Приводя подробное описание обстоятельств спора, Верховный суд РФ вновь подчеркнул существенное значение исследования подлинных причин наступления банкротства и роли контролирующего лица в этом.

Верховный Суд РФ последовательно придерживался данного подхода в своих определениях в рамках борьбы с влиянием аффилированных кредиторов и окончательно оформил его в т.н. Обзоре по субординации. В рассматриваемом случае суд кассационной инстанции указал на еще один признак, который может свидетельствовать о нахождении должника в состоянии имущественного кризиса, — наличие убытка по итогам финансового года в соответствии с данными бухгалтерской отчетности. На мой взгляд, придание данному признаку самостоятельного значения существенно снижает «сложность» доказывания для возражающих на требование лиц, которые могут ссылаться на бухгалтерские показатели должника вместо представления доказательств наличия у него признаков неплатежеспособности и недостаточности имущества или иных обстоятельств, указанных в ст. 9 закона о банкротстве. Поэтому наличие убытка по итогам финансового года, по моему мнению, не должно рассматриваться в качестве единственного обстоятельства, свидетельствующего о нахождении должника в имущественном кризисе.

Одновременно с этим Верховный суд РФ еще раз подчеркнул общую необходимость применения комплексного подхода к любым заявлениям об оспаривании сделок, даже когда дело касается «простого» платежа. В частности, судам надлежит проверять не только наличие иных оснований для признания сделки недействительной, чем те, что заявляет оспаривающее сделку лицо, но и установить все относящиеся к этой сделке фактические обстоятельства. Примечательно, что в рассматриваемых случаях Верховный суд РФ предложил судам выйти за пределы двусторонней связи сделок, которая, как правило, замыкается на должнике и приобретателе имущества, и на принципе которой строятся правила закона о банкротстве об оспаривании сделок, и рассмотреть возможность признания факта предоставления встречного исполнения по сделке наличествующим, если его предоставил не прямой контрагент должника, а иное лицо – участник группы.

Тем не менее, определенные аспекты этой позиции, которые нельзя оценить однозначно, уже сейчас могут повлиять на порядок рассмотрения дел о выдаче исполнительного листа по решению арбитражного учреждения и, возможно, в целом снизить популярность арбитражных учреждений как способа разрешения споров. Так, условно положительным аспектом определения Верховного суда РФ является развитие позиции, изложенной в п. 10 Обзора судебной практики Верховного суда № 1 за 2016 год. Теперь в спорах о выдаче исполнительного листа по решению арбитражного учреждения «проверка на банкротство» должна проводиться не только в отношении непосредственных участников спора – контрагентов сделки, но и в отношении непосредственно связанных с этой сделкой или ее исполнением лиц, а суды должны принимать во внимание доводы арбитражного управляющего. В этом смысле позиция Верховного суда РФ из определения может выступать в качестве превентивного механизма защиты от злоупотребления правом с участием третьих лиц: если сделка связана с банкротом (даже косвенно), то сперва следует дождаться рассмотрения спора о ее недействительности в банкротном деле.