Илья Кузьмин

Ранее указанная правовая позиция была закреплена в п. 26 постановления Пленума ВАС РФ № 35 от 22.06.2012, согласно которой суд должен анализировать иные объективные обстоятельства, подтверждающие реальность долга. Здесь также следует отметить сложившуюся практику Верховного Суда РФ по данной категории дел о включении в реестр требований кредиторов. Согласно разъяснениям высшего суда, в отличии от обычного искового производства к требованиям кредиторов в деле о банкротстве применяется повышенный стандарт доказывания – ясные и убедительные доказательства наличия и размера задолженности (например, определения ВС РФ от 31.01.2024 № 303-ЭС23-17584, от 02.09.2021 № 305-ЭС21-10486, от 13.07.2018 № 308-ЭС18-2197 и др.).

Ранее Верховный суд уже указывал, что в отличие от субсидиарной ответственности, где размер взыскания определяется размером требований неудовлетворенных кредиторов, цена иска о привлечении к ответственности по корпоративным основаниям от него не зависит и равна сумме всех убытков, причиненных контролирующим лицом (определение от 28.09.2023 года № 306-ЭС20-15413(3) по делу № А57-12609/2017). В настоящем деле Верховный суд уточняет данный вывод и указывает, что размер корпоративной ответственности может быть уменьшен, если сумма заявленных убытков превышает размер непогашенных требований и при этом контролирующее лицо-ответчик является единственным лицом, претендующим на получение ликвидационной квоты. Данное разъяснение, безусловно, имеет важное значение для практики и позволит соблюдать справедливый баланс интересов кредиторов должника и его контролирующих лиц. Верховный суд также обратил внимание на важность установления надлежащего субъектного состава лиц, потенциально ответственных за причинение вреда должнику, для правильного рассмотрения дела. Данное разъяснение позволит сократить количество ситуаций, когда заявители выборочно предъявляют требования к одним контролирующим должника лицам, игнорируя при этом действия других, лишая тем самым ответчиков права на полноценную судебную защиту.

Во-первых, в деле усматривается слишком формальный подход судов к толкованию оснований для пересмотра судебных актов по новым обстоятельствам. Так, суды, среди прочего, указали, что ответчик по оспоренной сделке не является ответчиком по иску о взыскании убытков, решения по которому просят пересмотреть заявители. При этом доводы заявителей были основаны на том, что оспоренная сделка являлась частью цепочки взаимосвязанных действий, приведших к убыткам. Во-вторых, интерес представляет и вопрос об определении состава убытков, причиненных в результате совершения сделки с предпочтением. Так, другими судебными актами по делу было установлено, что встречные предоставления в рамках оспоренной сделки были формально эквивалентны. Однако доводы заявителей в этой части основаны на том, что ответчиками искусственно создана ситуация, при которой контрагент должника, совершая с ним сделку с предпочтением и понимая ее потенциальную оспоримость, заведомо не мог бы исполнить реституционные обязательства ввиду отсутствия достаточных активов.

С одной стороны, она расширяет подход к толкованию условий банковских гарантии о фиксированном перечне документов, необходимых для получения выплаты. С другой – делает правило о фиксированном перечне менее определенным. Так, в дальнейшем в подобных случаях гарантам также придется оценивать доводы бенефициара об утрате тем или иным документом доказательственного значения для целей совершения выплаты по гарантии. В определении Верховный суд не приводит четких критериев, которые должны изменять значение документа для целей выплаты банковской гарантии. Однако исходя из конкретных обстоятельств дела, возможно выделить некоторые из них: объективная невозможность получения указанного в гарантии документа, наличие конфликта между бенефициаром и принципалом, а также введение в отношении принципала процедур банкротства.