Ксения Томилина

ВС РФ обоснованно сосредоточился на экономических последствиях совершения спорных операций для имущественных прав как должника, так и его кредиторов. Представляется, что причина, по которой данное дело оказалось на рассмотрении ВС РФ, заключается в том, что нижестоящие суды в какой-то момент отошли от оценки правомерности решения об увеличении уставного капитала и сосредоточились на анализе распорядительного акта передачи лицензии дочернему обществу.

В самом деле, в стандартном банкротном процессе истребование арбитражным управляющим у директора и у иных контролирующих должника лиц документации, отражающей деятельность должника, является рутинным этапом, а факт непередачи таких документов служит одним из маркеров обоснованности претензий кредиторов к контролирующим лицам. Другое дело, когда организация была исключена из реестра юридических лиц, без предоставления возможности кредиторам ознакомиться хоть с какими-нибудь сведениями о состоянии должника. В этом случае кредиторы в силу явной асимметрии информации находятся в заведомо проигрышной позиции, и перенос бремени доказывания видится логичным способом выравнивания процессуального положения сторон.

В отсутствие комплексного разъяснения Пленума такого рода дела будут все чаще оказываться на рассмотрении ВС. Вероятнее всего, он продолжит развивать линию недопустимости применения новых материальных норм к старым правоотношениям, учитывая скорость изменений банкротного законодательства.

Основной процедурный момент заключается в первичном распределении и последующем переносе бремени доказывания состава недействительности сделки. Практикой уже выработан четкий подход, в соответствии с которым при установлении факта аффилированности выгодоприобретателя по сделке с должником на последнего переходит бремя доказывания экономической обоснованности совершенной сделки. В анализируемом примере дополнительным фактором, повлиявшим на перенос бремени доказывания, явилось неисполнение бывшим руководителем должника обязанности по передаче документов должника. В ситуации, когда конкурсный управляющий исчерпал предоставленные ему законодательством способы получения информации об операциях должника, возложение на контрагента обязанности представить доказательства, обосновывающие совершение спорной сделки, представляется вполне логичным.

Так, например, вопрос сальдирования долга против неустойки в договоре подряда уже рассматривался Верховным Судом РФ, также подтвердившим правомерный характер такого сальдирования (Определение ВС РФ от 10.12.2020 № 306-ЭС20-15629). При этом обращает на себя внимание идея, отображенная в новом Определении ВС о том, что, обращаясь к суду с требованием о сальдировании, сторона обязательства, по сути, просит определить итоговую сумму задолженности с учетом допущенных нарушений. В самом деле, при сальдировании требований, возникающих из ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства, размер ответственности подлежит доказыванию кредитором, а при наличии на то оснований корректировке со стороны суда с помощью предусмотренных законодательством механизмов (применительно к неустойке таковым является ст. 333 ГК РФ). В свете имеющегося Определения мы полагаем, что подход Верховного Суда РФ к институту сальдирования в банкротстве меняться не будет.

Более обоснованной нам представляется точка зрения, при которой необходимо оценивать именно сделку, из которой возникло требование, и ее характер на момент совершения. В самом деле, если сделка исходно носила компенсаторный характер, то последующая уступка требования из такой сделки независимому кредитору либо введение процедуры банкротства в отношении лица, предоставившего компенсаторное финансирование, не повлечет изменения в статусе самой сделки. Анализируемые ситуации, скорее, сопряжены с вопросом распределения и предупреждения рисков, сопровождающих требования из таких сделок. И именно Верховному Суду РФ предстоит дать ответ на этот вопрос. Другое дело, насколько нижестоящие суды, независимо от принятого ВС РФ решения, возьмут его за образец.

В отличие от арбитражного управляющего, привлечение «местных» юристов, разбирающихся в особенностях применения права места нахождения имущества должника, выглядит абсолютно логичным и разумным шагом. На наличие специальных познаний как критерий обоснованности привлечения третьего лица обращает внимание и Арбитражный суд Приморского края. В самом деле, в отсутствие знаний об иностранном праве самостоятельные действия арбитражного управляющего по обращению взыскания на имущество должника порождают риск не только затягивания процедуры, в том числе связанный с выполнением формальностей по легализации российских документов, но и недостижения желаемого результата.

Анализируемое Определение ВС РФ можно охарактеризовать как еще один кирпичик в фундаменте экономически ориентированного подхода к деятельности должников. Остается рассчитывать, что нижестоящие суды не будут игнорировать позицию, изложенную Верховным Судом РФ, и будут придерживаться единообразного правоприменения.