Мария Печек

Что касается вопроса установления статуса КДЛ, здесь Верховный суд может установить неприятную позицию, так как на сегодняшний день позиция кассационного суда соответствует общепринятой практике: не подписывал от имени должника сделки, не входил в единоличный исполнительный орган — значит, не мог влиять на должника и принимать решения. Несмотря на креативный подход доказывания конкурсным управляющим контролирующего статуса лица через консультацию у юриста, согласие Верховного суда с таким подходом может установить новый стандарт доказывания привлечения к субсидиарной ответственности и установления статуса КДЛ.

В частности, суды дали оценку тому факту, что кредитор обратился с исполнительным листом задолго до появления признаков неплатежеспособности, а также тому, что было пропорциональное удовлетворение требований кредиторов. Однако при вынесении такого вывода суды первой и апелляционной инстанций допустили ошибку, которую верно отметил окружной суд. Указывая многочисленные номера исполнительных производств, которые существовали на момент возбуждения исполнительного производства кредитора, суды при этом ограничились исключительно оценкой соблюдения баланса интересов между кредитором, который подал заявление на оспаривание сделки, и кредитором, перечисления в пользу которого были оспорены. Важно, чтобы судами в дальнейшем позиция окружного суда не была воспринята как повод формального применения п. 2 ст. 61.3 закона о банкротстве исключительно по периоду проведения сделок, поскольку суд сделал значимый вывод о том, что нормы указанного пункта не связаны с датой возбуждения исполнительного производства и пропорциональностью удовлетворения требований кредитора. При исследовании вопроса предпочтительности сделки необходимо учитывать общую цель возврата имущества в конкурсную массу и справедливое распределение в интересах всех участников банкротного дела без исключений, а не только сторон обособленного спора.

Исследуя вопрос относительно правомерности перечисления денежных средств контрагентам за исполнение контракта, суды первой и кассационной инстанций разошлись в оценке обстоятельств и перераспределении бремени доказывания. В части этого необходимо начать с того, что в самостоятельном порядке сделки по перечислению спорных денежных средств конкурсным управляющим не оспаривались, а значит, признавать перечисления неправомерными только на основании решения выездной налоговой проверки (ВНП) незаконно. В этой части, конечно, видится логичным решение суда кассационной инстанции. Возможно, Верховный суд примет такую же позицию, но с иной мотивировочной частью, поскольку в решении суд кассационной инстанции исходил из «подмены» предмета доказывания.

Исходя из общей произошедшей ситуации, конечно, хочется поддержать позицию Верховного суда в той части, в какой недопустимо все без исключения последствия ситуации возлагать как риски на банк. Вопрос исследования должной осмотрительности и распределения бремени доказывания неоднократно поднимался перед ВС, но исследования касались преимущественно налоговых правоотношений и выбора надлежащего контрагента путем его проверки. Однако общий вектор перераспределения ответственности за ненадлежащую осмотрительность можно вычленить и на основе уже имеющихся актов. Например, в Определении № 302-ЭС21-5294 Верховный Суд указал, что проявление неосторожности в силу пункта 1 статьи 404 Гражданского кодекса является основанием для уменьшения судом размера ответственности должника, но не для полного отказа в удовлетворении требования о возмещении убытков. Кроме того, исследуется вопрос поведения с обеих сторон в рамках проявления осмотрительности — ведь сторона могла и не проверить информацию при всем желании, если другая сторона отношений умышленно эту информацию скрыла. Поэтому в рамках данного дела Верховный Суд принял к рассмотрению жалобу на основании отсутствия исследования поведения другой стороны при полном доказательстве надлежащего поведения со стороны банка по тем обстоятельствам, которые вообще были судом исследованы — а, как мы можем видеть из определения ВС, ряд фактов из имеющих значение не были рассмотрены и оценка никакая не была дана.

Несмотря на то, что преюдицируются факты, а не оценка, решение суда не ограничивается только одним фактом в виде соответствующего решения в резолютивной части. Кроме того, если говорить об объективных пределах преюдиции, то эти пределы ограничиваются набором фактов, входящих в предмет и основание иска и подлежащих доказыванию. И вот на основании установления наличия или отсутствия тех или иных фактов образуется соответствующее решение суда, которое отражено в резолютивной части. Но в резолютивной части решения суда не указываются установленные судом факты. А в первоначальном решении по делу А73-25485/2019, на которое ссылались суды апелляционной и кассационной инстанций, из преюдиционных фактов установлен только факт неотправки претензии по надлежащему адресу. Следовательно, обстоятельства по существу никак не исследовались.

Несмотря на кажущуюся на первый взгляд очевидность сомнительности денежных операций, все же необходимо исследовать характер операций на предмет потенциального ущерба кредиторам, а также на соответствие критериям по оспариванию сделки в соответствии со ст. 61.1-61.3 закона о банкротстве. Это то, о чем указал Верховный суд в определении о принятии, так как суд заинтересовал довод о количестве операций до и после возникновения обязательств перед кредитором и начала состояния неплатежеспособности. В этой связи видится справедливым подход о недопустимости злоупотребления в отношении должника, несмотря на «прокредиторский» подход в рамках рассмотрения банкротных дел. Если рассматривать данную ситуацию в рамках «креативного подхода», возможно, Верховный суд захочет исследовать вопрос конфликта исков, поскольку генеральный директор мог и должен был знать о последствиях снятия денежных средств со счета организации и о текущем финансовом состоянии юридического лица. Кроме того, остался неисследованным вопрос о статусе контролирующего должника лица, поскольку доводы о конечном бенефициаре были заявлены в суде первой инстанции и оценены судом. Однако итоговый вывод дан не был в силу того, что предметом заявления было оспаривание сделки, что также говорит в пользу довода о конкуренции исков.

И если в части второго вопроса в законодательстве есть довольно четкая регламентация на этот счет, то по поводу первого нет четкого ответа ни в законе, ни в судебной практике. По поводу полномочий управляющего в части взыскания задолженности есть пункт 41 Постановления Пленума Верховного суда РФ от 11.06.2020 года № 6 «О некоторых вопросах применения положений Гражданского кодекса о прекращении обязательств», который косвенно говорит о том, что если у ликвидированной организации есть требование к должникам о возврате задолженности, то такая задолженность проходит процедуру на основании п. 5.2 ст. 64 ГК РФ, то есть с учетом процедуры распределения обнаруженного обязательственного требования. Верховный суд, по сути, подтвердил пункт Пленума, указав в определении о принятии жалобы, что иск направлен не на взыскание задолженности, а на распределение права требования, ведь право требования также входит в состав имущества юридического лица.