Сергей Егоров

«Достаточно очевидно, что в рассматриваемой ситуации имело место материальное правопреемство между лицом, погасившим требования первоначальных кредиторов (Мамиевым), и лицом, которое впоследствии приобрело данное право требования (Кешевым). Тот факт, что Мамиев не стал обращаться в суд с заявлением о процессуальном правопреемстве, на наш взгляд, ни при каких обстоятельствах не мог быть истолкован апелляцией как его отказ от своего материального требования к должнику. Мы полагаем, что в оценке данных обстоятельств апелляционный суд проявил творческий подход, стремясь каким-то образом разрешить противоречие между общими нормами ГК РФ о правопреемстве и специальными нормами закона о банкротстве. Хотя, на наш взгляд, апелляционный суд мог бы просто констатировать отсутствие всех требуемых условий для процессуального правопреемства, отказывая Кешеву в удовлетворении его заявления о признании должника банкротом, не ставя при этом под сомнение действительность материального права на взыскание задолженности.

С учетом приведенных в решении обстоятельств, исключить субсидиарную ответственность единственного учредителя в рассматриваемой ситуации мы не видим оснований. Напротив, бездействие учредителя в период совершения обществом фиктивных сделок, влекущих невозможность в будущем расчетов с кредиторами, не могло быть объяснено какими-либо добросовестными причинами. Это уже само по себе является достаточным основанием для привлечения лица к субсидиарной ответственности. Кроме того, кассация обратила внимание нижестоящих судов на то обстоятельство, что к моменту рассмотрения спора в апелляции имелся вступивший в законную силу приговор, в соответствии с которым учредитель был осуждён как организатор уклонения от уплаты налогов в организации в соответствии с ч2. ст. 199 УК РФ. При таких обстоятельствах, мы полагаем, что у учредителя не было шансов избежать привлечения к субсидиарной ответственности.

Позицию суда я оцениваю как законную и обоснованную. По существу суд верно отметил, что проиндексировать можно только сумму взыскания, указанную во вступившем в законную силу судебном акте. Ст. 183 АПК РФ, к сожалению, сформулирована не очень четко и ее можно истолковать расширительно, как и поступили суды нижестоящих инстанций. Однако, если встает вопрос о взыскании ущерба или упущенной выгоды истца, возникшей до момента вынесения судом решения по существу дела, то этот вопрос должен разрешаться в общем порядке искового производства, в не в упрощенном порядке в соответствии со ст. 183 АПК РФ. Также полагаю, что данное постановление суда серьезным образом на практике не отразится, так как по сути исправляет очевидную ошибку нижестоящих судов в правоприменении.

Полагаю, что ВС РФ вынесет решение об оставлении в силе решения суда апелляционной инстанции. Стоит согласиться с доводом кассатора о том, что обстоятельства, установленные судом в рамках рассмотрения обособленного спора, не образуют преюдицию для спора о расторжении возмездной сделки, совершенной между третьими лицами без участия должника. Кроме того, суд в деле о банкротстве не разрешил вопрос о последствиях недействительности рассматриваемой сделки, по которой ответчик получил встречное удовлетворение. Иное бы привело к ситуации, когда истец был бы лишен права на возврат неосновательного обогащения с ответчика, а ответчик, напротив, сохранил за собой такое неосновательное обогащение без соответствующего судебного решения. С учетом таким доводов полагаю, что ВС РФ в рассматриваемом деле должен признать за истцом право на применение двусторонней реституции. Такое решение, кроме того, не нарушает прав должника, получившего возврат имущества в конкурсную массу, и его кредиторов.

Такое решение было бы справедливым в условиях правовой неопределенности, сложившейся в связи со сложностями применения п. 1 ч. 4 ст. 77 закона об исполнительном производстве к рассматриваемому спору. Не вызывает сомнений, что денежные средства должника, переведенные банком на свой внутренний счет, по-прежнему являются собственностью должника. Этот актив не изъят из оборота, не относится к имуществу, на которое нельзя обратить взыскание в соответствии со ст.101 закона об исполнительном производстве. Ст. 81 закона об исполнительном производстве в рассматриваемом случае не может быть применена, так как внутрибанковский счет, на котором находятся деньги должника, не является счетом самого должника. Следовательно, было бы неправильным применить расширительное толкование нормы п. 1 ч. 4 ст. 77 закона об исполнительном производстве, поскольку это по факту лишает взыскателя законного права на удовлетворение своего требования за счет имущества должника. А иного подходящего способа защиты для взыскателя я не усматриваю.

Регулирующее государственные субсидии законодательство строго формально. Даже незначительное нарушение какого-либо из условий предоставления субсидии влечет невозможность воспользоваться государственными деньгами или необходимость их вернуть в случае получения. Толкование условий предоставления субсидии через призму реального достижения целей предоставления субсидии чревато привлечением получателя субсидии к уголовной ответственности за мошенничество. Достижение цели предоставления субсидии (в нашем случае – это поддержка предпринимателей для сохранения реальных рабочих мест) существенного значения в уголовном процессе не имеет, если этот результат достигнут с нарушением формальных условий предоставления субсидии. Уголовная ответственность исключается только в случае полного и формального соблюдения всех условий предоставления и освоения субсидии. Классический пример – приговор в уголовном деле по факту хищения бюджетных средств руководителем «Гоголь-центра» режиссером Кириллом Серебренниковым.

Довод о том, что ответственность наследника-должника ограничивается общей стоимостью полученного по наследству имущества, в рассматриваемом случае не относится к сути возникших между таким должником и его кредитором правоотношений. Между должником и кредитором возникло отдельное обязательство по уплате процентов по ст. 395 ГК РФ, дополнительно подтвержденное соглашением и лишь косвенно связанное с фактом принятия должником наследства. Полагаю, что такое обязательство должно быть рассмотрено как собственное обязательство должника перед кредитором и норма ст. 1175 ГК РФ, ограничивающая ответственность наследника, в данной ситуации применяться не должна. К тому же, наследник-должник действовал, очевидно, недобросовестно, так как после принятия наследства и подписания соглашения с кредитором наследодателя уклонился от его исполнения. Освобождение должника от ответственности в части уплаты процентов на сумму долга нарушало бы баланс интересов сторон в данном деле и было бы несправедливым. При этом полагаю, что данный случай является достаточно редким и относится скорее к сфере наследственного права. Поэтому решение ВС РФ, каким бы оно ни было, существенно на банкротную практику не повлияет.