Дмитрий Терехов

Судебные постановления не содержат информации о ликвидности предмета залога, в то время как результат мероприятий по реализации имущества обусловлен по большей части именно ликвидностью этого имущества. Ликвидность недвижимости складывается из многих ее характеристик (состояние, инфраструктура, месторасположение, правовой статус и т. д.). Также мы не знаем цены отсечения в последнем публичном предложении (все это должно быть в материалах дела), поэтому можем рассуждать лишь только с формально-правовой точки зрения, не касаясь вопроса ликвидности залога. А с формально-правовой точки зрения, на мой взгляд, кассационной суд совершенно прав, вернув дело на новое рассмотрение и сделав вывод о пассивной позиции финансового управляющего в части реализации заложенного имущества. На новом круге рассмотрения дела суду первой инстанции предстоит глубже погрузиться в детали хода процесса реализации залога, вопрос ликвидности и целесообразности дальнейшей реализации с обязательным обоснованием своих выводов в решении.

Направление к повышению стандарта доказывания обстоятельств, связанных с возникновением требований к должнику, начал четко задавать еще Высший арбитражный суд РФ и закрепил это руководство для судов в своем Пленуме № 35 о процессуальных вопросах рассмотрения дел о банкротстве. Эту же канву развил Верховный суд и судебная практика применения повышенного стандарта доказывания обстоятельств возникновения требований в целом не вызывает разночтений. В данном случае налицо не только формальный подход судов первой и апелляционной инстанций к оценке сделок, лежащих в основе потенциальных требований к должнику, но и явное игнорирование судами представленных кредитором доводов и документов, которые в свою очередь вполне могли бы вызвать критическое отношение судов к вопросу о действительности сделок. Это постановление кассации не является неординарным, но указывая на ошибки нижестоящих судов и давая ясные рекомендации для нового рассмотрения, оно однозначно достойно попасть в «копилку» полезной судебной практики.

При рассмотрении настоящего дела судам надлежало уделить особое внимание обстоятельствам, установление которых необходимо при рассмотрении вопроса о законности действий (бездействия) арбитражного управляющего (предваряя разрешение вопроса о причинении им убытков), а не руководствоваться только лишь формальным невыполнением конкурсным управляющим требований ст. 20.7 закона о банкротстве о судебном согласовании лимитов на расходы. Так, по моему мнению, справедливо заслужили внимание доводы кассатора о том, что суды первой и апелляционной инстанций не привели раскладку убытков в удовлетворенной части, поскольку, в частности, сразу вызывает сомнение в правильности отнесения расходов за услуги привлеченных специалистов оплаты услуг по охране имущества, так как они относятся к исполнению обязанности управляющего по обеспечению сохранности имущества должника. Решающее значение для положительного разрешения вопроса о взыскании убытков с арбитражного управляющего имеет установление факта необоснованности и неразумности таких расходов, на что и указала кассационная инстанция нижестоящим судам, которые, в свою очередь, будут должны установить наличие или отсутствие необходимости заключения каждого из договоров с привлеченными специалистами.

Весьма неочевидно, что эти положения «уточняют ранее введенное правовое регулирование», как сказал ВС РФ, ведь по сути — они меняют правовой статус и полномочия заявившихся, но не «рассмотренных» конкурсных кредиторов. В оспариваемых судебных актах явно прослеживается логика следования закону, действовавшему на дату рассмотрения спора, и указание ВС РФ нижестоящим судам на применение фактически обратной силы закона видится странным. Но несмотря на неоднозначную процессуальную позицию, направленность ВС РФ на поддержку сообщества кредиторов должника вполне позитивна. Указания судебной коллегии ВС РФ о толковании закона, согласно процессуальным правилам, являются обязательными для суда, вновь рассматривающего дело. Таким образом, мы видим заданный вектор судебного правоприменения относительно полномочий заявившихся кредиторов в деле о банкротстве.

В данном случае обоснованность определения ВС РФ о возврате спора на новое рассмотрение в апелляцию вопросов не вызывает. Обращает на себя внимание явная противоречивость выводов апелляционного и окружного судов. Так, среди прочих противоречий, на которые указано в определении ВС РФ, суды, ссылаясь на положения Пленума № 35 о повышенном стандарте доказывания, в то же время довольствуются представленным заявителем «набором» доказательств; при документально подтвержденной цепочке аффилированности — эту аффилированность во внимание не принимают. И все это на фоне отсутствия доказательств реальности субподрядных отношений, которые являются основой заявленного в реестр должника требования. ВС РФ своим определением дает ориентир судам и участникам споров на повышение стандартов доказывания и внимание к косвенным доказательствам, каковые зачастую проявляют «скрытые стороны» на первый взгляд вроде бы очевидных и простых вопросов. Вне зависимости от результата нового рассмотрения данное определение ВС РФ пойдет в «копилку» процессуальных руководств.

Во-первых, не ясно, почему в постановлениях двух инстанций судами не разрешен важнейший процессуальный вопрос о сроках давности, результат которого ставит в принципе дальнейшее рассмотрение и исследование материальной стороны дела. Во-вторых, по моему мнению, Верховный суд справедливо заинтересовался доводами истца, поскольку разрешая принципиальный вопрос о характере ответственности контролирующего должника лица – субсидиарной, или возмещении последним убытков за деликт, нижестоящие суды проявили формальный подход к вопросу исследования доказательств, в том числе в вопросе вины. При установленном недобросовестном поведении ответчика, использующем имущество ООО по принципу «вытянутой руки», непредоставление им документов, а также наличии признаков преднамеренного банкротства в анализе финансово-хозяйственной деятельности ООО, вопрос о наличии оснований для привлечения к субсидиарной ответственности видится открытым. В любом случае, надеюсь, что судебный акт ВС РФ даст ориентир стандарта доказывания для аналогичных дел.

По моему мнению вероятность пересмотра данного дела Верховным судом в порядке кассационного обжалования мала. Процессуальные правила судопроизводства на данной стадии арбитражного процесса предусматривают проверку правильности нормативного правоприменения, то есть законности, в то время как кассатором приводятся доводы относительно установления обстоятельств дела (обоснованность), что не входит в полномочия кассационной инстанции. Арбитражные суды подробно рассмотрели объективные обстоятельства дела, в том числе проследив цепочку аффилированности и исследовав экономическую цель приобретения задолженности, что в совокупности привело к выводу о злоупотреблении правом и применении ст. 10 ГК РФ. Таким образом, если Верховный суд не найдет значительных нарушений применения законодательства, судебные акты останутся в силе.

В то время как в рассматриваемом деле требования к должнику из поручительства принадлежат банку, а требования по субсидиарной ответственности должника – иному лицу. При таких обстоятельствах очевидно задвоение требований, что нарушает интерес как должника, так и кредиторов по тождественным обязательствам, поскольку законных оснований пропорционально уменьшить ни одно, ни другое требование, при расчетах с кредиторами нет. Более того, банк уже получил удовлетворение по основному обязательству в деле о банкротстве заемщика в результате продажи конкурсным управляющим требования о привлечении к субсидиарной ответственности. Полагаю, что в данном случае суды формально применили рекомендации вышестоящей инстанции, не вдаваясь в особенности субъектного состава спора, что привело к задвоению в реестре кредиторов.