Если сложить эти три цифры (имея в виду, что процедура наблюдения носит подготовительный характер) и затем высчитать пропорцию, то получится, что процедура конкурсного производства введена по 98,5% дел, процедура внешнего управления — по 1,4% дел, а процедура финансового оздоровления — по 0,1% дел.
В части банкротства граждан также наблюдается общая ликвидационная направленность процедур. Так, в том же 2022 году процедура реализации имущества гражданина введена в 276 519 случаях, а процедура реструктуризации долгов гражданина — в 42 092 случаях. Если сложить эти две цифры и высчитать пропорции, то получится, что процедура реструктуризации долгов гражданина введена в 13,2% случаев, а процедура реализации имущества гражданина — в 86,8% случаев (данные взяты с интернет-сайта: http://cdep.ru/index.php?id=79&item=7650).
Конечно, цифры по процедурам банкротства граждан выглядят лучше по сравнению с цифрами по юридическим лицам. Однако и здесь нужно учитывать, что в том же 2022 году только 262 процедуры были окончены исполнением плана реструктуризации долгов гражданина. В подавляющем большинстве случаев процедура реструктуризации долгов гражданина оканчивается признанием должника банкротом.
Специфика дел о банкротстве граждан, тем не менее, состоит в том, что процедура реализации имущества гражданина тоже носит в определенном смысле реабилитационный характер, поскольку оканчивается освобождением гражданина от дальнейшего исполнения его обязательств (ст. 213.28 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», далее — закон о банкротстве). Однако подобная реабилитация достигается ценой реализации конкурсной массы, то есть фактически ее ликвидации (если, конечно, таковая изначально имелась).
В более узком смысле реабилитационные процедуры все же, как правило, состоят в реструктуризации долгов, то есть отсрочке или рассрочке их уплаты и восстановлении платежеспособности должника таким способом (при этом полностью погашать все долги не обязательно, важно выйти на устойчивую траекторию их уплаты).
Поскольку в делах о банкротстве граждан случаев утверждения и исполнения планов реструктуризации долгов гражданина не так много, в этой статье я хотел бы рассказать о деле гражданки М. (№ А56-67171/2018), которое находилось в моем производстве (в настоящее время дело окончено).
В качестве своего исходного тезиса я хотел бы обратить внимание на то, что в некоторых случаях для успешного завершения процедуры реструктуризации долгов мне приходилось отступать от буквально написанных норм закона о банкротстве и руководствоваться общими началами добросовестности, разумности и справедливости (п. 2 ст. 6 Гражданского кодекса Российской Федерации).
Свою статью я хотел бы посвятить именно этим случаям. Впрочем, сперва нужно привести начало сюжета.
Краткое изложение обстоятельств дела
Определением от 28.08.2018 в отношении гражданки М. была введена процедура реструктуризации долгов гражданина. В этом определении суд констатировал, что задолженность перед кредиторами (коммерческий банк и несколько микрофинансовых организаций) составляла немногим более 400 000 руб.
Гражданка М. получала пенсию по старости в размере около 24 000 руб. в месяц. Ее заработки были спорадическими, то есть постоянного места работы она не имела.
При этом в собственности гражданки М. находилась квартира, обремененная залогом в пользу одного из кредиторов.
В подобных обстоятельствах суд, очевидно, не испытал каких-либо сомнений в решении вопроса о том, что заявление должника следует признать обоснованным и ввести в отношении него процедуру реструктуризации долгов гражданина.
Конечно, в подавляющем большинстве случаев при сравнимых обстоятельствах в отношении пенсионеров, чей единственный доход составляет пенсия по старости, как правило, на основании п. 8 ст. 213.6 закона о банкротстве вводится процедура реализации имущества гражданина.
Однако подобного ходатайства со стороны М. заявлено не было. Возможно, сыграло свою роль наличие залогового обременения в отношении квартиры. Очевидно, что при таком раскладе квартира подлежала бы продаже в процедуре реализации имущества гражданина, поскольку исполнительский иммунитет на нее не распространялся бы (абз. 2 ч. 1 ст. 446 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации).
Определением от 24.10.2019 суд утвердил план реструктуризации долгов гражданина. В этом плане было констатировано, что по состоянию на 28.08.2018 у должника имелись обязательства перед кредиторами на общую сумму в 471 119 руб. 55 коп.
К моменту рассмотрения указанного плана общий размер доходов должника составлял около 48 000 руб. Ее пенсия немного увеличилась — до 26 000 руб. в месяц; кроме того, М. трудоустроилась в ООО «Метропресс», где получала около 20 000 руб. в месяц.
В плане также было констатировано, что прожиточный минимум для пенсионеров в Санкт-Петербурге на тот момент составлял 8981 руб.
Содержащийся в плане график подразумевал погашение требований кредиторов равномерными платежами на общую сумму 19 630 руб. в месяц в течение двух лет, то есть с сентября 2019 года по август 2021 года.
Далее в плане содержались графики исполнения обязательств перед каждым конкретным кредитором.
Примечательно, что собрание кредиторов, состоявшееся 26.09.2019, одобрило этот план, и потому он в принципе мог быть рассчитан на три года (п. 2 ст. 213.14 закона о банкротстве), однако гражданка М. была готова исполнить план в течение двух лет, и потому он был утвержден именно на такой период.
Все прочие обстоятельства дела будут изложены применительно к каждому случаю, когда судебные акты выносились contra legem. Всего таких случаев было три. Остановлюсь на каждом из них.
Contra legem 1. Продление действия плана реструктуризации долгов гражданина за рамки предельных сроков его действия
В силу п. 2 ст. 213.14 закона о банкротстве предельный срок действия плана реструктуризации долгов гражданина составляет три года. Однако в том случае, если план утверждается без согласия собрания кредиторов, предельный срок его действия — два года.
Действие плана может быть продлено, но в пределах максимального 3-летнего срока его действия, если план утвержден с согласия собрания кредиторов. Если же такого согласия не было, то действие плана может быть продлено до трех лет, но только если его исполнение стало невозможным вследствие обстоятельств непреодолимой силы (п. 6 ст. 213.20 закона о банкротстве).
В деле о банкротстве гражданки М. план реструктуризации был одобрен собранием кредиторов 26.09.2019, и потому предельный срок его действия мог составлять три года. Однако первоначально план был составлен на два года (пункт 5.2 плана), то есть до августа 2021 года (видимо, ввиду отсутствия у должника уверенности в его одобрении собранием кредиторов).
План был утвержден определением от 24.10.2019; два года с указанной даты истекли 25.10.2021 (с учетом выходного дня).
Однако исполнение плана затянулось. Причин того было несколько.
Гражданка М. не всегда имела стабильный доход (в части заработной платы). Ее трудоустройство было затруднено по причинам, связанным со здоровьем, а также ввиду неготовности большинства работодателей брать на работу человека пенсионного возраста.
Сами кредиторы, как ни парадоксально, не горели желанием получать погашение своих требований. Кто-то из них не представлял реквизитов для погашения их требований. Кто-то уступил свои требования по соглашению о цессии (о чем был уведомлен должник), но не заявил о процессуальном правопреемстве, в связи с чем у гражданки М. возникли сомнения в том, кому следует погашать требования.
В обсуждаемом деле наблюдалась настоящая «чехарда» с арбитражными управляющими.
Первоначально при введении процедуры реструктуризации долгов гражданина на эту должность был назначен К.
Однако уже определением от 12.12.2018 К. был освобожден от исполнения обязанностей финансового управляющего; определением от 24.01.2019 в указанной должности был утвержден Б.
Б. осуществлял свои полномочия до октября 2019 года, когда определением от 25.10.2019 он был освобожден от указанной должности.
Назначение нового управляющего затянулось на долгие девять месяцев, и только определением от 04.08.2020 в этой должности был утвержден Р.
Однако уже определением от 25.06.2021 Р. был освобожден от исполнения обязанностей финансового управляющего, а определением от 08.09.2021 в этой должности был утвержден С.
Но и С. пробыл в этой должности недолго: определением от 12.05.2022 он был освобожден от дальнейшего исполнения своих обязанностей.
В последующем рассмотрение вопроса об утверждении управляющего неоднократно откладывалось (определениями от 14.06.2022 и 16.08.2022), но новая кандидатура так и не была предложена.
Ввиду изложенных обстоятельств план реструктуризации не был исполнен в первоначально отведенные для этого два года.
Первый раз действие плана было продлено определением от 23.10.2020 до марта 2022 года, а второй раз — определением от 24.03.2022 до октября 2022 года. Эти продления были еще в пределах срока, установленного п. 2 ст. 213.14 закона о банкротстве.
Однако определением от 19.10.2022 срок действия плана был продлен до июня 2023 года, то есть за пределами указанного срока. При продлении срока действия плана за рамки установленного лимита суд учел демонстрацию должником своей добросовестности, невозможность погашения требований кредиторов ввиду их уклонения от получения денежных средств от должника, а также отсутствие финансового управляющего.
Таким образом, план реструктуризации долгов гражданина исполнялся больше трех с половиной лет.
Contra legem 2. Предоставление должнику права самостоятельно погашать обязательства перед кредиторами
В силу п. 1 ст. 213.9 закона о банкротстве участие финансового управляющего в деле о банкротстве гражданина является обязательным.
Отмечу, что подобное положение закона вызывает некоторую критику.
Так, О. Р. Зайцев в своей заметке на интернет-сайте Zakon.ru указал на недопустимость ситуации, при которой никто не хочет быть арбитражным управляющим в деле о банкротстве гражданина, и суд при этом прекращает производство по делу на основании п. 9 ст. 45 закона о банкротстве.
По мнению автора, право гражданина на освобождение от дальнейшего исполнения своих обязательств является важным элементом права на достоинство личности (ст. 21 Конституции Российской Федерации). Кроме того, такое освобождение играет и важную роль с точки зрения публичных интересов, поскольку закредитованность населения приводит к росту числа самоубийств, разводов, болезней и т. д., снижает уровень социальной активности для безнадежных должников и т. п. (https://zakon.ru/blog/2016/04/20/chto_delat_esli_nikto_ne_soglashaetsya_byt_finansovym_upravlyayuschim_43063).
В связи с этим О. Р. Зайцев предложил два варианта: либо проводить процедуру в принципе без управляющего; либо допустить к занятию этой должности других лиц, оказывающих юридическую помощь, например, адвокатов. Вариант с назначением управляющего принудительно автор отверг, поскольку такая возможность не предусмотрена законом, а принудительный труд не только неэффективен, но и недопустим.
Проблема отсутствия арбитражного управляющего в делах о банкротстве не нова, и не раз затрагивалась в судебной практике. В Определении от 28.01.2019 № 301-ЭС18-13818 ВС РФ предложил судам направлять запросы кандидатуры управляющего во все саморегулируемые организации, действующие в Российской Федерации. К слову, данный подход в целом срабатывает при его применении судами первой инстанции (например, Определение Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 13.11.2019 по делу № А56-34161/2019).
В настоящее время п. 10 Обзора судебной практики по вопросам участия арбитражного управляющего в деле о банкротстве, утвержденного Президиумом ВС РФ 11.10.2023, прямо допускает возможность введения процедуры реструктуризации долгов гражданина в отсутствие утвержденного финансового управляющего с последующим признанием должника банкротом и одновременным завершением процедуры с освобождением от долгов.
Однако на момент рассмотрения соответствующего вопроса в деле о банкротстве гражданки М. подобное разъяснение отсутствовало, и потому мне пришлось быть в определенной степени первопроходцем в его решении.
Отмечу, что в процедуре реструктуризации долгов гражданина в отличие от процедуры реализации имущества гражданина не столь велико вмешательство финансового управляющего в имущественную сферу должника.
До момента утверждения плана реструктуризации долгов гражданина его деятельность сводится к анализу имущественного положения должника, а после такого утверждения — к контролю за исполнением плана (п. 8 ст. 213.9 закона о банкротстве).
С точки зрения последствий процедура реструктуризации долгов гражданина по общему правилу не лишает гражданина права самостоятельно совершать сделки по распоряжению собственным имуществом. Лишь сделки, прямо указанные в п. 5 ст. 213.11 закона о банкротстве, могут совершаться гражданином только с согласия финансового управляющего (например, выдача и получение кредитов, займов, выдача поручительств, распоряжение имуществом на сумму более 50 000 руб.).
Относительно плана реструктуризации долгов гражданина закон о банкротстве прямо не указывает, кем именно он исполняется. Однако, исходя из системного толкования п. 5 ст. 213.11 и абз. 11 п. 8 ст. 213.9 закона о банкротстве, можно предположить, что гражданин исполняет этот план самостоятельно, а финансовый управляющий лишь контролирует такое исполнение.
При этом если сделки по погашению требований кредиторов превышают 50 000 руб. (имеется в виду даже отдельный платеж), то согласия управляющего не требуется, коль скоро такой порядок погашения требований уже одобрен судом.
Также нужно учитывать общедозволительную направленность частного права: оно основано на правиле «разрешено то, что прямо не запрещено».
Как уже было указано выше, в обсуждаемом деле наблюдалась настоящая «чехарда» с финансовыми управляющими: они постоянно сменяли друг друга, а в конечно счете никто не выразил согласия на занятие данной должности.
В такой ситуации у гражданки М. возникли резонные сомнения в том, могла ли она погашать требования кредиторов самостоятельно, то есть в отсутствие контроля со стороны финансового управляющего.
В связи с этим определением от 19.10.2022 суд предоставил должнику право самостоятельно погашать обязательства перед кредиторами, то есть в отсутствие утвержденного финансового управляющего.
Contra legem 3. Освобождение должника от дальнейшего исполнения обязательств по итогам процедуры реструктуризации долгов гражданина
Освобождение должника от дальнейшего исполнения своих обязательств происходит по умолчанию по завершении процедуры реализации имущества гражданина в силу п. 3 ст. 213.28 закона о банкротстве, если не установлено обстоятельств, указанных в п. 4 той же статьи.
ВС РФ в своей практике рассматривает такое освобождение как важную составляющую социальной реабилитации гражданина, позволяющей ему освободиться от необходимости отвечать по старым непосильным долгам и вернуться к активной экономической жизни (например, Определение ВС РФ от 06.04.2023 № 305-ЭС22-25685).
Однако ст. 213.22 закона о банкротстве, посвященная завершению исполнения плана реструктуризации долгов гражданина, не предусматривает освобождения должника от дальнейшего исполнения своих обязательств в случае удачного завершения исполнения плана. В п. 5 данной статьи говорится только о завершении процедуры реструктуризации долгов (если нет оснований для отмены плана).
В данном случае законодатель «промолчал» сознательно. Указанный подход объясняется тем, что реструктуризация долгов гражданина не обязательно предполагает полное исполнение должником своих обязательств перед кредиторами. Ее цель — лишь избавить должника от признаков неплатежеспособности, то есть вывести его на устойчивую траекторию исполнения своих обязательств.
На это обращено внимание в п. 34 Постановления Пленума ВС РФ от 13.10.2015 № 45 «О некоторых вопросах, связанных с введением в действие процедур, применяемых в делах о несостоятельности (банкротстве) граждан». В нем разъяснено, что цель восстановления платежеспособности должника будет считаться достигнутой, если по окончании срока его реализации должник не будет иметь просроченных обязательств и будет способен продолжить исполнять свои обязательства.
Однако обсуждаемое дело имело ряд особенностей. Как было указано выше, обязательства гражданки М. перед рядом кредиторов не были исполнены по причине бездействия их самих: непредставления реквизитов для погашения задолженности; незаявления о процессуальном правопреемстве при наличии сведений о правопреемстве в материальном праве.
При этом должник погасил в полном объеме требование залогового кредитора (предметом ипотеки была квартира гражданки М.).
Общим последствием неисполнения кредитором обязанности создать для должника условия для исполнения своих обязательств (просрочки кредитора) является то, что должник в таком случае не считается нарушившим срок исполнения своего обязательства (п. 3 ст. 405 Гражданского кодекса Российской Федерации).
Однако при сравнимых обстоятельствах (учитывая низкий уровень доходов и пенсионный возраст должника) практически любой другой должник имел бы право претендовать на полное освобождение его от дальнейшего исполнения своих обязательств. Сохранение же требований кредиторов, которые не были исполнены в деле о банкротстве вследствие их же бездействия, создало бы для гражданки М. ситуацию недопустимой правовой неопределенности, поскольку не исключало предъявления этих требований в дальнейшем (пускай и при высоких шансах на то, что в их удовлетворении было бы отказано).
В такой ситуации вопреки буквальному тексту ст. 213.22 закона о банкротстве судом было принято решение об освобождении М. от дальнейшего исполнения своих обязательств. На это указано в определении от 06.07.2023.
Итог
В качестве вывода из всего вышесказанного я хотел бы заключить, что реабилитационные процедуры могут работать в российском правопорядке, но лишь при повышенной степени добросовестности самих должников и готовности судей в ряде случаев поступать вопреки буквальному тексту закона.
Позиция, отраженная в настоящей статье, является личным мнением автора и не может рассматриваться как официальная позиция Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области.
Над материалом работали:
