Григорий Волков

Ценным для формирования судебной практики является вывод Арбитражного суда Московского округа относительно стандарта осмотрительности контролирующего лица. Так, проверка правообладателя товарного знака (торговой марки) в открытых источниках Роспатента не выходят за рамки обычного делового оборота дистрибьютора, который занимается вводом в гражданский оборот товаров. Это однозначно благоприятно скажется на формировании стандарта осмотрительности участников юридического лица, которые занимаются контрактованием. Минимизация риска реализации контрафактного товара — обязанность контролирующих лиц. При этом справедливо суд кассационной инстанции указал на необходимость опровержения презумпции связи между противоправным поведением и наступлением вреда, пока документы, которые истребовались арбитражным управляющим, не переданы. Это не было учтено нижестоящими судами, что привело к неверному распределению бремени доказывания. Стоит ожидать, что нижестоящие суды примут во внимание позицию кассационной инстанции, проанализировав полно и всесторонне фактические обстоятельства.

Как представляется, суд кассационной инстанции фактически первым действительно полно проанализировал всю структуру отношений, обращая внимание на те обстоятельства, которые нижестоящие суды должным образом не исследовали, то есть выполнил работу за нижестоящие суды. Так, совершенно справедливо суд кассационной инстанции усомнился в реальности оспариваемой сделки, учитывая ряд фактов, свидетельствующих о мнимости. Справедливые сомнения были высказаны относительно возможности использования заключения в качестве подтверждения рыночности сделки, учитывая, что специалистами был исследован заказ-наряд, правомерность появления которого к ним не установлена. Важно, что нижестоящими судами никак не было раскрыто, что стало причиной снижения в два раза стоимости автомобиля, сравнивая цены по договору лизинга и купли-продажи, заключенные с разницей в два дня. Не менее значимой ошибкой было игнорирование нижестоящими судами формального перевода титула собственности, хотя владение и пользование были сохранены за должником, а это зачастую выступает одним из ключевых доказательств мнимости сделки. Допустимо сказать, что позиция кассационного суда не новая, но с точки зрения права верная и обоснованная.

Важно, чтобы размер единственного жилого помещения не превышал разумного и достаточного для удовлетворения потребности должника в жилище — иначе исполнительский иммунитет не будет применен. Справедливо, что критерии действительно являются абстрактными и суд обладает значительной дискрецией при определении «роскошного» жилья. Однако в любом случае не может быть такой ситуации, когда должник остается совсем без крыши над головой: отказ в применении этого механизма не должен оставить вообще без жилья должника и членов его семьи.

Выводы суда кассационной инстанции следует признать обоснованными, а сама позиция будет полезна для формирования единообразной судебной практики. Получение денежных средств после принятия заявления о признании лица банкротом не может нарушать общую очередность удовлетворения требований кредиторов. Указанное правило действует и для случаев получения денежных средств в рамках исполнительного производства. Так, судом справедливо принято во внимание, что возбуждение исполнительного производства до принятия заявления о признании должника банкротом является нерелевантным фактом для целей оспаривания. Это соответствует действительности, поскольку преференция определяется по моменту получения исполнения. Вместе с тем справедливо и то, что исполнительное производство может длиться значительный период. Далеко не все судебные приставы действуют активно в рамках возбужденного исполнительного производства. Возможным решением является взыскание убытков кредитором с ФССП, если подобная задержка в получении фактического исполнения не была обоснованной.

С точки зрения влияния на судебную практику определение может быть полезно, если будут конкретизированы правила о переходе бремени доказывания отсутствия недобросовестности. Так, лицо не обязано раскрывать экономически мотивы заключения договора цессии, если лица не входят в одну группу, когда денежные средства предоставляются в качестве внутригруппового финансирования. Другим важным выводом может быть то, что не имеет значения факт аффилированности, который возник уже после уступки требования, а также значительно позже возбуждения дела о банкротстве. При этом важно помнить, что нахождение аффилированного с должником лица в реестре требований кредиторов не влечет для независимых кредиторов негативных последствий и не является противозаконным, что было верно указано в определении СКЭС ВС РФ от 20.08.2020 года N 305-ЭС20-8593 по делу N А40-113580/2017.