Мухамед Афаунов

Значимость позиции суда округа состоит в том, что она укрепляет практику преодоления формального подхода и ориентирует суды на всесторонний анализ хозяйственных связей при банкротствах. Особенно важно, что суд округа акцентировал внимание на причинно-следственной связи между недобросовестными действиями контролирующих лиц и наступлением банкротства, что соответствует разъяснениям постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 53. Для практики это означает рост риска привлечения к ответственности управленцев и аффилированных лиц, даже при отсутствии формального участия в капитале должника. В целом решение способствует формированию более строгих критериев оценки поведения участников корпоративных групп и укреплению защиты прав кредиторов в арбитражной практике.

В данном деле суд округа акцентирует внимание на необходимости анализа контекста (расторжение контракта с крупным подрядчиком и пандемия коронавируса), что исключает автоматическое возложение ответственности на руководителя. Это важно для защиты добросовестных управленцев от необоснованных претензий. Поэтому кассация справедливо отвергла выводы нижестоящих инстанций, основанные лишь на бухгалтерской отчетности общества, указав, что активы общества превышали обязательства, а хозяйственная деятельность продолжалась. Это подчеркивает необходимость комплексной оценки финансового состояния, а не только формальных критериев. В целом позиция АС Северо-Западного округа структурирует подход к определению момента возникновения обязанности подачи заявления о банкротстве, что снижает риски субъективных трактовок. Она укрепляет баланс между защитой кредиторов и правами контролирующих лиц, делая акцент на необходимости контекстуального анализа. Для практики это означает переход от формальных критериев неплатежеспособности к более тонкому и осторожному подходу. С другой стороны, излишний акцент на доказывании причинно-следственной связи может осложнить взыскание долгов с недобросовестных лиц, особенно при недостатке документальных подтверждений.

Для правильного разрешения настоящего спора и ответа на вопрос о необходимости применении моратория на начисление неустойки правовое значение имеет определение момента возникновения обязательства, а не согласованный сторонами договора период исполнения раннее возникшей обязанности. Срок поставки товара истек 31 марта 2022 г., а мораторий наступил с 1 апреля 2022 г. Таким образом, нарушение обязательств возникло до введения моратория. В данном случае обязательство по поставке возникло до введения Правительством РФ моратория, и поставщик подпадает под действие моратория, введенного высшим исполнительным органом, ввиду чего оснований для начисления и взыскания судами с поставщика неустойки действительно не имелось.

При этом ключевым при рассмотрении настоящего дела был вопрос об объеме прав, которым обладало контролирующее лицо изначально. Верховный суд РФ отметил, что нижестоящие судебные инстанции не придали должного значения тому обстоятельству, что после включения требований Черникова А. Н. в реестр должника в отношении контролирующего должника Гайворонского И. А. был вынесен приговор по уголовному делу о мошенничестве и хищении денежных средств дольщиков, положенный в основу мотивировки апелляции о мнимости заключенных сделок.

Более того, суды всегда отмечали, что требование гражданина-должника об исключении из конкурсной массы денежных средств для оплаты им лично ЖКУ противоречит положениям закона о банкротстве относительно текущих платежей, и отказывали в удовлетворении таких заявлений. Законодатель, однако, всегда оставлял для гражданина-банкрота лазейку, в соответствии с которой при мотивированном заявлении суд мог исключить из конкурсной массы имущество гражданина на сумму не более 10 тыс. рублей (а в исключительных случаях — на большую сумму), если это существенно не повлияет на удовлетворение требований кредиторов (ст. 213.25 закона о банкротстве.

Суд обоснованно возложил на бывшего генерального директора бремя доказывания совершения им действий по розыску или истребованию у третьих лиц (в данном случае у предыдущего генерального директора) недостающих документов, поскольку бывший руководитель априори имеет для этого больше возможностей, чем конкурсный управляющий. Иной подход привел бы к возложение на управляющего чрезмерного, даже непосильного бремени доказывания наличия у бывшего руководителя запрошенных документов. В то же время суд подчеркнул, что при успешном доказывании бывшим руководителем своей добросовестности (в данном случае — при успешном доказывании объективной невозможности представить запрошенные документы и при принятии соответствующих мер для их обнаружения), тот будет освобожден от обязанности передать документы конкурсному управляющему. Позиция Верховного Суда, ссылки на которую имеются в тексте постановления АС Московского округа, лишь дополнительно подтверждает, что у законодателя нет миссии наказывать бывших руководителей за отсутствие у них документов о хозяйственной деятельности должников, при наличии, конечно, уважительных причин отсутствия таких документов.

В частности, еще в 2017 году Верховный суд разъяснил, что в таких делах нельзя подходить к замене лиц формально. Вместо этого следует оценивать «разумные экономические мотивы совершения сделки либо мотивы поведения в процессе исполнения уже заключенного соглашения», (определение Верховного суда РФ от 26.05.2017 года № 306-ЭС16-20056(6)). Иными словами, судам важно пресекать недобросовестные действия третьих лиц по погашению долга с единственной целью «вытеснения», недружественных или независимых кредиторов и установления контроля над процедурой банкротства.

Правовой консенсус в настоящее время состоит в том, что контролирующее лицо в деле о банкротстве заинтересовано в том, чтобы всеми способами защитить свои права в связи с возникновением обособленного спора по заявлению о привлечении его к субсидиарной ответственности. Судебная практика по вопросу об объемах прав лица, привлекаемого к субсидиарной ответственности, все чаще исходит из расширительного толкования: так, КДЛ наделяется правом на участие в основном деле о банкротстве должника и оспаривание судебных актов о включении требований в реестр требований кредиторов, на обжалование действия (бездействие) арбитражного управляющего. Согласно ч. 4 ст. 34 закона о банкротстве, лицу, привлекаемому к субсидиарной ответственности, предоставляется право участвовать в любом обособленном споре, в рассмотрении основного дела о банкротстве, если их решение может повлиять на привлечение его к ответственности, а также на размер такой ответственности.