В начале прошлого года все сетовали и прогнозировали большое количество банкротных дел, однако, по данным данным (хе-хе, каламбур) мы наблюдаем тенденцию снижения введения судами конкурсного производства в отношении юридических лиц. Не исключено, что это является следствием активной поддержки государства в отраслях стройки и торговли, которая сильно пострадала за 2021–2022 годы. В то же время произошел рост банкротных споров в сфере культуры, образования и здравоохранения, что может быть связано со снижением покупательской способности в целом и отсутствием свободных средств у населения на дополнительные расходы (не первой необходимости).
На это же, кстати, продолжает Давид Кононов, указывает сильный рост закредитованности населения по итогам 2023 года и данных компаний, предоставляющих заемные средства.
Однако с учетом установленных новых нацпроектов до 2030 года можно смело предположить, что отрасли, описанные выше и показавшие упадок в 2023 году, должны быть восстановлены и максимально поддержаны в развитии и расширении своего влияния.
Если попробовать заглянуть в будущее, то важно отметить, что процедура конкурсного производства всегда вытекает из процедуры наблюдения.
Согласно представленным данным, из 8572 процедур наблюдения в 2021 году введено 9047 процедур конкурсного производства в 2022-м, из 5225 наблюдений в 2022 году было начато 7400 процедур конкурсного производства.
По данным Федресурса, в 2023 году открыто аж 7532 процедуры наблюдения, из чего можно ожидать кратное увеличение конкурсных производств в 2024 году и что банкротов будет больше.
При устойчивом росте количества дел о банкротстве граждан, считает Александр Спиридонов, доля реабилитационных процедур в них остается очень низкой. В 2022 году на один утвержденный план реструктуризации пришлось 603 решения о введении реализации имущества. В 2023 году отношение немного изменилось — на один план реструктуризации — 520 решений о признании должников банкротами, но говорить о каком-то качественном изменении по-прежнему не приходится.
Чаще в качестве должников мы видим либо граждан, которые были поручителями по долгам подконтрольных им юрлиц, либо заемщиков, которые не рассчитали собственных финансовых возможностей и приняли на себя непосильные кредитные обязательства, в т. ч. перед микрофинансовыми организациями. Зачастую в обоих случаях реструктуризация долга невозможна из-за отсутствия у граждан стабильного дохода, позволяющего исполнить план в установленные законом сроки. Кроме того, не будем забывать, что мало кто из кредиторов соглашается на утверждение плана реструктуризации. Чаще они хотят быстрее перейти к продаже имущества должников. Предусмотренный же в законе (п. 4 ст. 213.17 закона о банкротстве) механизм утверждения плана реструктуризации вопреки воли кредиторов (cram down) работает и того реже, т. к. подразумевает сокращенные сроки для реализации плана (три года вместо пяти лет).
В столь мало оптимистичной картине радует, что иногда суды все же могут пойти навстречу должнику и утвердить план реструктуризации при наличии у гражданина подтвержденного дохода или ценных активов (чаще недвижимости), за счет которых можно погасить долг в размере большем, чем при немедленном введении процедуры реализации. Еще мы видим, что суды могут пойти на продление сроков исполнения плана, если должник действует добросовестно — погашает задолженность, не выводит активов.
Вообще, 2023 год опять показал уменьшение количества открытых конкурсных производств: всего 7 400 против 9047 в 2022-м. И это абсолютный рекорд с 2015 года! Я бы хотел сосредоточиться по поводу этих цифр на позитиве: значит, в стране стало больше устойчивого, настоящего бизнеса, который склонен продолжать бороться за прибыль, собственное существование и даже развитие! И количество «нулевых», пустых для кредиторов банкротств стало гораздо меньше, хотя доля осталась примерно такой же, как и в 2022-м. Нельзя не отметить, что при этом процент требований, не обеспеченных залогом, но удовлетворенных в рамках процедуры банкротства, вырос до рекордных 7,7% — важный [почти двукратный (!!!)] шаг в сторону интересов конкурсных кредиторов и решительный контраргумент против новых реформ.
Какие выводы делает арбитражный управляющий Павел Замалаев?
Первый – поправки в закон о банкротстве, направленные на повышение ответственности контролирующих должника лиц и внесенные в закон в 2017 году (Глава III.2), плюс последующее Постановление Пленума ВС N 53 от 21.12.2017, а также так называемый Обзор по субординации (утв. Президиумом ВС РФ 29.01.2020), работают. Пока можно было не платить по обязательствам банкротов, бенефициары компаний этого не делали. Сегодня не платить нельзя, и результат мы видим в данных Статистического бюллетеня.
На мой взгляд, на следующем этапе развития правосознания предпринимательского сообщества, когда осознание того, что процедура банкротства компании это не способ переложить деньги из кармана пиджака в брючный, а пиджак отдать на растерзание кредиторам, укоренится; начнет расти количество реабилитационных процедур. У бизнесмена, попавшего в затруднительную ситуацию, будут две опции – договариваться с кредиторами об отсрочке или докапитализировать бизнес (здесь возможны варианты, например – с участием кредиторов или без). Третьей – не платить, уже нет.
Второй вывод, продолжает Павел Замалаев, – «мегазаконопроект» (законопроект № 1172553-7, находящийся на рассмотрении в Государственной Думе) уже неактуален. Ведь основная задача этого комплекса поправок на 500 страницах – повышение эффективности процедур банкротства и числа реабилитационных процедур. Соответствующая цель, с учетом наметившегося тренда, уже достигается, а изменение регулирования может развернуть положительную динамику.
И да, вступая в заочную дискуссию с заместителем руководителя ФНС, сообщившим на одной из конференций о том, что за семь лет кредиторы в процедурах банкротства потеряли 18,9 трлн руб., сообщаю – за семь лет, благодаря профессиональной работе арбитражных управляющих, кредиторы получили 1,129 трлн руб. – на мой взгляд, это главная цифра, которую позволяет зафиксировать статистический бюллетень!
