Александр Коржан

В данном деле конкурсный управляющий справедливо указал на негативные последствия такого подхода. Длительное удержание денежных средств препятствует формированию конкурсной массы и нарушает баланс интересов кредиторов, фактически исключая возможность справедливого распределения имущества должника. Хочется выразить надежду, что Конституционный Суд признает действующее правоприменение, сложившееся в рамках системы уголовного судопроизводства, неконституционным или даст такое толкование норм права, которое позволит более эффективно формировать конкурсную массу и защитит права кредиторов от негативных последствий «бессрочного» ареста имущества. В любом случае будет установлено четкое, понятное и единообразное правовое регулирование для всех участников гражданского оборота и для всех судов (уголовных и арбитражных).

На мой взгляд, обращение Верховного Суда в Конституционный Суд позволит устранить имеющиеся противоречия в судебной практике. КС РФ, дав свою оценку, обеспечит единообразие подходов в аналогичных ситуациях. Если КС признает приоритет штрафа неконституционным, это защитит права кредиторов и устранит существующую неопределенность. Если же приоритет штрафа будет признан конституционно оправданным, потребуется законодательное уточнение порядка выплаты таких штрафов в банкротстве. В любом случае позиция КС станет обязательным ориентиром для нижестоящих судов и стабилизирует правоприменительную практику, разрешив образовавшуюся дилемму: с одной стороны, необходимость исполнения наказания (уплаты штрафа), с другой – принцип справедливого удовлетворения требований всех кредиторов в банкротстве.

Выбор формата обращения именно в Конституционный Суд связан с его исключительными полномочиями по проверке конституционности норм права. Верховный Суд подчеркнул необходимость определения ясных критериев разграничения приоритетов, чтобы устранить правовую неопределенность и обеспечить справедливость. Обращение в КС РФ позволит преодолеть противоречия и гармонизировать толкование и применение норм права арбитражными судами и судами общей юрисдикции, осуществляющими правосудие по уголовным делам, поскольку у судов общей юрисдикции зачастую складывается «свое» понимание ситуации, через призму уголовно-процессуального законодательства, как правило, отличное от позиций арбитражных судов.

На мой взгляд, такая позиция подчеркивает важность детального исследования всех обстоятельств, подтверждающих не просто факт наличия как такового нарушения, способствующего последующему отстранению управляющего, но и реальное негативное влияние этого нарушения на ход процедуры банкротства в целом и на права кредиторов – в частности. При этом суд указал на недопустимость несоблюдения принципа состязательности при разрешении такой категории споров и лишения участников дела возможности представить возражения и доказательства, тем самым сбалансировав права и интересы сторон. Важным выводом является и то, что потенциальный «конфликт интересов» управляющего должен быть установлен конкретными доказательствами, а не предположениями о «групповых» действиях. Суд также отметил, что «представительство интересов одного лица другим» или факт общности интересов судебных представителей у ряда лиц, участвующих в деле, через связи между собой, сами по себе не означают заинтересованности и о наличии конфликта интересов не свидетельствуют, поскольку представители действуют в рамках полномочий предоставленных доверителем.

Таким образом, согласно данной позиции ВС, арбитражные управляющие не должны совершать формальные действия, не приводящие к юридически значимому результату. Указав на необходимость установления причинно-следственной связи между действиями управляющего и причиненным ущербом, Верховный Суд исключил возможность привлечения к ответственности исключительно на основании самого факта выбытия имущества. Особый акцент сделан на оценке разумности и рациональности действий арбитражного управляющего, а также на недопустимости необоснованных или нецелесообразных действий, влекущих дополнительные расходы. С одной стороны, такой подход способствует формированию более сбалансированной практики рассмотрения споров о привлечении управляющих к ответственности, снижая риск предъявления необоснованных требований, однако, с другой – следует учитывать, что категории «разумность» и «рациональность» имеют во многом оценочный характер. В процессе рассмотрения таких споров заявители будут доказывать причинно-следственную связь между действиями арбитражных управляющих и наступлением убытков, в свою очередь отсутствие четких критериев оценки может привести к неоднозначной интерпретации и негативно сказаться на оценке действий управляющего, особенно в сложных и нестандартных ситуациях.

Верховный Суд подтвердил, что обязанность управляющего по истребованию дебиторской задолженности не является абсолютной и должна оцениваться с учетом реальной возможности взыскания. В данном случае кредиторы не смогли доказать, что даже при своевременных действиях со стороны управляющего задолженность могла бы быть погашена, учитывая банкротство дебиторов. Это, безусловно, положительный момент с точки зрения формирования обоснованного подхода к доказыванию «банкротных убытков» при рассмотрении подобных споров. Важно обратить внимание на указание Верховного Суда РФ о том, что сам факт признания бездействия управляющего незаконным не означает автоматического возложения на него ответственности за убытки. Верховный Суд подчеркнул необходимость анализа экономической целесообразности и разумности действий управляющего, исключая формальный подход.

На мой взгляд, арбитражный управляющий, хотя и обладает процессуальной независимостью, не является самостоятельным участником процесса с собственными интересами и не имеет обязанности финансировать процедуру банкротства должника за счет личных средств. Безусловно, управляющий вправе оплатить госпошлину за должника, однако такая возможность не должна ставиться в зависимость от наличия или отсутствия оснований для предоставления отсрочки.

Примененный правовой подход предусматривает, что право на установление стимулирующего вознаграждения обоснованно, если арбитражный управляющий докажет, что удовлетворение требования кредитора вызвано именно его действиями, включающими подготовку, подачу заявления о привлечении к субсидиарной ответственности и отстаивание позиции по этому заявлению в суде. При этом фокус кассационной инстанции в вопросе утверждения стимулирующего вознаграждения акцентируется не на том, как именно и при чьем содействии было погашено требование кредитора, а на том, чьи первоначальные действия привели к тому, что требование кредитора было погашено. Суд подчеркивает, что принудительное исполнение судебного акта при содействии самого кредитора не должно влиять на право управляющего на стимулирующее вознаграждение, если управляющий самостоятельно осуществил основные действия по оспариванию сделок и привлечению контролирующих должника лиц (КДЛ) к субсидиарной ответственности.

Суд отметил, что меры по реализации залогового имущества должны анализироваться с точки зрения их сложности и трудозатратности, что, по мнению суда, способствует более справедливому подходу к определению вознаграждения. Высказанная судом позиция далеко не нова в огромной череде споров за «справедливое и обоснованное» вознаграждение арбитражного управляющего. Действительно, для вынесения объективного судебного акта важно учитывать все обстоятельства с предельной скрупулезностью. Однако стремление судов установить: «Каких действий достаточно, чтобы выплатить арбитражному управляющему 5, 10, 50 или даже 100 млн рублей процентного вознаграждения, и что есть справедливость?» часто порождает еще большую неопределенность, затрудняя простоту и ясность законодательного подхода к определению стимулирующего вознаграждения. Ведь задача довольно проста: эффективность работы арбитражного управляющего оценивается в конечном итоге по финансовому результату и степени удовлетворения требований кредиторов.

Данная позиция подтверждает необходимость сохранения баланса между интересами залоговых и незалоговых кредиторов, при этом бремя расходов на сохранение имущества логично возлагается на залогового кредитора, получающего преимущественное удовлетворение. Важно, что Верховный суд отметил необходимость активного участия залогового кредитора в управлении судьбой залогового имущества как при определении порядка и условий его продажи, так и при принятии решений о продолжении хозяйственной деятельности или возможности передачи комплекса в аренду. Напротив, пассивное поведение залогового кредитора может привести к рискам утраты экономического смысла залога и негативным последствиям для самого залогового кредитора. Этот подход усилит правовую определенность в процедурах банкротства и минимизирует риск перераспределения затрат на содержание залогового имущества на других кредиторов.