Андрей Дроздов

Важной для практики является и позиция суда о применении срока давности по требованиям о взыскании убытков и основному требованию о привлечении к субсидиарной ответственности, основанная, в том числе, на установленных судебными актами фактах осведомленности заявителей о спорных, по их мнению, финансовых операциях на определенную дату, а также на процессуальных действиях самих заявителей. В практике нередко встречаются случаи исчисления сроков давности по схожим требованиям без учета даты фактической осведомленности заявителя о совершении спорной сделки / вменяемого неправомерного действия.

Положительно стоит оценить правовую аргументацию суда округа по исключению конфликта интересов в вопросе назначения управляющего, на что неоднократно указывал ВС РФ. Однако с учетом актуальности проблемы в ряде банкротных дел такая позиция дополнительно будет ориентировать суды первой инстанции на необходимость учитывать не только волю кредиторов, но и объективные сомнения в независимости той или иной кандидатуры. Кроме того, эта позиция продиктована и необходимостью соблюдения баланса прав и интересов как кредитора, так и самого должника, что невозможно при заинтересованности управляющего. Правовая позиция суда округа относительно невозможности объединения дел является последовательной и принята в развитие подхода ВС РФ, АСМО сослался на некоторые из судебных актов ВС.

Текущая позиция суда кассационной инстанции в очередной раз закрепляет такой подход и это положительный вектор практики с понятными критериями для судов первой инстанции, в том числе при установлении фактических обстоятельств и добросовестности должника в вопросе реальной необходимости для него этого имущества. В некоторой степени уместна и аналогия с иммунитетом единственного жилья должника, по сути, формируется схожее исключение относительно другого жизненно важного имущества для должника. Обращает на себя внимание и прекрасный формат выводов кассации с разделением судебного акта на тематические разделы, что будет очень удобно использовать всем юристам.

Суд многократно отмечал необходимость установления сделки, которая якобы прикрывалась оспариваемой. В данном случае Верховный суд этого не увидел в рамках судебных актов нижестоящих инстанций и вынужден был напомнить о такой необходимости. Кроме того, суд критически оценил выбранный истцом способ защиты права в конкретном деле, отметив, что в данном случае оспаривание самих по себе платежей как действий, направленных на исполнение обязательства, вне рамок банкротства, невозможно, и недопустимо подменять приведенные судом способы защиты таким оспариванием. Вероятнее всего, данная позиция повлияет на аналогичные споры с точки зрения выбора способа защиты права в пользу предложенных ВС.

Очевидно, что само по себе наличие родства не может свидетельствовать о доказанности такой иной воли у всех участников сделки. Сами по себе родственные связи не предполагают, что между такими субъектами не может существовать правомерного волеизъявления на совершение дарения или иных сделок. Верховный суд в данном деле сформулировал по сути универсальную позицию о невозможности отнесения сделки между родственниками к притворной и признания их поведения недобросовестным только лишь на основании родства. Данная позиция должна быть применима и в обособленных спорах в банкротстве, причем шире, применительно к доказыванию наличия у сделки цели нанесения ущерба кредиторам и осведомленности о такой цели другой стороны — родственника, и недобросовестности такой стороны не только на основании самого по себе родства.