Арбитражный суд г. Москвы рассмотрел три спорных дела в рамках банкротства «Кросна-Банка». В первом деле конкурсный управляющий потребовал взыскать убытки банка в размере 32,8 млн рублей солидарно с бывших топ-менеджеров Андрея Юдина, Елены Дмитриевой, Дмитрия Смирнова, Антона Романовского, Ирины Косаревой и Юрия Пулинца. Однако суд отказал в этом требовании.
Как установил суд, причиной убытков стала уступка прав требований по кредитам ООО «Квестор» с дисконтом 41% в сентябре 2020 г. По мнению конкурсного управляющего, это было сделано в ущерб интересам банка. Однако ответчики доказали, что действовали разумно в сложившейся ситуации.
Заемщик кредитов, права по которым уступили, был признан банкротом. Это означало для банка необходимость создать 100% резервы по этим ссудам и нести судебные расходы на участие в деле о банкротстве. В такой ситуации продажа прав требований даже с дисконтом была более выгодной для банка, чем сохранение проблемной задолженности на балансе.
Более того, цена уступки 48 млн рублей была определена с применением дисконтирования денежного потока с учетом рыночной ситуации. А компания «Квестор», выкупившая права требования, в итоге не смогла полностью взыскать долг через процедуру банкротства заемщика. Суд счел, что топ-менеджеры действовали добросовестно и разумно в интересах банка, поэтому оснований взыскивать с них убытки нет.
Во втором деле конкурсный управляющий потребовал привлечь к субсидиарной ответственности по долгам «Кросна-Банка» ряд лиц: Ольгу Щербакову, Валерию Саттарову, Светлану Ганыч, Артема Кузнецова, Наталью Филатову, Ольгу Хасанову, Юрия Смирнова, Елену Дмитриеву и Дмитрия Смирнова. Суд частично удовлетворил это требование.
К ответственности привлечены Ольга Щербакова и Валерия Саттарова, которые входили в правление банка. Суд установил, что они участвовали в выдаче заведомо невозвратных кредитов техническим компаниям и лицам на 666 млн рублей, в расторжении залогов по этим кредитам на 61 млн рублей, в продаже ссудной задолженности с дисконтом, что причинило банку убытки на 14 млн рублей.
В привлечении к ответственности Светланы Ганыч, Артема Кузнецова и Натальи Филатовой было отказано, поскольку они лишь входили в совет директоров, но не давали банку обязательных указаний. В признании ответственности Ольги Хасановой было отказано, так как она не могла влиять на решения, будучи главным бухгалтером. Юрий Смирнов был освобожден от ответственности, поскольку он фактически не участвовал в одобрении ущербных сделок.
В отношении Елены Дмитриевой суд указал, что она добросовестно исполняла обязанности главного бухгалтера, а потом была отстранена от принятия решений. Дмитрию Смирнову вменялось одобрение технических кредитов и расторжения залогов как члену правления. Однако суд установил, что с 2021 г. он утратил контроль за кредитным блоком банка и не одобрял ущербную цессию прав требований в 2022 г.
В третьем деле к субсидиарной ответственности по обязательствам «Кросна-Банка» был привлечен Шамиль Мутаев. Хотя он не входил в органы управления банка, но суд признал его контролирующим лицом. Было установлено, что Мутаев фактически управлял банком через подконтрольных ему лиц — Ольгу Щербакову, Валерию Саттарову и других. Принимал ключевые решения по деятельности банка, что привело к его банкротству. Поэтому Мутаев, наряду с Щербаковой и Саттаровой, привлечен к ответственности.
При этом размер ответственности Щербаковой, Саттаровой и Мутаева пока не определен. Его установят после завершения расчетов с кредиторами «Кросна-Банка». До этого производство по делу в части определения размера ответственности приостановлено.
Почему это важно
На первый взгляд, ситуация выглядит очевидной: право требования банка в размере 80 млн рублей было уступлено члену Совета директоров этого же банка (даже не третьему лицу) с дисконтом в 32 млн рублей; еще и эксперт, назначенный судом по ходатайству управляющего, оценил стоимость прав требований в 73 млн рублей, отметил Дмитрий Ситников, генеральный директор Юридической компании «ПРОМКОНСАЛТИНВЕСТ».
Однако Арбитражный суд г. Москвы не стал слепо внимать доводам конкурсного управляющего и даже критически оценил заключение привлеченного им эксперта. После установления того, что иск действительно предъявлен к надлежащим ответчикам, т.е. в случае установления наличия причиненного ущерба ответчики действительно могут отвечать за причиненный ущерб, суд подробнейшим образом начал изучать обстоятельства принятия решения об уступке права требования и даже ситуацию с взысканием просроченной задолженности. Оказалось, что кредитным комитетом и Советом директоров банка рассматривалось два сценария работы с данной просроченной задолженностью – оставить на балансе с формированием резервов на сумму долга или продать просроченный долг с дисконтом. Был выбран вариант, наиболее целесообразный с экономической точки зрения (продажа просроченного долга), а то, что имущество не было продано после трех этапов торгов, фактически подтвердило правоту лиц, принявших решение об уступке права требования.
Определение Арбитражного суда г. Москвы является важным и значимым, так как подробно описывает не слишком широко известную логику принятия решения кредитной организацией об уступке прав требования, в том числе, с позиции анализа необходимости формирования резервов на просроченную задолженность. Проведенный судом всесторонний анализ добросовестности контролирующих лиц представляет безусловный интерес с точки зрения того, сможет ли он повлиять на текущую практику судов к подходу о виновности контролирующих лиц и найдет ли он поддержку у вышестоящих судебных инстанций, резюмировал он.
Рассматривая спор о привлечении к субсидиарной ответственности, суд учел сформированные Верховным Судом позиции, в частности в деле банка «Гринфилд», указала Татьяна Грушко, адвокат, руководитель практики, директор по развитию Бюро юридических стратегий Legal to Business.
По ее словам, особенность дела о несостоятельности АО «Кросна-Банк», как и банка «Гринфилд», в том, что ухудшение финансового состояния наступило после смены акционеров, что доказано конкурсным управляющим. Доказательства добросовестного и разумного поведения в период руководства банком фактический бенефициар и руководители банка суду не предоставили, за что и привлечены к ответственности. В то же время иные ответчики раскрыли обстоятельства работы коллегиальных органов банка и своего участия в них, убедив суд, что банкротство кредитной организации наступило не в связи с их действиями (бездействием). Приведенные в определениях выводы мотивированны и в полной мере отвечают тенденциями судебной практики, указала Татьяна Грушко.
При безусловном внутреннем согласии с судебными актами по субсидиарной ответственности обособленный спор о взыскании убытков вызывает двойственное впечатление. Суд счел, что заявитель не доказал наличие обстоятельств, свидетельствующих о недобросовестности или неразумности действий членов совета директоров и правления банка. Что представляется не столь обоснованным применительно к фактическим обстоятельствам сделки, ставшей основанием для иска. Из судебного акта неясно, исследовался ли вопрос конфликта интересов банка и одного из ответчиков, явившегося стороной сделки, совершение которой, по мнению управляющего, причинило убытки. Тогда как подп. 1 п. 2 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 30 июля 2013 г. № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица» презюмирует невыгодный для общества характер сделки, совершенной директором в условиях конфликта интересов (возникновение убытков у общества).
В деле о банкротстве АО «Кросна-Банк» рассмотрены споры о взыскании убытков и привлечении контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности, констатировала Анна Волынец, руководитель проектов, адвокат Консультационной группы «Прайм Эдвайс».
Отказ во взыскании убытков с членов совета директоров/правления, продолжила она, достаточно подробно мотивирован судом. Конкурсный управляющий связывал наличие убытков с якобы заниженной ценой продажи Банком его прав требований к одному из его заемщиков (требования были обеспечены ипотекой). Разница между ценой продажи требований и их номинальным размером составила около 40%, при этом суд учел, что заемщик на момент продажи требований к нему уже находился в банкротстве, а также суд учел последующие факты процедуры банкротства заемщика, в частности то, что торги по продаже залогового имущества несколько раз были признаны несостоявшимися. В некотором смысле текущая реальность подтвердила обоснованность действий КДЛ на момент принятия ими решения о совершении сделки цессии, указала она.
Гораздо больший интерес представляют споры о субсидиарной ответственности, по итогам рассмотрения которых суд привлек к ответственности фактического бенефициара – контролирующее лицо Ш.М. Мутаева, а также председателя и зампреда правления банка (Щербакову и Саттарову). Очень подробно судом изложены многочисленные связи, которые были учтены при определении фактического бенефициара банка, например, суд уделил внимание даже таким совпадениям, как: «Мутаев Ш.М., Романовский А.Г. и Филатова Н.А. в указанной очередности владели квартирой, расположенной по адресу: г. Москва, пр. Ломоносовский, д. 29, корп. 1, кв. 161. Кроме того, Мутаев Ш.М. и Филатова Н.А. в разное время являлись владельцами квартиры, расположенной по адресу: г. Москва, ул. Молодогвардейская, д. 2, корп. 3, кв. 13». Это в очередной раз подтверждает практику доказывания фактической аффилированности через множество разнородных фактов, которые при их накоплении уже не могут восприниматься судом как «просто совпадение» и сильно увеличивают риск признания наличия статуса КДЛ у конкретного лица.
По мнению Андрея Дроздова, адвоката Адвокатской конторы «Аснис и партнеры», суд применил выработанный ранее ВС РФ подход к доказыванию статуса КДЛ, который для практики последних лет является все более типовым.
Суды, руководствуясь позицией ВС РФ, признают достаточным для доказывания аффилированности и статуса КДЛ совокупность косвенных доказательств, однако это не исключает возможность опровержения таких доказательств со стороны оппонентов. При наличии совокупности косвенных доказательств статуса КДЛ бремя доказывания обратного уже переходит на ответчика и становится его обязанностью с точки зрения распределения бремени доказывания. В таком случае одной лишь презумпции невозможности доказывания отрицательного факта (отсутствие контроля) уже недостаточно, пояснил он.
С точки зрения доказывания суд также указал, что отсутствие перечисления в судебном акте всех доказательств и доводов не свидетельствует об их игнорировании и неоценке, в связи с чем остается не до конца понятным, какие могли быть приведены доводы и доказательства ответчиков в опровержение аргументов конкурсного управляющего. Вероятно, этот вопрос будет рассматриваться в апелляции. В связи с часто встречающейся историей в банкротстве банков с выдачей «спорных» кредитов суд содержательно оценил доводы, касающиеся кредитного портфеля банка, и отдельно привел ссылки на анализ надежности заемщиков. Сам подход к оценке таких обстоятельств безусловно важен для практики.
Акты по делам о привлечении к субсидиарной ответственности и убыткам контролирующих должника лиц являются крайне полезными как с точки зрения их подробности и проработки, так и с позиции сбора доказательств, не всегда очевидных, полагает Артем Антонов, старший юрист Юридической фирмы «Меллинг, Войтишкин и Партнеры».
По его словам, глобальное основание для привлечения к ответственности в данных делах — это вывод активов путем выдачи кредитов ненадежным заемщикам (в частности, не ведущим реальную деятельность), отсутствие обеспечения по займам либо неравноценное обеспечение, а также прекращение обеспечений, уступка прав с необоснованным дисконтом.
Однако наибольший интерес в данном деле представляет детальная проверка и установление судом, во-первых, реального бенефициара по совокупности косвенных доказательств, таких как пересечения с другими контролерами банка в разных компаниях, владение общим имуществом либо последовательное владение одним и тем же имуществом и т.д. Данный акт должен послужить вдохновением для заявителей, где и как искать доказательства для установления теневого владельца; во-вторых, степени вовлеченности формальных КДЛ, которые участвовали в заключении сделок либо одобряли их. Они были также проверены на стандартные критерии степени участия в принятие решений: 1) наличие полномочий; 2) фактическое участие в заключении/одобрении сделок (так, одна из сторон представила метаданные фотографий, билеты и т.п., что член кредиторского комитета был на отдыхе и не принимал участие в заседании комитета, что позволило избежать ответственности); 3) фактические периоды полномочий.
Кроме того, нельзя сказать, что суд огульно признавал все кредиты или уступки по ним нерыночными., указал Артем Антонов. Так, суд, отказывая в возложении убытков за уступку долга Бондаренко, учел, что уступка была равноценной с учетом того, что сам Бондаренко «упал» в банкротство, требование к нему там будет дисконтировано с учетом правил удовлетворения залоговых кредиторов, а также была учтена установленная рыночная стоимость имущества.
«Будет интересно понаблюдать далее за этим делом, так как если судебные акты будут поддержаны, то практика пополнится полезными и правильными ориентирами как для доказывания статуса КДЛ, так и вредоносности самих сделок», — заключил он.
