Анна Нехина

Из плюсов такой позиции: подход обеспечивает гибкость в вопросе установления вознаграждения; появление инструмента для защиты интересов кредиторов и должника, в том числе возможность снижения вознаграждения за пассивную позицию арбитражного управляющего в процедуре. Из минусов: отсутствие четких критериев оценки эффективности вклада арбитражного управляющего, что может привести к различного рода злоупотреблениям, спорам, усложнению доказывания своей эффективности. Таким образом, настоящее постановление не решило существующие проблемы, не оказало существенного влияния на практику, продолжив лишь укреплять уже распространенную среди судов позицию.

В вышеуказанных судебных актах, как мне кажется, присутствует оптимистичный посыл для арбитражных управляющих, поскольку в спорах о признании ненадлежащими действий конкурсных управляющих также дана оценка действиям других лиц (в частности, контролирующим лицам должника) по инициации большого количества судебных споров, что приводит к затягиванию срока проведения процедуры банкротства. Однако описания нарушений со стороны разных арбитражных управляющих, назначенных судом в том числе с применением случайной выборки, свидетельствуют о том, что необходимо продолжать формировать класс управляющих, для которых эта деятельность будет являться не способом краткосрочного заработка, а постоянной профессией

Такой анализ необходим для принятия справедливого решения, поскольку позволяет выявить наличие признаков неравенства переговорных возможностей и кабальных условий. Суд прямо не указывает, что в данной ситуации нижестоящие суды «проглядели» включение в реестр санкций, которые существенно превышают размер основного долга (нарушение положения п. 1 ст. 333 ГК РФ), но ссылается на то, что они обязаны были учесть данные обстоятельства при решении вопроса об освобождении от исполнения обязательств. Я думаю, что арбитражные суды с момента появления института банкротства физических лиц еще не в полной мере научились быть социально ориентированными. Какое-то время ВС РФ придется исправлять ошибки судов, что в конечном счете должно поспособствовать гуманизации правосудия в арбитражных судах.

Принцип о снижении неустойки по инициативе суда в отношении лиц, не осуществляющих предпринимательскую деятельность, первоначально закреплен в п. 1 ст. 333 ГК как право суда, механизм его реализации отражен в абз. 2 п. 71 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 марта 2016 г. № 7 “О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств”. Впоследствии определением Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 3 декабря 2019 г. № 44-КГ19-19 закреплено положение о том, что вышеуказанный принцип является не правом, а обязанностью суда. Предполагается, что лица, не осуществляющие предпринимательскую деятельность, обладают значительно меньшими организационными, информационными, профессиональными возможностями по сравнению с предпринимателями. Для защиты указанных лиц (более слабой стороны в правоотношении) сформирован механизм защиты, предоставляющий дополнительные гарантий для реализации принципа справедливости и юридического равенства.

Ключевым станет вопрос причинно-следственной связи между действиями (или бездействием) управляющего и наступившими убытками. Если ВС РФ поддержит выводы первой инстанции и округа, это усилит акцент на активной роли управляющих, требуя от них максимального использования всех возможностей по взысканию дебиторской задолженности, даже в безнадежных, на первый взгляд, ситуациях, таких как банкротство дебиторов. Такая позиция укрепит подход, направленный на защиту интересов кредиторов, но также усилит ответственность управляющих за свои действия. Это повлияет на практику, увеличив значимость проведения экспертиз, и дальнейшее их закрепление в качестве важнейшего доказательства наличия убытков и его размера.

Отличительной особенностью рассматриваемого спора являются обстоятельства, при которых кредиторы получили удовлетворение. Из мотивировочной части судебного акта следует, что уполномоченный орган получил исполнение после реализации своих прав на выбор способа распоряжения требованием к КДЛ, третье лицо погасило кредиторскую задолженность в деле о банкротстве самого КДЛ. Обозначенные обстоятельства дела не выходят за пределы диспозиции абз. 4 п. 3.1 ст. 20.6 закона о банкротстве — это основной мотив рассматриваемого постановления. Суд кассационной инстанции очевидно развивает курс, выработанный Экономколлегией ВС РФ в мартовском Определении № 305-ЭС21-23741 (6). Это прямо указано в судебном акте.

Таким образом, изложенная в данном судебном споре позиция для судебной практики не является новшеством. Cудом учтено, что при рассмотрении обособленного спора (определении срока исковой давности привлечения к субсидиарной ответственности) по правилам закона о банкротстве в редакции Федерального закона от 28.06.2013 № 134-ФЗ данным законом установлены два срока исковой давности — объективный трехгодичный, исчисляемый с даты введения процедуры конкурсного производства, и субъективный годичный, начало течения которого связано с установлением наличия необходимых оснований для привлечения к субсидиарной ответственности. Арбитражным судом Уральского округа было указано, что объективный срок исковой давности не был пропущен ответчиком.

Данный подход означает отход от формальной концепции действительности решения собрания кредиторов, принятого голосами кредитора, впоследствии исключенного из реестра (напр., в связи с последующим признанием сделки, послужившей основанием для включения требования в реестр, недействительной), по значимым для конкурсной массы решениям. Отсутствие у кредитора впоследствии возможного к исключению из реестра права на принятие значимого для конкурсной массы решения должно учитываться судом при рассмотрении заявления о признании решения собрания кредиторов недействительным, поскольку миноритарные кредиторы лишены иного права на защиту своих интересов. Кассация округа, на наш взгляд, верно отметила, что суды нижестоящих инстанций фактически рассмотрели спор о разногласиях относительно определения способа распоряжения имуществом должника, отказавшись от формального подхода к основаниям для отмены решения собрания кредиторов, установленного в п. 4 ст. 15 закона о банкротстве.

Выводы в постановлении суда кассационной инстанции подтверждают на практике неэффективность судебных споров о признании недействительным отчета об оценке стоимости имущества в соответствии со ст. 130 закона о банкротстве. Наиболее верными способами защиты права кредиторов в аналогичных случаях являются действия по определению иной начальной цены продажи при утверждении самого положения о порядке, сроках и условиях продажи имущества. Механизмы такой защиты предусмотрены в том числе ст. 60 либо п. 4 ст. 138 закона о банкротстве. Более интересным, но вместе с тем и более сложным для оспаривания при утверждении порядка реализации имущества является выявление пороков имущества, которые будут влиять на его привлекательность для потенциальных покупателей: возможность использования земельных участков и недвижимого имущества.