Артем Яковенко

Настоящее дело является нечастым примером, когда суд указал на необходимость применения п. 12 ст. 61.11 закона о банкротстве. Зачастую сложно разграничить случаи, когда деликт ведет к субсидиарной ответственности, а когда — ко взысканию убытков (особенно в связи с появлением модели "кредиторских" убытков). По сути, суд указал, что все выгодоприобретатели от перевода бизнеса должны отвечать одинаково перед кредиторами, если они аффилированы между собой и действовали согласованно с КДЛ. Поскольку большая часть обстоятельств, свидетельствующих и о выгоде от перевода бизнеса, и об аффилированности была установлена преюдициальными судебными актами, нет оснований полагать, что при повторном рассмотрении дела суды откажут в привлечении выгодоприобретателей к субсидиарной ответственности. Кассационный суд продемонстрировал эффективный способ борьбы не только с переводом бизнеса, но и с "размыванием" вывода активов на несколько лиц.

Например, из текста судебного акта следует, что суд установил завышение ответчиком стоимости активов должника и связал возможность опровержения этой презумпции с окончанием торгов этими активами. Выставление имущества на торги, как правило, происходит по начальной цене, установленной оценщиком. Понятно, что существует позиция ВС РФ о том, что "самая рыночная" цена определяется на торгах, однако нужно помнить, что такую цену можно узнать, лишь продав имущество. Также спорным кажется вывод о несостоятельности предложенного ответчиком бизнес-плана только со ссылкой на то, что такой план не был одобрен ЦБ РФ. В таком случае не понятно, как ответчик мог бы избежать субсидиарной ответственности при том, что суд указывает на несовершение ответчиком необходимых действий. При этом преюдициальными судебными актами установлен факт того, что размер активов должника на момент возбуждения процедуры имел отрицательное значение, что в целом приводит к выводу об общей правильности вынесенного решения.

Во-первых, определяя критерии экономический целесообразности сделки, ВС РФ не учел, что встречное предоставление при внесении дополнительных вкладов в уставный капитал всеми участниками – это не только прирост долей, но и сохранение соотношения процента долей относительно других участников. Также следует отметить, что не был исследован вопрос о размере потенциальной ответственности ООО «АлексТрейд» в случае банкротства ООО «Дон-Моторс Плюс». Именно совокупность утраченной стоимости долей ООО «Дон-Моторс Плюс» и размера ответственности стала бы чистым экономическим убытком ООО «АлексТрейд», что нужно учитывать при формировании критериев экономический целесообразности. То обстоятельство, что общество находилось в «предбанкротном» состоянии, также не может свидетельствовать о нецелесообразности сделки само по себе. Именно путь внесения вкладов в уставный капитал является надлежащим при «спасении» компаний от банкротства, о чем неоднократно говорил сам ВС РФ.

Суды неправильно посчитали размер просроченной задолженности, а также не учли возможно характер действий должника. АС МО верно обратил внимание на то, что снижение задолженности до пороговых значений может свидетельствовать о недобросовестности должника. Должник в указанном деле не опроверг своей недобросовестности и пытался предотвратить банкротство, ссылаясь на формальные критерии. Между тем, как кажется, должник мог бы избежать клейма недобросовестности, например, обратившись в Измайловский райсуд за рассрочкой исполнения, или попытавшись заключить мировое соглашение с заявителем. Кассация также обратила внимание, что вне зависимости от недобросовестности должника, имелись признаки банкротства: суды неправильно посчитали размер задолженности, предъявленной кредитором. Позиция кассации едва ли повлияет на правоприменительную практику, но при этом является абсолютно правильной.

Фактически суды первой и апелляционной инстанций неправильно распределили бремя доказывания, переложив на управляющего обязанность по доказыванию влияния непередачи документов на ход процедуры банкротства. Кассационный суд правильно указал, что отказ в применении презумпции допустим только тогда, когда ответчик ее опроверг. Суд повторил позицию ВС РФ о том, что уже сам по себе факт отсутствия документов затрудняет деятельность управляющего. Также суд со ссылкой на пп. 1 п. 2 ст. 61.11 и ст. 32 закона о банкротстве указал, что совершение вредоносных сделок в период недостаточности имущества, даже если эти сделки непосредственно не привели к возникновению признаков неплатежеспособности, является основанием для привлечения к субсидиарной ответственности. В этой части мотивировка кассационного суда кажется некорректной: с учетом того, что сделки совершались после возникновения признаков банкротства, следовало бы применить пп. 2 п. 12 ст. 61.11 закона о банкротстве, который как раз устанавливает регулирование подобных ситуаций.

Мотивируя отмену судебных актов, кассационный суд ссылается на позиции о недопустимости искусственного дробления лотов и неисследованность вопроса о добросовестности залогового кредитора. Видимо, АС СКО увидел в обстоятельствах дела признаки сговора управляющего и залогового кредитора. Ключевую роль в этом споре играет тот факт, что неполную инвентаризацию произвел предшествующий управляющий, еще до утверждения положения о торгах. И комитет кредиторов, и залоговый кредитор, и новый управляющий в теории могут ссылаться на то, что они добросовестно ориентировались на акт инвентаризации предшествующего управляющего и, утверждая положение и реализуя имущество, они добросовестно не знали об отсутствии в составе лота части имущества. Кажется, что если суды установят добросовестность залогового кредитора, правильным способом возмещения потерь конкурсной массы (при наличии таковых) станет проверка добросовестности именно предыдущего управляющего и, если что, привлечение его к убыткам. В итоге сделки могут и должны быть оспорены, только если суды обнаружат недобросовестный сговор между залоговым кредитором и одним из управляющих или информированность залогового кредитора о наличии неучтенного имущества.