Дмитрий Мальбин

Судами нижестоящих инстанций была допущена довольно грубая ошибка, которая состояла в том, что суды не выяснили были ли в действительности получены какие-либо денежные средства управляющим или нет, но при этом взыскали с него денежные средства, исходя из того, что по отмененному впоследствии судебному определению в пользу управляющего были взысканы денежные средств. Однако, в порядке поворота исполнения судебного акта сторонами возвращается не то, что подлежало взысканию на основании отмененного судебного решения, а то, что было реально получено по нему. Если суд присудил какую-то денежную сумму в пользу одной стороны, но эта сумма не была ей получена, то оснований для взыскания с этой стороны денежных средств обратно в порядке поворота исполнения не имеется. Иное вело бы к незаконному обогащению другой стороны. По изложенным причинам решение ВС РФ нельзя назвать прецедентным, так как в данном случае ВС РФ лишь исправлял допущенную судами ошибку.

Проблема состояла в том, что должник имел перед банком два обязательства, которые имеют разную природу: одно из них договорное, а другое деликтное. Однако, по существу, это были два обязательства об одном и том же, поскольку должник был привлечен к субсидиарной ответственности как контролирующее лицо за то, что основной должник по кредитному договору не смог погасить кредит. В результате уступки прав по одному из обязательств банк фактически обогащается: сначала он получает выгоду от самой уступки прав по одному обязательству, а по другому обязательству он включается в реестр требований кредиторов и также претендует на удовлетворение. Решение признать такие обязательства солидарными – спорное, потому что в классическом солидарном обязательстве есть несколько должников, в то время как в этой ситуации должник всего один. Такое решение вряд ли можно назвать безупречным, но оно абсолютно точно выравнивает ситуацию с точки зрения баланса интересов всех сторон.

Определение Верховного Суда Российской Федерации от 26.06.2024 № 304-ЭС23-25261 по делу № А75-10710/2021 представляет огромный интерес и способно повлиять на практику. Закон о банкротстве позволяет исключать из конкурсной массы умершего должника жилое помещение, которое является единственным жильем для наследника. Однако суды, к сожалению, порой исходят из довольно простого рассуждения, что если наследникам есть где жить, то в исключении должно быть отказано, не углубляясь в вопрос о том, есть ли у наследника права на то жилое помещение, где он проживает. Такой подход ошибочен, потому что проживать можно и у знакомых, но если у наследника нет никаких прав на жилое помещение, то уже буквально завтра его могут выселить и он может оказаться без какого-либо жилья. Поэтому в каждом случае нужно устанавливать наличие у наследников собственных вещных прав на жилое помещение, что и подчеркнул Верховный суд РФ в своем определении.

Законопроект оставляет двоякое впечатление: некоторые из положений заслуживают поддержки, в то время как другие —вызывают сомнения. В частности, включение страховых взносов на социальное и медицинское страхование в состав второй очереди текущих платежей является верным. Нынешнее положение — учет их в составе пятой очереди, в то время как взносы на пенсионное страхование учитываются в составе второй очереди, всегда казалось несколько странным, ведь такие взносы схожи по своему характеру. Поэтому в данной части законопроект привел взносы к единому знаменателю.  

Однако цессия представляет собой случай правопреемства, когда цессионарий становится на место цедента в правоотношении, и именно поэтому, например, должник вправе выдвигать против нового кредитора все те возражения, которые он имел против первого кредитора. Поэтому цессия всегда значит несколько больше, чем переход одного лишь права. Тем не менее подход, согласно которому в случае уступки права требования к должнику к новому кредитору переходит также обязанность по возмещению расходов в деле о банкротстве, спорен, поскольку обязанность может перейти только в двух случаях: при универсальном правопреемстве либо в случае перевода долга (который может сопровождаться уступкой права и именоваться «передача договора») — который является самостоятельным институтом. Решение о переходе к новому кредитору обязанностей заявителя в деле о банкротстве обоснован причинами практического характера – новый кредитор становится непосредственным участником дела о банкротстве и с него проще взыскать расходы.

Подозрительная сделка может быть признана недействительной только тогда, когда она совершается с целью причинения вреда кредиторам. В таких случаях стороны сделки действуют осознанно, с желанием причинить такой вред. Между тем, само по себе получение работником денежных средств от работодателя в отсутствие встречного предоставления не говорит о том, что сделка совершена во вред кредиторам. Соответствующая цель сторон судами не установлена. Более того, в данном случае такой цели очевидно не было, поскольку должник перечислял деньги работнику в качестве материальной помощи для лечения тяжелого заболевания. Решение нижестоящих судов продиктовано желанием защитить права кредиторов. Однако интересы тяжело больного работника должны преобладать над материальными интересами кредиторов. В этом состоит одно из проявлений социальной функции права.

При наличии у должника нескольких жилых помещений всегда возникает конкуренция: какое помещение реализовать, а какое оставить. Причем вопрос этот решается не только исходя из стоимости: более дорогое помещение нужно реализовать, более дешевое — оставить должнику, а исходя из конкретных обстоятельств, обеспечивая баланс интересов должника и кредиторов. В этом деле суды приняли решение в первую очередь исходя из соотношения стоимости жилого дома и комнаты. Причина такого решения понятна — необходимость удовлетворить наибольшее число требований кредиторов. Однако в результате такого решения должник фактически лишился возможности нормального существования, ведь он работает и проживает в Москве в комнате, которая была лишена исполнительского иммунитета. Таким образом, суды не обеспечили в названном деле необходимый баланс интересов должника и кредиторов.

Строго говоря, такое обстоятельство существенным назвать нельзя, так как реституционное обязательство состоит из обязанности вернуть то, что получено по сделке. В свою очередь с заявителя были взысканы убытки за то, что сделка была совершена на невыгодных условиях. Одно обязательство не связано с другим. Более того, в случае совершения сделки на невыгодных условиях с директора могут быть взысканы убытки независимо от оспаривания сделки. Между тем, передача жалобы на рассмотрение Судебной коллегии указывает на то, что судья ВС РФ, изучавший жалобу, счел, что такое обстоятельство является существенным. Если коллегия судей действительно придет к такому выводу, то можно ожидать изменения практики: управляющие будут сначала взыскивать убытки и только потом (при необходимости) уступать права по реституционному обязательству.

Верховный суд РФ в своей практике неоднократно ориентировал суды на разграничение зачета и установления сальдо взаимных предоставлений сторон. Однако указанное дело интересно тем, что ВС РФ впервые высказался о возможности сальдирования основного обязательства и обязательства по уплате неустойки за просрочку выполнения работ. Фактически ВС РФ исходит из того, что любое нарушение договора, даже просрочка выполнения работ, за которую установлена неустойка, автоматически уменьшает размер требования об оплате работ по договору. Однако обязательство об уплате неустойки является самостоятельным обязательством и сама по себе неустойка не может уменьшать сумму встречного требования. Такой широкий подход на практике может привести к тому, что наличие любого встречного требования будет квалифицироваться как установление сальдо и тем самым уменьшать размер взаимных требований сторон. В результате пострадают кредиторы, ведь сальдирование, в отличие от зачета, не оспаривается.