Александр Шаркевич дал Алевтине Павловой взаймы на год 3,5 млн долларов под 27% годовых. В залог заемщик передала свою квартиру в Москве, оцененную в 153 млн рублей. Так и не получив деньги обратно, через год Шаркевич дал Павловой взаймы еще 475,5 тыс. долларов и 62 млн рублей под 10% годовых. Деньги вновь возвращены не были. Спустя три года Пресненский райсуд Москвы, с которым согласился Мосгорсуд, взыскал с Павловой в пользу Шаркевича долги по названным договорам займа, обратив взыскание на квартиру. При этом в споре в качестве третьего лица с правом заявлять самостоятельные требования поучаствовал Валерий Климов, который когда-то тоже заключил с Алевтиной Павловой договор займа под залог той же московской квартиры. В 2021 году Павлова была признана банкротом. После чего Шаркевич попросил суд включить в реестр должника основанное на договорах займа требование как обеспеченного залогом квартиры. А финансовый управляющий должника заявил встречное заявление о признании указанных сделок мнимыми. Суды трех инстанций заняли разные позиции. Александр Шаркевич пожаловался в Верховный суд. Все подробности дела описаны на портале PROбанкротство.
Очень интересное дело, считает Сергей Лисин, которое можно назвать битвой двух судебных школ.
Первая — это консервативная школа, в которой существует основное незыблемое правило о невозможности преодоления в деле о банкротстве судебного акта, вынесенного вне рамок дела о банкротстве, до момента его отмены в порядке экстраординарного обжалования ошибочного взыскания или пересмотра такого акта по новым обстоятельствам (например, при признании недействительной сделки, на основании которой кредитор устанавливает свои требования в реестре). Данный подход базируется на преюдициальности и общеобязательности судебных актов, а также на каком-то едва уловимом духе арбитражного процесса в России во главе с главной заповедью «о сакральности судебных актов, вынесенных вне рамок дела о банкротстве».
Вторая — это школа судебных новаторов и экспериментаторов, которые понимают, что закрепившийся подход устарел, неэффективен и препятствует защите лиц, участвующих в деле о банкротстве (если им противопоставляют судебный акт, вынесенный вне рамок дела о банкротстве). Основной тезис такой школы — если банкротный суд посчитает, что требования кредитора являются необоснованными, то и судебный акт, вынесенный вне рамок дела о банкротстве, не способен исцелить такое требование. Отменять такой акт не нужно, банкротный судья с использованием ст. 10, 168, 170 ГК РФ может просто игнорировать его выводы, сославшись на ничтожность договора.
Рассматриваемое дело как раз уникально. Финансовый управляющий и возражающий кредитор пытались идти консервативным путем. В судебных актах имеется указание, что данные лица пытались реализовать свое право на пересмотр решения суда общей юрисдикции, которое по итогу оставлено без изменения. И остался только один путь — путь второй школы. И, на удивление, суд первой и кассационной инстанции поддержал данный подход (браво судьям!). Однако действующие судьи Верховного суда РФ, в том числе передавшая дело судья Корнелюк Е. С., являются выраженными сторонниками первой школы, поэтому нам следует ожидать сухого и безынтересного судебного акта, в котором будут зачитаны и еще раз прописаны старые мантры о непогрешимости судебных актов, вынесенных вне рамок дела о банкротстве.
Конституционный суд рассмотрел жалобу бывшей предпринимательницы Людмилы Ваулиной, которая настаивала на незаконности взыскания налоговых штрафов с контролирующих лиц обанкротившихся компаний в рамках привлечения их к субсидиарной ответственности, и признал недопустимым взыскание налоговых штрафов с контролирующих лиц обанкротившихся компаний (КДЛ) при привлечении их к субсидиарной ответственности. Подробнее об этом можно прочитать на портале PROбанкротство.
На мой взгляд, Конституционный суд принял интересное для развития банкротного законодательства, но не совсем верное решение. Основная мысль в Постановлении КС РФ от 30.10.2023 № 50-П заключается в том, что граждане не должны нести субсидиарную ответственность в части задолженности банкротящегося юрлица по уплате налогового штрафа. На мой взгляд, представляется нелогичным исключение конкретно такого вида задолженности из общего объема субсидиарной ответственности. Привлекая к субсидиарной ответственности, суд «наказывает» контролирующих должника лиц за их незаконное поведение, результатом которого становится невозможность удовлетворить требования кредиторов. При этом законодательство о банкротстве содержит механизмы, позволяющие досконально учесть роль каждого лица в банкротстве и снизить при необходимости размер ответственности либо в процентном выражении от суммы долга, либо взыскав убытки по конкретным сделкам.
Постановление КС РФ, продолжает Дмитрий Клеточкин, фактически легитимизирует любые действия, направленные на изъятие (увод) имущества должника с целью не платить штраф. Ведь если этот штраф «сгорит» на должнике с его ликвидацией, то государство как кредитор лишится какого-либо шанса взыскать законную задолженность. Ну и дополнительно необходимо отметить, что принятое Постановление КС РФ не отвечает на вопрос, как должны разделяться поступившие денежные средства в случае их уплаты физлицом. Ведь штраф в реестре требований кредиторов является вполне легитимным требованием, которое конкурирует с иными кредиторами. Должен ли он быть исключен из реестра требований для целей распределения данных денег или государство наравне будет претендовать на них? В итоге Постановление КС РФ порождает вопросов больше, чем ответов.
По заключенному в 2015 году мировому соглашению компания «Тера Евро» обязалась передать ООО «ТПК» в счет оплаты долга четыре объекта недвижимости. При этом срок такой передачи соглашением определен не был. В итоге в 2016 году должник передал взыскателю лишь один объект недвижимости, а остальные передавать отказался. В мае 2022 года суд выдал «ТПК» исполнительный лист со сроком предъявления три года, на основании которого судебный пристав-исполнитель возбудил исполнительное производство. «Тера Евро», ссылаясь на пропуск трехлетнего срока давности, потребовала в суде признать действия пристава по возбуждению исполнительного производства незаконными. Суды отклонили требования должника. Однако окружной суд признал постановление пристава о возбуждении исполнительного производства недействительным. Компания «ТПК» пожаловалась в Верховный суд. Полное описание кейса опубликовано на портале PROбанкротство.
Ключевым моментом, считает Сергей Привалов, с которым предстоит разобраться Верховному суду РФ, это с какой именно даты необходимо исчислять срок для возможности возбуждения исполнительного производства — с даты вступления в законную силу судебного акта, утвердившего мировое соглашение, либо с даты выдачи исполнительного листа на принудительное исполнение данного мирового соглашения.
Казалось бы, несмотря на кажущуюся легкость разрешения данного вопроса и наличие основополагающих норм гражданского законодательства о сроках исполнения обязательств, до сих пор в судебной практике различных округов встречаются противоположные подходы к решению подобных ситуаций.
Возможно, это связано с тем, что нормы Арбитражного процессуального законодательства Российской Федерации не содержат ограничений относительно срока, в течение которого должен быть выдан исполнительный лист на принудительное исполнение мирового соглашения.
По моему мнению, в случае если мировым соглашением срок его исполнения не установлен, то срок исполнения обязательств определяется в том числе моментом предъявления требования о его исполнении. Исполнительный лист может быть предъявлен к исполнению в течение трех лет со дня вступления судебного акта о его выдаче в законную силу. В связи с чем, с большой долей вероятности, Верховный суд РФ займет позицию судов первой и апелляционной инстанций и внесет ясность в разрешение подобных споров.
Арбитражный суд Москвы рассмотрел требования Максима Дивака и Владислава Ермолаева о взыскании с ассоциации арбитражных управляющих «Гарантия» 12,5 млн рублей (по 6,25 млн рублей на каждого заявителя) в счет компенсации убытков, причиненных бывшим арбитражным управляющим ООО «Тюменьпроектсервис» и экс-членом СРО АУ «Гарантия» Александром Скиловым.
В 2016 году КУ Александр Скилов вместе с двумя контролирующими «Тюменьпроектсервис» лицами (КДЛ) был признан виновным в совершении мошенничества (ч. 4 ст. 159 УК). При этом еще в 2013 году арбитражный суд освободил Александра Скилова от исполнения обязанностей конкурсного управляющего «Тюменьпроектсервиса». Сославшись на то, что из-за совершения Скиловым противоправных действий по организации криминального банкротства «Тюменьпроектсервиса» возникла невозможность распоряжения объектом незавершенного строительства в течение многих лет, вследствие чего объект незавершенного строительства был продан с торгов дешевле, чем сумма расходов на его строительство, которая при отсутствии криминального банкротства могла быть возмещена иным образом, ООО «Тюменьпроектсервис» потребовало в Арбитражному суде Тюменской области взыскать со Скилова 39,6 млн рублей убытков. Впоследствии правопреемниками истца стали Максим Дивак и Владислав Ермолаев (кредиторы «Тюменьпроектсервиса»). Больше подробностей можно прочитать на портале PROбанкротство.
К сожалению, мы имеем дело с устоявшейся практикой, я бы даже сказал, устоявшимся бизнесом. Самыми циничными случаями можно назвать примеры использования механизма искусственного дробления заявлений о взыскании убытков с арбитражного управляющего в рамках одной процедуры. На памяти дело, когда в 2019 году в рамках одного дела к компфонду СРО было предъявлено шесть заявлений о взыскании убытков на общую сумму более 100 млн рублей. И как противостоять этому — совершенно непонятно, нет законных механизмов. Нужно законодательно ограничить для таких жалоб срок исковой давности до года, это во-первых. Во-вторых, ограничить круг лиц, которые могут такие иски предъявлять. Это могут быть первоначальные кредиторы, но никак не те юридические фирмы, которые скупают дебиторку с вполне конкретной целью.
ООО «Проектсервис» выполняло для компании «XXI век» подрядные работы. При этом права требования к заказчику подрядчик передал в залог Сбербанку. Через два года «XXI век» уведомил «Проектсервис» о том, что стоимость выполненных подрядчиком работ составляет 194 млн рублей. Поскольку «Проектсервис», по мнению заказчика, нарушил сроки выполнения работ, компания «XXI век» самостоятельно произвела зачет указанной суммы в счет уплаты начисленных пеней в том же размере. Уже через несколько дней с даты уведомления суд возбудил дело о банкротстве «Проектсервиса», в рамках которого арбитражный управляющий потребовал признать сделку по зачету встречных требований компаний недействительной. Суд первой инстанции, с которым согласились апелляция и кассация, удовлетворил требования АУ. Компания «XXI век» пожаловалась в Верховный суд, который отменил акты нижестоящих судов и отказался удовлетворять требование АУ, признав, что вынесение судебного решения о взыскании определенной суммы не предрешает возможности затем сальдировать просуженное требование в рамках включения требования в реестр кредиторов. Полное описание данного дела опубликовано на портале PROбанкротство.
Верховный суд РФ в своей практике неоднократно ориентировал суды на разграничение зачета и установления сальдо взаимных предоставлений сторон. Однако указанное дело интересно тем, что ВС РФ впервые высказался о возможности сальдирования основного обязательства и обязательства по уплате неустойки за просрочку выполнения работ. Фактически ВС РФ исходит из того, что любое нарушение договора, даже просрочка выполнения работ, за которую установлена неустойка, автоматически уменьшает размер требования об оплате работ по договору. Однако обязательство об уплате неустойки является самостоятельным обязательством и сама по себе неустойка не может уменьшать сумму встречного требования. Такой широкий подход на практике может привести к тому, что наличие любого встречного требования будет квалифицироваться как установление сальдо и тем самым уменьшать размер взаимных требований сторон. В результате пострадают кредиторы, ведь сальдирование, в отличие от зачета, не оспаривается.
