Дмитрий Сурчаков

Кассационная инстанция со своей задачей в рамках данного дела справилась на «отлично», абсолютно справедливо указав, что суд может самостоятельно оценить сделку, если она выступает основанием для привлечения к субсидиарной ответственности. И уже тем более в рамках банкротного процесса de facto нет никакой презумпции законности сделки, если она ранее не была оспорена (если не сказать обратное). Уклоняться от такой оценки суд не вправе. Не последней причиной такого подхода, надо полагать, стало отсутствие объяснений и «оправдательных» документов от ответчиков, с указанием причин повышения размера и частоты выплат.

Окружной суд обратил внимание судов нижестоящих инстанций на недопущение привлечения лиц к субсидиарной ответственности лишь на основании наличия вины в допущенных нарушениях и устранил ошибки, выразившиеся в необоснованном привлечении к ответственности контролирующих лиц должника.

Решение, несомненно, станет одним из ориентиров и будет служить основой для создания более точных и справедливых критериев оценки ущерба от недействительных сделок в будущем. Теперь для привлечения руководителя к субсидиарной ответственности необходимо будет проводить более подробную и индивидуализированную оценку каждого случая, что повысит качество судебных решений и сбалансирует интересы кредиторов и права должников.

Аргумент об ответственности индоссантов, приведенный Высшим судом как основание для выдачи векселей банку, выглядит натянутым, не способным опровергнуть ключевой довод о ничтожности залога как такового и квалификации действий банка как недобросовестных. По этой же причине ссылка ВС РФ на Положение о переводном и простом векселе в отрыве от банкротства фабрики и необходимости квалификации отношений, в том числе, со стороны множественности кредиторов и учета их интересов не может быть принята. Постановление суда кассационного округа считаю верным.

Ситуаций полного расчета в делах о банкротстве крайне немного, поэтому интерес ВС к данному делу легко объясним и понятен. Занятая позиция – понижение очередности до зареестрового не исключает возможность кредитора взыскивать мораторные проценты – представляется верной. Даже по тем причинам, что, будучи специальным акцессорным требованием, объяснить их «аннулирование» после завершения процедуры банкротства, при существовании основного долга, который к тому же был исполнен, не представляется возможным.

В этом смысле постановление кассационного суда округа следует однозначно поддержать и удивиться тому, что апелляционный суд ошибку первой инстанции не исправил. Как правильно указал суд округа, сама по себе аффилированность кредитора и должника не является основанием для отказа во включении в реестр требований кредиторов, но при наличии у спорных перечислений признаков компенсационного финансирования может являться основанием для понижения очередности. И это при условии того, что заявитель привел реальные аргументы, почему он совершил такой платеж за должника — в целях предотвращении изъятия автомобилей лизингодателем. Ситуация типичная и распространенная, не вызывающая внутренних противоречий.

За более чем десятилетнюю историю практики привлечения номинальных руководителей к ответственности мы были свидетелями двух прямо противоположных подходов судов: начиная от полного отрицания ответственности номинальных директоров (в самом начале) и заканчивая их полной ответственностью как "соучастников". Найденный баланс, при котором оценивается степень соучастия и помощь в раскрытии конечного выгодоприобретателя, можно только поприветствовать. Комментируемое дело — яркий пример того самого сбалансированного подхода, когда было установлено, что Черкасский А. В. не имел никакого отношения к обстоятельствам расходования ТМЦ, а потому должен быть освобожден от ответственности, учитывая его помощь в раскрытии бенефициара и нахождения имущества. Обращает на себя внимание и то, что АС Дальневосточного округа не стал направлять дело на новое рассмотрение, а сам дал оценку обстоятельствам дела, что не характерно для кассационного суда.

Подход, согласно которому прожиточный минимум за месяц может быть выплачен только в случае, если в этом месяце у должника был доход, является неконституционным. Если должник в одном месяце заработал столько, что этих денег хватит, чтобы обеспечить себе прожиточный минимум на несколько месяцев вперед, а в другом не заработал ничего, это не должно означать, что такой должник не вправе претендовать на заработанные им деньги для обеспечения своего прожиточного минимум на будущее, и он ограничен только месяцем, когда такой доход получил. Конечно, это ставит вопрос о пределах «бронирования» денег на выплату прожиточного минимума на будущее, порядке распределения таких денежных средств. Но применительно к рассматриваемому делу, АС УО абсолютно верно признал право на выплату должнику прожиточного минимума за январь 24 года.

Комментируемое определение ставит ряд вопросов, представляющих большой интерес для науки процессуального права. Действительно ли процессуальный штраф является единственно возможным механизмом воздействия на участника дела, уклоняющегося от исполнения судебного акта об обеспечении доказательств? Имеет ли значение для возможности применения астрента, какое именно обеспечение принял суд: о воздержании от совершения определенных действий или, наоборот, о совершении таких действий? Насколько верным является подход о невозможности применения астрента для защиты пока лишь предполагаемого нарушенного права (до разрешения спора по существу)? Чем данная ситуация будет принципиально отличаться от ситуации, например, отмены кассационным судом вступивших в законную силу судебных актов, к которым применена судебная неустойка? Не пытаясь ответить на поставленные вопросы, отметим лишь то, что данное дело точно станет предмет широкого обсуждения в юридических кругах.

Несмотря на наличие объективных обстоятельств, подтверждающих или опровергающих данное условие, не последнюю роль здесь играет судейское усмотрение и свободная оценка доказательств. Известно, что наличие у лица иностранного статуса, само по себе, не запрещает введение в отношении такого лица процедуры банкротства по российскому законодательству. Аналогичный правовой подход указан, в частности, в определении Верховного суда РФ от 12.01.2018 года № 301-ЭС17-201197. Думаю, что судьба подсудности и юрисдикции спора после передачи дела для рассмотрения в ВС РФ предопределена и дело о банкротстве, в конечном итоге, будет передано для рассмотрения Арбитражным судом Москвы.

Несмотря на то, что проблематика распределения имущества ликвидированной компании не является новой, Верховному суду, тем не менее, достаточно часто приходится исправлять ошибки и напоминать суду положения пункта 5.2 статьи 64 ГК РФ (определение СКЭС от 03.02.2022 № 305-ЭС21-19154, от 21.10.2019 года № 308-ЭС19-12135). Это говорит о том, что суды либо боятся брать на себя ответственность по такого рода нетипичным и редким по своей сути делам, либо просто не успевают следить за разъяснениями ВС РФ. Позиция Высокого суда не выглядит новой или неожиданной, а любое исправление ошибок следует только поприветствовать.

И в этом смысле комментируемая позиция Верховного суда выбивается из общей практики. В то же время, встретить исключения из ранее занятых позиций ВС РФ не так уж и сложно, что однажды уже было продемонстрировано в разъяснениях по «ковидному» мораторию, согласно которым возражение о наличии моратория может не применяться, если должник не пострадал от обстоятельств либо действовал недобросовестно (п. 7 постановления Пленума ВС РФ от 24.12.2020 года № 44). Обстоятельства комментируемого дела и имущественное состояние должника вероятно были такими, что «прикрытие» мораторием выглядело явно несправедливым, что позволило ВС РФ «включить» оценочную категорию. Об этом свидетельствуют акценты, которые были расставлены судом не только на формальном отсутствии заявления о банкротстве, но и на наличии у должника имущества, за счет которого возможно исполнить решение суда. Конечно, это не первый случай, когда ВС РФ отходит от своих же позиций и отменяет судебные акты. Но это не критично, если такие отступления оправданы и продиктованы обстоятельствами дела, которые зачастую бывают не видны не участникам процесса.