Марина Байкова

Ситуация по делу, как и поведение судов, нетривиальна. Формально сторона, представившая в дело оригиналы документов, вправе после рассмотрения спора по существу получить их обратно. Суды же в данном деле не только отошли от формального подхода при рассмотрении заявления о возврате оригиналов документов, но и провели полноценное судебное разбирательство с участием сторон, учли выводы, сделанные при рассмотрении иного обособленного спора. Это нехарактерно для рассмотрения заявлений о возврате оригиналов документов – как правило, судебное заседание не назначается, а документы возвращаются стороне. Вместе с тем с учетом вынесенных судебных актов, действия суда (хоть и выходящие за пределы процессуального регулирования) выглядят обоснованными. Примечательно также то, что при передаче дела для рассмотрения в СКЭС ВС РФ была учтена ссылка заявителя жалобы на иной судебный акт СКЭС ВС РФ, вынесенный позже оспариваемых судебных актов.

На мой взгляд, важно разграничить эти основания и применительно к каждому решить, истек ли срок исковой давности и доказаны ли все основания для оспаривания. Вполне очевидно, что по каждому основанию разный предмет доказывания. В связи с этим для оспаривания сделок по указанным заявителем основаниям у заявителя должен быть разный уровень информированности об условиях спорной сделки и поведении сторон спорной сделки при ее заключении. Так, для признания совершенной с предпочтением сделки недействительной важно лишь знать дату заключения сделки и определить наличие оснований, указанных в п. 1 ст. 61.3 Закона о банкротстве. Нет необходимости доказывать причинение вреда кредиторам и, поскольку сделка совершена после открытия дела о банкротстве, оценивать наличие осведомленности у заинтересованного лица о признаках банкротства должника.

То, что судебная практика по вопросу оспаривания договоров на оказание юридических услуг в рамках дела о банкротстве остается неизменной – хороший показатель и для должников, и для юридического сообщества. Если услуги оказаны юристами в согласованном объеме, приняты клиентом, а цена соответствует рынку (с учетом уровня юридической компании и квалификации представителей), то такие договоры не должны находиться под риском оспаривания в рамках дела о банкротстве. Само по себе нахождение общества или должника-физического лица в кризисной ситуации не должно лишать их права на получение юридической помощи.

В данном деле задача конкурсного управляющего усложнялась тем, что (согласно судебным актам) не было движения денежных средств по счетам должника и сдавалась нулевая отчетность. То есть у конкурсного управляющего не было возможности получить документы, например, от контрагентов должника. Тем не менее, суды должны были проанализировать совокупность тех косвенных доказательств, которые представил конкурсный управляющий в подтверждение доводов о необходимости привлечения контролирующих лиц к субсидиарной ответственности (на что и указал суд кассационной инстанции).

Подход к определению размера субсидиарной ответственности постоянно конкретизируется судами, но все равно не всегда удается верно его определить. Это мы и видим на примере данного дела. Судам надо самым подробным образом рассмотреть все обстоятельства дела, в том числе ранее установленные судебными актами, и правильно определить момент возникновения каждого обязательства. На мой взгляд, с учетом содержания судебных актов по делу позиция Арбитражного суда Московского округа выглядит обоснованной. Директор привлечен к субсидиарной ответственности только по тем долгам, которые возникли в период его руководства деятельностью общества-должника после той даты, когда он должен был обратиться в суд с заявлением о банкротстве общества, но не сделал этого.