Orlova\Ermolenko

Мировые соглашения в банкротствах как процедура имеют заметный потенциал для развития. При том что более широкое использование этого инструменты было бы востребовано всеми участниками процессов, включая самих судей банкротных составов. Недаром ФНС, например, продолжает работать в этом направлении, уточняя критерии для соглашений в налоговой части. Но реализовать потенциал можно в случае выработки судами критериев, включающих распределение рисков между сторонами и принятие ими этих рисков. То есть судебная власть должна в каком-то смысле «приказать» участникам процессов брать на себя часть негативных последствий мировых соглашений для того, чтобы были достигнуты и положительные эффекты. 
В данном деле Верховный суд продолжит искать баланс между интересами кредиторов и бенефициаров в ситуациях неденежного разрешения банкротных ситуаций.

В нашей практике в последнюю пару лет было несколько кейсов, когда ответчик просто не знал о судебном разбирательстве, потом где-то в недрах банкротного дела появлялось определение о признании сделки недействительной, и ответчик пропускал сроки на обжалование. Правило, что стороны должны самостоятельно отслеживать судебные акты и сроки их обжалования в картотеке арбитражных дел, правильное. Работает оно только в том случае, если сторона была фактически извещена (получила определение о возбуждении спора) или не была извещена, но процедура извещения была соблюдена на 100%. Очевидно, что если в почтовом отделении просто отсутствовал почтальон и он не разносил извещения, процедура не соблюдена. В таком случае правило об исчислении срока на обжалование с даты опубликования судебного акта не должно применяться. Будет здорово, если Верховный суд сформулирует инструкцию нижестоящим судам не останавливаться на проверке статуса доставки «истек срок хранения», а проверять, по какой конкретно причине не состоялась доставка корреспонденции и связана ли она с адресатом.

В настоящем деле коллегия отметила, что суды формально применили презумпцию доведения должника до банкротства и не дали оценку доводам директоров о том, что истинной причиной объективного банкротства должника стал перевод его деятельности на иное юридическое лицо единственным акционером должника – ДГИ Москвы. Также коллегия отметила необходимость исследования и оценки судами оснований для привлечения к субсидиарной ответственности солидарно. Особенность настоящего дела заключается в том, что единственным акционером должника является ДГИ Москвы. По сложившейся судебной практике суды отказывают в привлечении к субсидиарной ответственности акционеров – госорганов, хотя обоснованность такой позиции является далеко не бесспорной. К сожалению, в настоящем деле решение нижестоящих судебных инстанций в части отказа в привлечении к субсидиарной ответственности ДГИ Москвы не оспаривалось, поэтому коллегия в этой части не сделала ценные выводы. По моему мнению, ключевое значение выводов коллегии в данном деле – пресечение практики автоматического привлечения директоров к субсидиарной ответственности без возможности опровержения презумпций доведения до банкротства, в том числе в случае невозможности привлечения к субсидиарной ответственности госоргана – единственного акционера должника.

При этом материалы проверок далеко не всегда содержат реальные доказательства вины упомянутых в них лиц. Еще реже решения содержат доказательства получения денег, которые потом могут быть взысканы. Новые руководители, действующие в период налогового спора, могут быть не заинтересованы в обжаловании доводов против старого состава. В ряде случаев решения вовсе не оспаривают. Пока суды не видят необходимости допускать таких лиц в споры. Если СКЭС ВС РФ поддержит позитивный вывод определения от 14.07.2023 № 303-ЭС21-21101 о праве защищать бывшими должностными лицами и учредителями свои права в налоговых спорах, это поможет избежать добросовестным лицам губительного уголовного преследования и фатальных финансовых взысканий.

Но следующий шаг – вывод о том, что мораторные проценты и неустойку залоговый кредитор получает раньше погашения основной задолженности иных кредиторов, формально противоречит очередности, определенной законом о банкротстве. В этом смысле коллегия создает новое регулирование. Насколько этот вывод универсален и применим ко всем ситуациям, покажет практика при решении аналогичных кейсов.

Конституционный суд РФ определил, что у страховых компаний есть право участвовать в рассмотрении жалоб на арбитражных управляющих в том случае, если у них есть полис профответственности данного страховщика. КС РФ в данном случае как бы «дописал» ст. 35 банкротного закона, предоставив страховщикам полноценное право на судебную защиту. Действительно, расширяя своим толкованием перечень лиц, участвующих в деле о банкротстве, орган конституционного контроля предоставил страховым компаниям возможность участвовать в рассмотрении претензий к арбитражным управляющим «с самого начала», а не тогда, когда речь идет о возмещении убытков. Это выглядит логичным с точки зрения корректного формирования преюдициальный основы в таких спорах. С другой стороны, добавляя на это поле еще одного игрока, КС РФ позволил формировать своего рода «фронт» из собственно арбитражника и его страховщика, поскольку в части нарушения закона и дальнейшего возмещения убытков их интересы практически всегда совпадают.

Верховный суд в своем определении о передаче дела на рассмотрение Экономколлегии еще не обозначил какой-либо предварительной позиции по делу. Но из тех предложений, которые приведены в обоснование передачи, можно предположить, что речь идет о противопоставлении закону о банкротстве общих положений ГК РФ о реституции, которая касается только сторон сделки (п. 2 ст. 167 ГК РФ). Тогда Верховному суду необходимо будет дать обоснование неприменения принципа приоритета специального закона над общим. В случае, если СКЭС поддержит позицию судьи А.А. Якимова, данное дело будет носить прецедентный характер и можно будет констатировать возникновение нового законного механизма получения кредиторами удовлетворения в банкротстве вне рамок дела о банкротстве. Вслед за сальдированием это будет иметь огромное влияние на практику. При этом, представляется, что Верховный суд, вероятнее всего, направит дело на новое рассмотрение, так как для правильного разрешения спора может потребоваться изменение процессуального статуса РТК-Логистика с третьего лица на ответчика, а тогда уже требования должны рассматриваться в рамках дела о банкротстве.

Наличие иных обстоятельств, например, недобросовестность контрагента не требуется (п. 11 постановления Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 № 63). Упрощенный порядок доказывания для признания указанных сделок недействительными оставляет немного способов защиты сделок для кредитора, в пользу которого они совершены. В частности, основаниями для отказа в признании сделок недействительными по ст. 61.3 закона о банкротстве являются исключения, предусмотренные п. 3, 4 ст. 61.4. закона о банкротстве. Как раз на приведенные исключения и ссылался ответчик в настоящем деле. Суды же фактически уклонились от исследования и оценки доводов ответчика, нарушив состязательность и равноправие сторон.

Мы лишены многих сложностей, с которыми сталкиваются вновь создаваемые юрфирмы, поскольку мы, по сути, не новая фирма: мы очень давно работаем вместе друг с другом и почти со всеми нашими клиентами. Но дело в том, что есть амбиция на создание принципиально новой компании с открытой внутренней культурой, максимальным осознанием всего, что мы делаем, и по-настоящему партнерским способом принятия решений. Собственно, в этом вызов и в этом же интрига.

Независимо от иных аргументов против удовлетворения заявления налогового органа (истечение годичного срока на обжалование торгов, отсутствие статуса конкурсного кредитора на период проведения торгов, замена ФНС на нового кредитора – ООО «Альянс»), полагаю, непоследовательное фактическое и процессуальное поведение налогового органа также должно быть принято во внимание.

КС РФ указал, что иммунитет, предоставляемый должнику в отношении единственного жилья ГПК РФ не является абсолютным и в определенных ситуациях может иметь исключения с учетом интересов кредиторов и фактической ситуации. Арбитражный суд ЗСО в Рекомендациях фактически закрывает возможность для кредиторов ссылаться на Постановление 15-П для пересмотра определений об исключении жилых помещений из реестра по новым обстоятельствам.

Впоследствии данная задолженность была взыскана с наследника в судебном порядке. При этом суды, рассматривавшие дело о взыскании задолженности, руководствовались общими положениями статей 1175, 418 ГК РФ о пределах ответственности наследника по долгам наследодателя и, как следствие, удовлетворили иск только в пределах перешедшего к наследнику наследственного имущества. Включая требование кредитора в реестр уже в рамках банкротного дела, суды трех инстанций также следовали сложившейся логике применения норм наследственного права об ограничении ответственности наследников. Вместе с тем, как можно предположить из определения о передаче дела на рассмотрение коллегии, судью Верховного суда зацепила особенность данного дела, а именно наличие заключенного между наследником и кредитором соглашения о порядке погашения долга.

Первые кейсы Верховный суд рассмотрел в 2020 году (дело «Виолет», определение 306-ЭС19-18285 от 30.01.2020 по делу А65- 27181/2018; дело «Гранд Пегас», определение 307-ЭС20-180 от 25.08.2020 по делу А21-15124/2018). Тогда коллегия пришла к выводу о том, что само по себе исключение из ЕГРЮЛ не является основанием для субсидиарной ответственности, необходимо доказать вину контролирующего лица за непогашение задолженности. В 2022 году коллегия рассмотрела кейс «Максистрой» (А40-73945/2021), в котором был сделан вывод о том, что позиция постановления Конституционного суда РФ от 21.05.2021 № 20-П применима и к предпринимательским отношениям. В 2023 году это уже пятое дело по этой теме (А03-6737/2020, 18-КГ22-106-К4, 18-КГ22-105-К4, А56-64205/2021) и в основном решаются процессуальные вопросы: распределение бремени доказывания и истребование нижестоящими судами доказательств.

Мы с точки зрения гендерного распределения весьма необычная юридическая компания. У нас 2/3 женщины. Поэтому никаких изменений за последний год в найме не произошло. Сказать, что мы перестали нанимать мужчин, — такого нет. 

Все выходят в суды. Сейчас зарплатный рост есть, и все в 2023 году будут гоняться за middle-level ребятами, которые могут вести банкротства. Руки с головой нужны всем. Спрос на таких профессионалов растет, и тренд на рост зарплат ожидаем. Однако есть и другие факторы — а будет ли у компаний возможность платить этим специалистам больше? Этот вопрос сейчас открытый.

Верховный суд в аспекте банкротного оспаривания сделок придал юридической помощи статус особых услуг, обладающих определенным иммунитетом от оспаривания, поскольку через такие услуги участники оборота реализуют конституционное право на получение юридической помощи. Можно сказать, что в формуле «помочь нельзя оспорить» ВС РФ все же разумно поставил запятую после слова «помочь». Но важно понимать, что предложенный иммунитет не является абсолютным. То есть отнюдь не любые договоры об оказании юридических услуг теперь можно считать защищенными от оспаривания в банкротстве.

Вопрос о различии правовой природы расходов по делу о банкротстве и судебных расходов в смысле ст. 110 АПК РФ уже неоднократно поднимался в судебной практике. Экономическая коллегия ВС РФ уже ни первый раз отмечает, что требование о выплате вознаграждения арбитражного управляющего и компенсации понесенных им в рамках дела о банкротстве расходов не тождественно требованию о возмещении судебных издержек, в том числе расходов на оплату услуг представителей. Например, такой вывод коллегия сделала в своем недавнем Определении № 309-ЭС22-21494 по делу № А60-4622/2018. С позицией коллегии сложно не согласиться. Выплата вознаграждения арбитражному управляющему и компенсация понесенных им расходов, которые производятся за счет конкурсной массы и (или) средств заявителя по делу о банкротстве, имеют иную правовую природу (частноправовую) в отличие от судебных расходов, которые возмещаются выигравшей стороне спора, в порядке, предусмотренном процессуальным законодательством. Если арбитражный управляющий не заявил требование об их возмещении при рассмотрении вопроса о выплате ему вознаграждения, то он не может быть лишен возможности инициировать отдельное судебное разбирательство о возмещении судебных расходов.

Такой подход ставит в неравное положение добросовестных участников оборота (добровольно уплачивающих алименты) и неплательщиков, которые осуществляют выплату на основании исполнительных документов. В этом смысле подход Экономической коллегии и решение о направлении дела на новое рассмотрение представляется верным. При этом Экономическая коллегия оставила без решения вопрос о разумном размере алиментов, имеющем иммунитет от банкротного оспаривания. В рассматриваемом кейсе было утверждено мировое соглашение, зафиксировавшее твердый размер алиментов. Видимо на него суды при новом рассмотрении и будут опираться. Но обычно таких соглашений бывшие супруги не заключают. Это означает, что судам придется определять разумный размер алиментов самостоятельно. И в этом смысле жаль, что Экономическая коллегия не дала критериев для оценки такого разумного размера.

Для этих целей требуется доисследование нижестоящими судами фактических обстоятельств по делу. Осведомленность Мотовилова о признаках неплатежеспособности должника, по мнению судов, заключается в том, что он на протяжении нескольких месяцев не истребовал сумму займа. Этот кейс отлично иллюстрирует сложность квалификации фактической аффилированности: почему Мотовилов не истребовал заем назад и использовал такую неочевидную конструкцию сделки? Потому, что связан с должником, или по каким-то другим причинам (например, он исходил из того, что документы адекватно отражают его цель купить квартиры)? В подобных ситуациях необходимо установление истинного мотива поведения сторон, что предстоит судам при новом рассмотрении.

На практике суды по-разному подходят к ответу на данный вопрос, большинство судов применяет ст. 367 ГК РФ независимо от аффилированности залогодателя и заемщика. Вместе с тем, некоторые суды считают, что аффилированность должника и залогодателя исключает применение ст. 367 ГК РФ, а право залога не должно прекращаться по истечении года после наступления срока исполнения основного обязательства . Примечательно, что по всем найденным нами делам, данную позицию занимает банк «Югра» в лице АСВ, как и в настоящем деле.

Это дело важно тем, что подсвечивает пробел процессуального законодательства: в нашем праве нет механизма препятствования многократного получения кредитором одних и тех же сумм, взысканных судом с разных лиц по разным основаниям. С точки зрения справедливости само решение принято правильно: если кредитор уже получил возмещение своих имущественных потерь с контролирующего должника лица, он не должен взыскивать по сути ту же сумму с других лиц, даже если судом было удовлетворено требование к ним и выдан исполнительный лист. Это является злоупотреблением правом. Но какой процессуальный механизм позволит остановить такое повторное взыскание? 

Мы строим современную юридическую фирму, в основе которой лежат принципы открытого долгосрочного партнерства.

Мы объединились для создания фирмы, которая включает наиболее востребованные практики, имеет ресурсы для успешной работы на разных рынках, помогает российским и иностранным клиентам, крупным корпорациям и частному капиталу.

Однако введение в отношении принципала процедуры банкротства изменило ход событий. В итоге получилось, что выступать инициатором для взыскания неосновательного обогащения с заказчика некому: банк-гарант получил полное возмещение от поручителя, тогда как принципал в силу законодательства о банкротстве не имеет права возмещать поручителю денежные средства. А поручителю суды отказали в праве на заявление иска, поскольку у него нет договорных отношений с бенефициаром-заказчиком. Поэтому я полагаю, что решение ВС РФ соответствует законодательству, которое при этом не рассчитано на регулирование подобных ситуации. Потому нельзя в полной мере говорить о справедливости такого решения.

Во-первых, вывод судов первой и кассационной инстанций о мнимости договора долевого участия в строительстве по той причине, что денежные средства в схожей сумме были направлены аффилированным лицам, не выглядит обоснованным. Суд апелляционной инстанции указывает, что два дома построены полностью, третий построен на 90%. Если намерения сторон состояли в участии в долевом строительстве, то они были достигнуты, а значит о мнимости говорить нельзя.

Например, в деле А40-196703/2016 в признании недействительной цепочки сделок было отказано. В этом деле «Финансово-Промышленный Банк» выдал кредит Гончарову, который направил денежные средства на погашение займа перед Юрченко, а тот погасил свой долг перед банком. Суды признали погашение Юрченко кредита недействительным. В 2019 году экономическая коллегия (Определение СКЭС ВС РФ от 11.07.2019 N 305-ЭС18-19945(8)) направила дело на новое рассмотрение с инструкцией исследовать всю цепочку сделок. Однако при новом рассмотрении суды трех инстанции в признании платежей недействительными отказали. А повторно пересматривать дело коллегия отказалась (определение судьи Е.С. Корнелюк № 305-ЭС18-19945 (9) от 22.12.2020).

Нелогичным, на мой взгляд, выглядит и вывод судов о применении эстоппеля. Суды посчитали противоречивым поведением возражения должника против оспаривания договора дарения (в этом суды увидели отказ должника от правопритязаний на отчуждаемое имущество) и последующее заявления ходатайства об исключении этого имущества из конкурсной массы (в этом суды увидели намерение должника сохранить имущество). На мой взгляд противоречия здесь нет, напротив, отчуждение имущества в пользу детей говорит о том, что цель должника состояла в сохранении единственного жилья для проживание своей семьи.