Вероника Шахова

Коллегия ранее уже высказывала аналогичную позицию о невозможности увеличения ликвидационной квоты за счет взыскания убытков (определение от 28.09.2023 года № 306-ЭС20-15413(3)). Эта позиция исходит из того, что иск о взыскании убытков при банкротстве подается от имени должника и он же является выгодоприобретателем по иску. Далее коллегия идет как бы на шаг вперед и приходит к выводу, что в банкротстве выгодоприобретателем, по сути, будет не сам должник, а участник, который получит ликвидационную квоту. Отсюда исходит вывод, что совпадение участника, который имеет право на получение ликвидационной квоты, и участника, с которого взыскивают убытки, влечет совпадение должника и взыскателя, то есть прекращение обязательства. Такая позиция коллегии представляется обоснованной.

Для достижения баланса прав и интересов кредитора и должника было введено правило, в соответствии с которым заявление банка о признании должника банкротом признается необоснованным, если имеется спор о праве. На практике задача судов — оценить доводы и поведение должника с учетом разъяснений п. 14 Постановления Пленума ВС РФ от 13.10.2015 года №45 на предмет того, существует ли между сторонами спор о праве либо действия должника направлены только на затягивание процесса. ВС РФ в данном деле признал неправомерным подход судов по отклонению возражений должника из-за отсутствия судебного акта о признании сделок недействительными.

В настоящем деле коллегия отметила, что суды формально применили презумпцию доведения должника до банкротства и не дали оценку доводам директоров о том, что истинной причиной объективного банкротства должника стал перевод его деятельности на иное юридическое лицо единственным акционером должника – ДГИ Москвы. Также коллегия отметила необходимость исследования и оценки судами оснований для привлечения к субсидиарной ответственности солидарно. Особенность настоящего дела заключается в том, что единственным акционером должника является ДГИ Москвы. По сложившейся судебной практике суды отказывают в привлечении к субсидиарной ответственности акционеров – госорганов, хотя обоснованность такой позиции является далеко не бесспорной. К сожалению, в настоящем деле решение нижестоящих судебных инстанций в части отказа в привлечении к субсидиарной ответственности ДГИ Москвы не оспаривалось, поэтому коллегия в этой части не сделала ценные выводы. По моему мнению, ключевое значение выводов коллегии в данном деле – пресечение практики автоматического привлечения директоров к субсидиарной ответственности без возможности опровержения презумпций доведения до банкротства, в том числе в случае невозможности привлечения к субсидиарной ответственности госоргана – единственного акционера должника.

Наличие иных обстоятельств, например, недобросовестность контрагента не требуется (п. 11 постановления Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 № 63). Упрощенный порядок доказывания для признания указанных сделок недействительными оставляет немного способов защиты сделок для кредитора, в пользу которого они совершены. В частности, основаниями для отказа в признании сделок недействительными по ст. 61.3 закона о банкротстве являются исключения, предусмотренные п. 3, 4 ст. 61.4. закона о банкротстве. Как раз на приведенные исключения и ссылался ответчик в настоящем деле. Суды же фактически уклонились от исследования и оценки доводов ответчика, нарушив состязательность и равноправие сторон.

Вопрос о различии правовой природы расходов по делу о банкротстве и судебных расходов в смысле ст. 110 АПК РФ уже неоднократно поднимался в судебной практике. Экономическая коллегия ВС РФ уже ни первый раз отмечает, что требование о выплате вознаграждения арбитражного управляющего и компенсации понесенных им в рамках дела о банкротстве расходов не тождественно требованию о возмещении судебных издержек, в том числе расходов на оплату услуг представителей. Например, такой вывод коллегия сделала в своем недавнем Определении № 309-ЭС22-21494 по делу № А60-4622/2018. С позицией коллегии сложно не согласиться. Выплата вознаграждения арбитражному управляющему и компенсация понесенных им расходов, которые производятся за счет конкурсной массы и (или) средств заявителя по делу о банкротстве, имеют иную правовую природу (частноправовую) в отличие от судебных расходов, которые возмещаются выигравшей стороне спора, в порядке, предусмотренном процессуальным законодательством. Если арбитражный управляющий не заявил требование об их возмещении при рассмотрении вопроса о выплате ему вознаграждения, то он не может быть лишен возможности инициировать отдельное судебное разбирательство о возмещении судебных расходов.

Для этих целей требуется доисследование нижестоящими судами фактических обстоятельств по делу. Осведомленность Мотовилова о признаках неплатежеспособности должника, по мнению судов, заключается в том, что он на протяжении нескольких месяцев не истребовал сумму займа. Этот кейс отлично иллюстрирует сложность квалификации фактической аффилированности: почему Мотовилов не истребовал заем назад и использовал такую неочевидную конструкцию сделки? Потому, что связан с должником, или по каким-то другим причинам (например, он исходил из того, что документы адекватно отражают его цель купить квартиры)? В подобных ситуациях необходимо установление истинного мотива поведения сторон, что предстоит судам при новом рассмотрении.