Татьяна Стрижова

Зачастую дебиторская задолженность выявляется конкурсным управляющим по результатам анализа документов учета (то есть расчетным способом), при этом документация может отсутствовать вовсе. Непередача документации должника управляющему является распространенным явлением в условиях банкротства и может носить как объективный характер (например, утрачена, уничтожена за истечением сроков хранения, не передана контрагентом), так и связана с злоупотреблением правом (речь идет о случаях, когда документация намеренно удерживается контролирующими лицами, в том числе для целей создания ситуации невозможности обращения взыскания на задолженность или снижения стоимости «дебиторки» по причине ее неподтверждения документами.

Так, в определении № 307-ЭС22-10844 (2) по делу № А56-27686/2019 Верховный суд уже указывал, что лицо, не владеющее векселем, не может заявить должнику требование о включении вексельной задолженности в реестр требований кредиторов, поскольку осуществление права, удостоверенного векселем, возможно только по его предъявлении. Позиция, вытекающая из этого вывода, основанная на невозможности истребования векселя у лица, не являющегося держателем векселя, является понятной и логичной. Кроме того, основополагающим принципом вексельного законодательства является абстрактность вексельных обязательств, что исключает автоматическое распространение последствий недействительности сделки на лиц, непосредственно в этой сделке не участвующих.

Так, приведенная в постановлении кассационного суда практика Верховного суда РФ о порядке исчисления сроков давности по последовательным спорам является сформировавшейся (правовой подход соответствует позиции, ранее изложенной в определениях СКЭС Верховного суда от 06.12.2022 N 305-ЭС22-19852 и от 17.04.2023 N 305-ЭС22-25581 и исходит из того, что последовательность споров (речь идет о спорах, основанных на общих фактических обстоятельствах и объективно связанных друг с другом) не влияет на начало течения срока исковой давности: если для удовлетворения иска по второму делу необходимо решение по первому делу, то рассмотрение первого дела не приостанавливает давность по второму, поскольку истец имеет возможность подать второй иск и заявить ходатайство о его приостановлении до рассмотрения первого.

Законом № 214-ФЗ «Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости и о внесении изменений в некоторые законодательные акты РФ» юридические лица признаются участниками долевого строительства, с соответствующими правами и обязанностями. До 2019 года и введения обязанности для застройщиков использовать эскроу-счета, одним из механизмов компенсации рисков неисполнения обязательств застройщиками перед дольщиками являлось заключение договоров страхования соответствующих рисков. При наступлении страхового случая, подтвержденного вступившим в законную силу судебным актом, дольщику (как физическому, так и юридическому лицу) выплачивалось страховое возмещение. Ситуация претерпела изменения с принятием закона от 27.06.2019 N 153-ФЗ, которым было предусмотрено, что действие договоров страхования в отношении дольщиков прекращается, поскольку выплаты дольщикам компенсаций будут производиться не страховыми компаниями, а Фондом.

Отсутствие однозначного толкования «иных мер защиты» приводило на практике к ситуациям, когда в одних случаях суды допускали возможность взыскания убытков при продаже права требования к контролирующему лицу с торгов, а в другом случае не признавали такие действия мерой защиты. В настоящем деле ВС РФ привел позицию, согласно которой, продажа права требования к одному из двух солидарных должников — контролирующих лиц — третьему лицу означает, во-первых, продажу требования ко всем солидарным должникам, а, во-вторых, использование «иной меры защиты» в виде получения выручки за счет продажи права требования на торгах. Поскольку и взыскание убытков, и возмещение ущерба, причиненного сделкой, направлены на удовлетворение единого экономического интереса и являются солидарными, существует вероятность двойной ответственности за одни и те же деяния, что, по общему правило, недопустимо.

На уровне Верховного суда РФ последовательно формировалась позиция о том, что наличие судебного акта, на основании которого с должника взыскана задолженность, не исключает необходимости полного и всестороннего выяснения обстоятельств, на которых основаны требования в деле о банкротстве (постановление Президиума ВАС от 11.02.2014 по делу № 13846/13; определение ВС № 310-ЭС16-52 от 02.03.2016, определение ВС от 05.12.2016 № 305-ЭС16-10852). Корни соответствующей позиции уходят к Постановлению Конституционного суда РФ № 12-П от 19.12.2005 года, провозгласившему, что процедура банкротства носит публично-правовой характер и с учетом специфики дел о банкротстве при установлении требований кредиторов в деле о банкротстве могут быть признаны только требования, в отношении которых представлены достаточные доказательства наличия и размера задолженности. Подобный подход предполагает «сужение» субъективных пределов преюдициальности и допустимость в рамках дела о банкротстве проверки дополнительных обстоятельств обоснованности требования, если таковые обстоятельства не исследовались судом при рассмотрении дела вне рамок банкротства.

Так и в комментируемом деле истец, хотя и сальдировал обязательство, но с размером сальдирования не согласился, указывая на несоответствие методики расчета сальдо, предусмотренного правилами лизинга, методикам и правилам, сформулированным в Постановлении Пленума ВАС № 17. Действительно, еще в 2014 году были сформулированы критерии сальдирования по договорам лизинга, направленные на общий запрет получения лизингодателем во всяком случае таких благ, которые поставили бы его в лучшее имущественное положение, чем то, в котором он находился бы при выполнении лизингополучателем договора в соответствии с его условиями (п.3.1. Постановления № 17). Аналогичная правовая позиция относительно правовой природы лизинговых платежей отражена в Обзоре судебной практики по спорам, связанным с договором финансовой аренды (лизинга), утвержденном Президиумом Верховного cуда 27.10.2021 (пункт 1). При этом в Постановлении даже были предложены конкретные методики расчета сальдо (п.п. 3.2 – 3.5 Постановления № 17). Однако отсутствие в Постановлении указания на обязательность применения указанных подходов привело к тому, что на практике лизингодатели (как правило являющиеся сильными участниками правоотношений) продолжали устанавливать существенно отличающиеся условия сальдирования (зачастую несправедливые).

Указанный подход не только отвечает прямому правовому регулированию (п.1 ст. 365, п. 1 ст. 384, п.4 ст. 395 ГК РФ) и правоприменительной практике (п.18 постановления Пленума Верховного суда от 24.12.2020 № 45 «О некоторых вопросах разрешения споров о поручительстве»), но и защищает принцип свободы договора. Так, из фабулы следует, что в договоре поручительства размер ответственности поручителя был ограничен 75% от суммы основного долга по кредиту; при этом в отношении перехода прав кредитора к поручителю ограничений или исключений в отношении перехода акцессорных обеспечительных обязательств предусмотрено не было. Представляется, что наличие дисконта в объеме ответственности поручителя и одновременное наличие возможности поручителя предъявить к взысканию с должника как сумму погашенной задолженности, так и сумму неустойки обусловливало экономическую цель договора поручительства. Указанный экономический интерес является разумным и подлежит защите судом.

До настоящего момента взыскание убытков с контролирующих лиц по общегражданским основаниям сопряжено с большими трудностями с точки зрения распределения бремени доказывания, поскольку именно на истце лежит, по общему правилу, обязанность доказать наличие и размер убытков, недобросовестный характер действий контролирующего лица, причинно-следственную связь между действиями и негативными последствиями. При этом в условиях корпоративного конфликта и тем более в условиях, когда контролирующее лицо находится «за контуром» корпорации (так часто бывает при создании «параллельного бизнеса» – как в данном случае произошло с созданием ООО «Лаборатории леса»), доступ истца к доказательствам существенно затруднен.