Ранее мы уже писали о том, как адвокаты юридической группы «Парадигма» столкнулись с нетипичной ситуацией корпоративного конфликта, отягощенного трансграничным банкротством — все производственные бизнес-активы холдинга находились на балансе российских юридических лиц, акциями/долями которых, в свою очередь, владели верхние материнские иностранные компании, принадлежащие российским бенефициарам/акционерам. Прочитать полную историю этого кейса можно в статье «Лондонский арбитраж и мальтийское банкротство: история разрешения».
В другом деле адвокаты ЮГ «Парадигма» столкнулись с не менее интересной ситуацией: попытки взыскания российским кредитором задолженности с иностранного должника — кипрской компании в размере более 1 млрд руб. — причем иностранный должник у себя на Кипре уже давно находился в банкротной процедуре «реструктуризации задолженности» (scheme of arrangement). Последствием такой «реструктуризации» по кипрскому праву являлась новация обязательств кипрского должника перед его кредиторами, распределенными на группы (залоговые/незалоговые и т. п.) на различных новых условиях применительно к каждой группе кредиторов.
Результатом новации обязательств должна была стать общая отсрочка части долгов перед кредиторами на продолжительное время с одновременной эмиссией дополнительных акций должника разных рангов, передаваемых в собственность кредиторам. Таким образом, после реструктуризации кредиторы, в зависимости от принадлежности к той или иной группе, становились акционерами должника с разными объемами корпоративных правомочий, при этом часть кредиторов продолжала обладать денежными правами требований к должнику в части отсроченной задолженности.
По кипрскому праву для утверждения условий планируемой реструктуризации задолженности должника нет необходимости ее единогласного одобрения всеми кредиторами должника — достаточно, чтобы за план/схему реструктуризации проголосовало более 50% голосов внутри каждой группы кредиторов
Кипрский ответчик, интересы которого представляли адвокаты ЮГ «Парадигма», в российском суде справедливо заявил о невозможности взыскания с него в российской юрисдикции полной суммы задолженности и процентов с учетом уже принятого общим собранием кредиторов должника на Кипре плана реструктуризации, который по кипрскому праву немедленно становился юридически обязывающим для всех кредиторов должника, включая и тех, кто не участвовал в голосовании или не явился на общее собрание кредиторов (каковым был российский кредитор-истец по иску в России). По условиям утвержденного плана реструктуризации российскому кредитору-истцу причитались дополнительные акции в уставном капитале должника с отсрочкой выплаты части долга.
Ситуация осложнялась тем, что на момент судебного разбирательства в России еще не был принят судебный акт местного кипрского суда об одобрении плана реструктуризации, принятого на территории Кипра на общем собрании кредиторов, — к моменту судебных разбирательств в России в наличии имелось только само решение общего собрания кредиторов с принятыми условиями предстоящей реструктуризации долгов.
Как известно, п. 6 ст. 1 российского закона о банкротстве допускает признание решений судов иностранных государств по делам о банкротстве в соответствии с международными договорами Российской Федерации или на принципах международной взаимности и международной вежливости. Однако таких договоров на практике не существует. Помимо этого, до конца не урегулировано соотношение ст. 6 и ст. 126 закона о банкротстве.
Так, в соответствии с абз. 7 ст. 126 российского закона о банкротстве все требования кредиторов с момента открытия конкурсного производства могут быть предъявлены только в ходе конкурсного производства. Вместе с тем отечественный закон о банкротстве не указывает, применимы ли данные последствия открытия конкурсного производства к иностранным юридическим лицам. В связи с этим налицо очередная коллизия — возможно ли взыскание в российском суде российским кредитором долга в полном объеме с иностранного лица, которое в зарубежном государстве уже признано банкротом либо в отношении которого уже инициированы местные предварительные банкротные процедуры, в т. ч. такие как принятие общим собранием кредиторов должника плана реструктуризации, подлежащего одобрению местным иностранным судом.
Немногочисленная судебная практика российских судов идет по тому пути, что взыскание в России долгов с иностранного лица возможно в случае, если в рамках п. 6 ст. 1 закона о банкротстве соответствующее решение иностранного суда официально не было признано в Российской Федерации.
Так, в Постановлении ФАС Северо-Западного округа от 20.09.2007 по делу № А56-14945/2004 был сделан вывод о том, что суд правомерно оставил без рассмотрения иск ЗАО о взыскании с иностранной компании задолженности по договору аренды, поскольку компания признана банкротом решением коммерческого суда Копенгагена, а указанное решение признано в РФ на основе принципа взаимности.
Вместе с тем более новая практика свидетельствует о нежелании судов признавать решения иностранных судов о банкротстве (Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 14.11.2016 № Ф07-9292/2016 по делу № А56-27115/2016, Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 04.10.2018 № 09АП-51512/2018 по делу № А40-44174/18).
Поскольку, как указано выше, к моменту судебного разбирательства в России о взыскании долга с кипрского должника план его реструктуризации еще не был одобрен местным кипрским судом (хотя уже был утвержден на общем собрании кредиторов), адвокаты ЮГ «Парадигма» понимали бесперспективность риторики в российском суде о необходимости учета условий предстоящей реструктуризации при расчете сумм взыскиваемой в России задолженности. Вместе с тем по кипрскому праву кипрский суд в перспективе при рассмотрении финансовых условий реструктуризации кипрского должника мог учесть внешние действия того иностранного кредитора, который в другой юрисдикции предпринимает действия по преимущественному удовлетворению своих требований против кипрского должника и его активов, находящихся вне Кипра, в обход общей конкурсной массы, формируемой по месту домициля должника.
С учетом того, что на территории РФ активов у кипрского должника все равно не было, формальное взыскание с него задолженности в России никак не влияло на уменьшение будущей конкурсной массы должника на Кипре. Очевидно, что российский кредитор не смог бы в последующем легализовать на территории Кипра, где располагались реальные активы должника, решение российского суда о взыскании задолженности с кипрской компании, так как такая легализация противоречила бы условиям одобренного местным кипрским судом финансового плана реструктуризации кипрской компании.
Как говорится, победа российского кредитора в российском суде в отношении кипрского должника, чьи интересы представляло ЮГ «Парадигма», оказалась «пирровой», с учетом отсутствия в России у должника активов и невозможности реального приведения в исполнение российского решения суда в кипрской юрисдикции по месту нахождения реальных активов должника.
Таким образом, трансграничное банкротство является сложным институтом, затрагивающим как институты национального права, так и институты международного частного права.
Регулирование вопросов трансграничного банкротства в России, как мы видим, отличается многими пробелами законодательства, ввиду чего в ходе применения тех или иных процедур нередко возникают противоречия
Судам приходится на основе собственной логики разрешать коллизии между национальным правом и правом зарубежного государства. Практика явно свидетельствует о необходимости совершенствования российского законодательства о трансграничном банкротстве, перспектив разработки которого, к сожалению, сейчас не наблюдается. Однако понимание национального законодательства в разных юрисдикциях дает юристам широкое пространство для маневров при защите интересов своего клиента.
Над материалом работали:
