Андрей Саунин

Позиция кассатора строилась на неверном понимании апелляцией целей процедуры банкротства. Как указано в судебном акте, речь шла о том, что по мнению участника спора конфликт между должником и кредитором не завершен. Вместе с тем банкротные процедуры имеют иные цели и задачи, и установлены федеральным законом. В ситуации банкротства должник имеет возможность погасить те требования кредиторов, которые установлены судом. Иное расширительное толкование неисполненных обязательств, задолженности перед кредиторами может привести к правовой неопределенности как участников банкротства, так и третьих лиц. В общем итоге данная судебная практика может способствовать конструктивному диалогу между должником, кредитором и арбитражным управляющим, и способствовать заключению мирового соглашения.

Не простой порядок распределения денежных средств после реализации имущества порождает сложные правовые споры. В этой ситуации несколько профессиональных участников банкротной процедуры, а также две судебной инстанции сделали противоречивые выводы. Такое положение дел показывает, что существующее правовое регулирование не идеально. Несмотря на то, что Верховный суд РФ регулярно рассматривает аналогичные дела и дает по правовым казусам свои разъяснение, это не уменьшает количество спорных ситуаций. С одной стороны, для выпрямления положения необходимы существенные доработки процедур в банкротстве и эффективное программное обеспечение, которое могло бы позволить снизить риск ошибки в технических операциях распределения денежных средств, а, с другой, данный судебный акт, бесспорно, актуализирует позицию ВС РФ, высказанную им еще в 2018 году.

Периодически вопросы о распределении обнаруженного имущества в виде требований ликвидированного юрлица доходят до верховной инстанции. Требования к третьим лицам как обнаруженное имущество также с разных сторон рассматривались в экономической коллегии ВС РФ. Вместе с этим в настоящем споре суды не сделали акцент на положения ст. 419 ГК РФ о прекращении обязательства в связи с ликвидацией кредитора, но поставили во главу угла вопрос о добросовестности учредителя/ликвидатора общества, который неверно оформил промежуточный ликвидационный баланс. Вместе с тем, Верховный суд, возможно, укажет участникам рынка, имеет ли юридическое значение доказывание заблуждения относительно правильности составления бухгалтерской отчетности как элемент доступа получения ликвидационной квоты.

Позиция суда округа находится в фарватере позиции ВС РФ по данной категории дел. Действительно перед ординарными судами, рассматривающими споры о признании сделок недействительными в процедуре банкротства, в силу законодательных требований и судебной практики поставлены несколько задач, направленных на установление фактических обстоятельств дела. В круге таких обстоятельств бесспорно находятся: неплатежеспособность должника, заинтересованность лиц, установление наличия причиненного вреда правам кредиторов. Но в каждом случае объективно сложно применить один и тот же стандарт доказывания. Так, с одной стороны, аффилированные, заинтересованные лица имеют возможность создания внешне безупречных документов, а, с другой стороны, у добросовестных участников оборота не имеется затруднений в приведении убедительных доводов, подтверждающих экономическую целесообразность сделки и реальности операций. Практически в каждом деле по однотипным спорам встает вопрос об оценке доказательств при проведении расчетов наличными денежными средствами. Именно факт наличного расчета, на мой взгляд, должен запускать механизм экстраординарного стандарта доказывания действительности сделки.

Кассационная инстанция не согласилась с тем, что признание недействительными ряда сделок безусловно порождает основание привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц. Также при направлении спора на новое рассмотрение нижестоящему суду даны ориентиры для всестороннего и объективного рассмотрения дела. В целом большое внимание уделено тому, что обоснование выводов нижестоящих инстанций подверглось жесткой критике, что в свою очередь возможно будет поводом для изменения подхода к составлению мотивированных решений по данной категории дел.

Обоснование в судебном акте представляется спорным. С таким повышенным уровнем доказывания обоснованности обеспечительных мер требования по субсидиарной ответственности теряют свою эффективность. Вместе с тем, я считаю, что лизингодатель не предоставил все доказательства, подтвердившие действительное состояние расчетов между сторонами лизинга. Поэтому поведение, при котором предоставление одностороннего акта сверки, без предоставления первичных учетных документов, не должно иметь результатом освобождение третьего лица от обязанности по предоставлению подробных объяснений по сложившимся отношениям. Так как кредиторам должника информация недоступна. Таким образом, отмена обеспечительных мер, возможно, приведет к невозможности или затруднительности исполнения решения суда.

Действительно в обособленных спорах в делах о банкротстве краеугольным является установление фактических обстоятельств и дальнейшее их подтверждение доказательствами. В данному случае окружной суд в основу положил презумпцию разумности действий сторон. Вместе с тем, не отвергая возможность доказывания обстоятельств устными показаниями, но в совокупности суд округа отдал предпочтение «слову» с распиской (письменными доказательствами). Данный вывод представляется обоснованным, учитывая, что финансовая возможность передачи столь существенной суммы денежных средств покупателем (ответчиком) была подтверждена. Такая трактовка действий должна предостеречь участников рынка от фиктивных сделок, что по результату будет способствовать стабильности делового оборота.

ВС РФ при рассмотрении данного дела дает ориентиры другим участникам споров о ценности косвенных доказательств, а также необходимости обращения особого внимания к выяснению мотивов совершаемых экономических операций. Высшая судебная инстанция продолжает развивать подход, в котором нет места формальной оценке только правильности заполнения документов без установления реальности экономических отношений и результата деятельности участников рынка. Таким образом, в вопросе включения требований суд обязывает ординарные инстанции конструировать ситуацию не только возникновения права требования, но и передачи такого требования кредитору. Тем самым защищая независимых кредиторов и конкурсную массу от включения необоснованных требований.

Взыскание убытков с КДЛ в данной ситуации находилось бы в канве занятых ранее позиций Конституционного и Верховного судов РФ относительно субсидиарной ответственности КДЛ обществ при рассмотрении ситуаций, связанных с потребительскими отношениями, где потребитель признается слабой стороной в отношениях и должен быть освобожден от доказывания вины КДЛ в причинении потребителю убытков. Так как истец доказал сам факт причинения убытков, то КДЛ в отсутствие каких-либо убедительных пояснений обязан будет опровергать презумпцию наличия в его действиях вины.

На мой взгляд это выглядит, что качели правосудия качнулись в сторону защиты контролирующих должника лиц. Так как самого факта исключения общества из ЕГРЮЛ недостаточно, в совокупности с пояснениями КДЛ в иске будет отказано. На истца верховная инстанция вновь возложила бремя поиска доказательств смешения личного имущества корпорации и его участников, директора. Остается открытым вопрос, как с теми малоэффективными инструментами истребования доказательств будет управляться кредитор.

Особенно, если информация касается не самого должника, а третьих лиц. Считаю, что давно назрела необходимость нормативного расширения его полномочий. Либо упрощенного рассмотрения ходатайств об истребовании сведений через суд. Рассмотрение заявления финансового управляющего в течение такого длительного времени, как в данном споре, показывает неэффективность как судебного процесса банкротства, так и несостоятельность оперативного решения элементарных и в общем-то технических моментов ведение процедуры.