Череда санкций привела к масштабному экономическому кризису: скачки курса, валютные ограничения, проблемы с логистикой. Все это привело к падению уровня предложения на фоне значительно меньшего снижения спроса и разогнало инфляцию.

При сохранении высокого уровня неопределенности очевидным последствием упадка неминуемо станет несостоятельность бизнеса в рамках целых отраслей. Пока ситуацию сдерживает мораторий на банкротство, который не может быть вечным.

Неплатежеспособность неизбежна, в частности, в текущем году ожидается падение ВВП на 8–10%

Кризис 2014 года и его влияние на банкротство компаний

Прогнозы ЦБ РФ подтверждают, что неплатежеспособность множества российских компаний неизбежна, в частности, в текущем году ожидается падение ВВП на 8,0–10,0 %, для сравнения: в результате кризиса 2014 года ВВП за 2015 год упал на 3,8 %.

Несмотря на то что кризис 2014 года был вызван не только санкциями, но и падением цен на нефть, именно санкции и последующее эмбарго сыграли существенную роль в стагнации целых отраслей промышленности. Данное явление обусловлено снижением потребительского спроса, невозможностью моментально найти ресурсы для создания производственных цепочек в новых реалиях.

В свою очередь, стремительное падение рубля привело к тому, что экономические игроки, напрямую зависящие от конечного потребителя, например крупнейшие автодилеры, вынуждены были уйти с рынка. Ярким примером является группа компаний «Независимость». Импортеры по собственной инициативе расторгли с нейконтракты из-за отсутствия оплаты со стороны дилеров, что привело к остановке деятельности, а в дальнейшем и к банкротству по инициативе Газпромбанка: в настоящее время все имущество группы распродано по частям.

Действительно, зависимые от потребителя отрасли экономики наиболее склонны к банкротству, тем более если особенности бизнеса не позволяют быстро реагировать на меняющиеся условия. При этом на падении потребительского спроса сказывается не только рост валюты, но и факторы поведенческой экономики, так как в условиях неопределенности субъекты охотнее копят, чем тратят.

Аналогичный эффект можно увидеть и в поведении крупных предприятий: по данным Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, к декабрю 2014 года индекс инвестиционной активности упал, что также связывается с сокращением импорта машин и оборудования, для восстановления, по мнению аналитиков, потребовалось пять лет.

Рост ключевой ставки до 17% и ослабление рубля привели к пересмотру кредитной политики в сторону ее ужесточения. Заемщикам стало гораздо сложнее погашать свои обязательства перед банками, и с января 2014 года до июля 2015 года просроченная задолженность увеличилась более чем на 1 трлн рублей, превысила 2,5 трлн рублей, что привело к волне санаций и отзыву лицензий у самих банков.

Немалую роль в стабилизации российской экономики сыграла государственная поддержка, например предоставление субсидированной ипотеки, что позволило продолжать и даже развивать строительство, финансирование отдельных компаний, а также денежно-кредитная политика, сдерживающая падение рубля и инфляцию.

В то же время структурных изменений в экономике не произошло и импортозамещение не достигло того уровня, когда все элементы производственных цепочек могут базироваться в России. Кризис 2014 года принес негативные последствия и не стал драйвером перестройки, к которому мы подошли сейчас, и именно институты банкротства могут в значительной степени стать законодательной основой для необходимых изменений.

Подходы к банкротству до кризиса 2022 года

За последнее десятилетие Россия пережила не один кризис, из-за чего с рынка ушли многие компании. Традиционно механизмы банкротства являются способом очистки рынка от неэффективных управленцев, помогая перераспределять средства производства между предпринимателями.

Так, обязательные законодательные требования по продаже имущественного комплекса, например применительно к банкротству сельскохозяйственных организаций, наглядно подтверждают этот тезис. Здесь же стоит упомянуть и институт замещения активов, позволяющий продать действующий бизнес, очищенный от долгов, а также совместную продажу имущества нескольких должников, что было реализовано, например, в отношении Калужского цементного завода, имущество которого было распределено между нескольким компаниям-банкротам. При этом продажа осуществлялась единым лотом, что было достигнуто в результате переговоры с залоговым кредитором и конкурсными управляющими должников, принять общее положение о порядке, условиях и сроках реализации имущества обществ.

Если банкротство не связано напрямую с качеством управления, а является лишь реакцией на изменение условий, то большой вопрос, удастся ли сохранить производственные комплексы целостными.

Представляется, что структурные изменения в экономике повлекут за собой и изменения политики кредиторов: если в 2020 году мы наблюдали, что период моратория вынуждал системных игроков договариваться и переговоры были успешными. Реструктуризация задолженности позволяла, хотя и с отсрочками и рассрочками, обеспечить исполнение, то сейчас неприбыльный бизнес вполне может остаться таким.

В то же время преимущественный выбор в пользу реабилитации вместо смерти компании выгоден всему рынку. По данным аналитики на конец 2021 года, доля удовлетворенных требований, включенных в реестр требований кредиторов, составила 3,5 %, доля удовлетворенных требований, обеспеченных залогом, – 22,2 %.

Преимущественный выбор в пользу реабилитации вместо смерти компании выгоден должнику и его кредиторам

Очевидно, что для банков, лизинговых компаний и даже контрагентов в рамках обычной хозяйственной деятельности реструктуризация может являться более выигрышным вариантом, чем объявление дефолта с последующей продажей активов на торгах, особенно в условиях снижения инвестиционной активности, которая, по прогнозам, сократится на 16–20 %.

Мораторий как период для пересмотра подходов к банкротству компаний

Оценки эффективности введенного 1 апреля 2022 года моратория на банкротство разнятся, в первую очередь критикуется его тотальность, высокий риск злоупотреблений и негативный эффект из-за невозможности принудительного взыскания задолженности.

На мой взгляд, мораторий должен распространяться на компании, неплатежеспособность которых явилась следствием кризиса, из-под действия моратория следует исключить объективных банкротов и общества, обладающие достаточными ресурсами для погашения ранее возникших долгов. Это могут корректировать суды, которым следует стать более гибкими, чем в рамках первого моратория 2020 года, когда оценивались только формальные признаки, а именно основной ОКВЭД должника.

В то же время очевидно, что мораторий защищает от банкротства многие компании, которые могут использовать это время для перестройки производственных моделей и бизнес-процессов, обезопасив себя тем самым от гибели.

Вероятнее всего, мы увидим, что те, кто не смог в период моратория подстроиться под новые условия, не будут интересен инвесторам. Тогда банкротство не превратится в способ передачи готового бизнеса как актива, а приведет к распродаже отдельного имущества для перепрофилирования, что, несомненно, негативно скажется на цене, а следовательно, и на размере удовлетворенных требований кредиторов.

Реабилитационные процедуры в этой связи представляются гораздо более привлекательными, чем болезненная очистка рынка, в условиях неопределенности и в отсутствие понимания, как будут закрываться производственные цепочки. Разрыв которых, во-первых, создает потребность в развитии новых направлений, во-вторых, может вытеснить с рынка целые группы компаний, которые просто не успеют дождаться импортозамещения.

За последний год в Государственную Думу внесено несколько законопроектов, предлагающих реформирование Закона о банкротстве и содержавших множество нововведений, в частности создание единой реабилитационной процедуры – реструктуризацию задолженности, предполагающую утверждение плана реструктуризации кредиторами.

Кроме того, предлагалось существенно изменить подход к назначению арбитражных управляющих, которые в последние годы ощущают на себе ужесточение ответственности даже за действия, совершенные в рамках правового поля, процедуру проведения торгов и т.д.

Полагаю, что в сложившейся ситуации от данных идей необходимо отказаться до полной стабилизации экономики, однако реформирование реабилитационных процедур – важный шаг, который может помочь бизнесу устоять. При этом последствия кризиса будут разными для всех отраслей, в связи с чем целесообразно было бы предусмотреть отличающееся регулирование для наиболее пострадавших, возможно через процедуру наблюдения, с дальнейшим подключением мероприятий по реструктуризации, реорганизации, если должнику или кредиторам очевидно, что общество в скором времени не сможет расплатиться по своим долгам. Такие механизмы предусмотрены, например, главой 11 Закона о банкротстве в США, которая включает в себя, помимо общих положений о реабилитации, специальное регулирование для авиаперевозчиков и отрасли железнодорожного транспорта. Существенным шагом также должно стать введение механизма cram-down, позволяющего суду понудить кредиторов к введению реструктуризации.

Важно учитывать и то, что сегодня должники не стремятся подавать заявления о собственном банкротстве, так как понимают, что обращение в суд фактически равно смертному приговору и субсидиарной ответственности, поэтому возбуждение процедуры происходит, как правило, уже на стадии, когда невозможно спасение: введение финансового оздоровления и внешнее управление в России не превышают и 2%.

Повышение привлекательности реабилитации для участников дела о банкротстве и наличие правовых механизмов, позволяющих не просто учитывать мнение должника, но и руководствоваться им в интересах спасения компании, – способы сохранить действующие предприятия до полного решения вопросов с закрытием производственных цепочек за счет как зарубежных партнеров, так и развития внутренних поставщиков.

Однако до тех пор пока этого не произошло, контролирующим лицам бизнеса, столкнувшегося с трудностями, необходимо разработать план спасения и предпринимать конкретные действия по его реализации, что в дальнейшем поможет спасти от субсидиарной ответственности. Несмотря на мораторий, субсидиарная ответственность все-таки может наступить, так как, во-первых, имеются определенные проблемы с определением даты возникновения признаков объективного банкротства, во-вторых, неясно, когда мораторий закончится. Такой план целесообразно обсуждать и согласовывать с мажоритарными кредиторами.

Как показал опыт кризиса COVID-19 и отсутствие возможности использовать релевантные банкротные инструменты, получает развитие внесудебная реабилитация, исходя из чего можно сделать вывод о готовности как минимум системных кредиторов поддерживать бизнес и обсуждать варианты его спасения. Иной подход, особенно в условиях длительного моратория, может привести к негативным эффектам принципа домино, когда невыплата долгов одним звеном цепочки приведет к невозможности других звеньев исполнять денежные обязательства.

Согласно рекомендации 1.29 Европейской комиссии (отчет Института европейского права «Спасение бизнеса в банкротном праве» (2014 – 2017)), в случае выбора между ликвидацией (продажей) и реструктуризацией предпочтение должно отдаваться попыткам реструктуризации. Хочется верить, что эта рекомендация станет генеральным трендом в период санкций как для субъектов экономики, так и для законодателя в России .

Изложенный подход, на мой взгляд, способен активизировать инвестиционную активность: когда целевая эмиссия может разогнать инфляцию, и по этим причинам отвергается ЦБ РФ, ожидания бизнеса, что их попытки возродить предприятие, не встретят сопротивления жестко настроенных кредиторов позволят им быть более гибкими и принимать решения о дофинансировании, гораздо меньше опасаясь остаться ни с чем.

Таким образом, подходы к институту банкротства как к экономической и юридической категории, несомненно, претерпевают изменения в кризисные периоды, поведение экономических субъектов меняется, что также требует корректировки правовых норм.

Банкротство в эпоху санкций должно способствовать наибольшему поддержанию экономики, и именно данный тезис обязан стать лейтмотивом при принятии решений бизнесом, правоприменителями и законодателем.  

Над материалом работали:

Анна Ившина
арбитражный управляющий Союз арбитражных управляющих «Созидание»