О наличии интереса в конкурсном оспаривании

При этом по результатам посещения ряда публичных мероприятий по обсуждению проблематики банкротства у меня сложилось впечатление, что юристам кажется, что подобная позиция является новаторской и до этого момента она никак не вытекала из действующего законодательства.

В своей статье я хотел бы показать, что подобный постулат отнюдь не является новым, но может быть обоснован через обращение к категории интереса, которая уже достаточно давно обсуждается в науке.

Сначала приведу релевантную судебную практику.

Определение ВС РФ от 17.12.2020 № 305-ЭС20-12206

В рамках дела о несостоятельности (банкротстве) гражданки Г. ее финансовый управляющий обратился в суд с заявлением о признании недействительным договора купли-продажи жилого дома и соглашения о его расторжении, заключенного должником и гражданином И.

Суд первой инстанции удовлетворил заявления. Суд апелляционной инстанции с ним не согласился и отказал в удовлетворении заявления.

Суд округа, напротив, оставил без изменения определение суда первой инстанции.

Однако Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ признала верными выводы именно апелляционного суда.

Из обстоятельства дела следовало, что по условиям договора купли-продажи гражданка Г. обязалась передать в собственность гражданина И. земельный участок и жилой дом по цене, эквивалентной 1 500 000 евро по курсу ЦБ РФ на дату подписания договора.

Однако затем договор купли-продажи был прекращен по соглашению сторон; права собственности на земельный участок и дом были возвращены должнику; у гражданки Г. возникло обязательство возвратить И. сумму, эквивалентную 690 000 евро по курсу ЦБ РФ на дату подписания соглашения.

Финансовый управляющий в обоснование заявления указал на то, что, по его мнению, договор купли-продажи вкупе с соглашением о его расторжении был направлен на создание фиктивной задолженности в пользу гражданина И., являвшегося братом гражданки Г.

Ключевое значение для раскрываемой темы имеет следующий текст обсуждаемого определения: «…конкурсное оспаривание может осуществляться в интересах только тех кредиторов, требования которых существовали к моменту совершения должником предполагаемого противоправного действия либо с большой долей вероятности могли возникнуть в обозримом будущем. При отсутствии кредиторов как таковых намерение причинить им вред у должника возникнуть не может…» (абз. 2 на стр. 4).

В определении подчеркнуто, что обязательство гражданки Г. перед гражданином И. по возвращению покупной цены возникло 21.04.2017. При этом в реестр требований кредиторов были включены требования гражданки К. и гражданки Ч., возникшие 12.09.2018 и 14.05.2018 соответственно.

По этой причине невозможно предположить, что оспариваемая сделка была совершена во вред указанным кредиторам.

Поэтому и интереса в конкурсном оспаривании не было и быть не могло.

Правильной была признана позиция суда апелляционной инстанции.

Определение ВС РФ от 27.11.2023 № 306-ЭС23-14897

В деле о банкротстве ООО «Диапласт» его конкурсный управляющий оспорил ряд платежей в пользу гражданина Г. на общую сумму в 4 755 609 руб. 81 коп.

Суды трех инстанций пришли к выводу об обоснованности заявления.

Однако Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ отменила принятые по делу судебные акты, а само дело — направила на новое рассмотрение в суд первой инстанции.

Из обстоятельств дела следовало, что бывший директор должника, гражданин Г., в период с января по сентябрь 2020 года с различных банковских счетов должника снял в общей сложности 4 755 609 руб. 81 коп.

Конкурсный управляющий полагал, что, коль скоро эти платежи произведены в отсутствие встречного предоставления, ими причинен вред имущественным правам кредиторов. При этом контрагент по сделкам является аффилированным с должником лицом.

Однако в реестр требований кредиторов были включены требования на общую сумму в 1 068 812 руб. 18 коп.

ВС РФ практически дословно воспроизвел свой тезис из проанализированного выше определения, согласно которому конкурсное оспаривание может осуществляться в интересах только тех кредиторов, отношения с которыми существовали к моменту совершения предполагаемой противоправной сделки.

Как отметила Коллегия, на всем протяжении дела ответчик указывал на то, что 93 из 121 признанных судами недействительными операций совершены до возникновения у должника каких-либо отношений, положенных в основу требований кредиторов.

ВС РФ, сославшись на п. 29.4 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23.12.2010 № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)"», отметил, что у конкурсного управляющего и кредиторов отсутствовал законный интерес в оспаривании операций на сумму, существенно превышающую размер реестра, по основаниям, предусмотренным законодательством о банкротстве.

Обособленный спор направлен на новое рассмотрение в суд первой инстанции.

Комментируя эти два дела, А. И. Шайдуллин делает следующие важные пояснения. Если, например, до совершения сделки было, например, четыре кредитора, один из которых одобрил ее совершение, а после этого появилось еще два кредитора, то сделка оспаривается только в интересах трех кредиторов, имевшихся на момент совершения сделки. И удовлетворение на основании средств, взысканных по реституции, должны в первую очередь получать только такие кредиторы (телеграм-канал «Ничего нового для образованного юноши» / https://t.me/educatedyoungman/344).

Вопрос о том, насколько безусловно подобное правило, мы исследуем далее.

Сейчас же я хотел приступить к анализу правовой позиции ВС РФ с точки зрения общей проблематики интереса в материальном и процессуальном праве.

Наличие законного интереса как общая предпосылка удовлетворения (предъявления) иска

Действующее законодательство в целом ряде своих положений указывает, что любой иск может быть удовлетворен только при том условии, что у истца имеется в этом необходимый материально-правовой интерес.

Прежде всего следует упомянуть ч. 1 ст. 4 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее — АПК РФ), в силу которой заинтересованное лицо вправе обратиться в арбитражный суд за защитой своих нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов.

Данная норма достаточно «коварна» с точки зрения ее толкования. Казалось бы, она наделяет кого-то правом обратиться в суд. Но ее можно прочитать и от обратного: обратиться в суд может только то лицо, у которого имеется подлежащее защите нарушенное или оспоренное субъективное право.

Эта же идея развивается и в материальном законе. Так, в силу абз. 2 и 3 п. 2 ст. 166 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) оспоримая сделка может быть признана недействительной, если она нарушает права или охраняемые законом интересы лица, оспаривающего сделку, в том числе повлекла неблагоприятные для него последствия.

В случаях, когда в соответствии с законом сделка оспаривается в интересах третьих лиц, она может быть признана недействительной, если нарушает права или охраняемые законом интересы таких третьих лиц.

Аналогичным образом абз. 2 п. 3 той же статьи устанавливает, что требование о признании недействительной ничтожной сделки независимо от применения последствий ее недействительности может быть удовлетворено, если лицо, предъявляющее такое требование, имеет охраняемый законом интерес в признании этой сделки недействительной.

Нормы о наличии интереса в удовлетворении иска в целом и иска об оспаривании сделки (применении последствий ее недействительности) не случайно «разбросаны» по процессуальному и материальному законодательству.

Категория интереса объединяет эти две части всего массива правовых норм, является своеобразным «мостиком» между ними.

В этом контексте уместно упомянуть то, что, по общему правилу, наличие или отсутствие интереса в удовлетворении иска устанавливается судом при вынесении решения. Сказать о том, есть интерес или нет, означает сделать вывод о материальном праве, а такие выводы могут содержаться только в решении.

Однако действующее законодательство и правоприменительная практика знают примеры, когда суд может сделать вывод о явном отсутствии интереса в предъявлении иска еще на этапе возбуждения производства по делу.

Например, в силу п. 3 ч. 1 ст. 128 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации суд отказывает в принятии административного искового заявления в случае, если из заявления об оспаривании нормативного или ненормативного не следует того, что этим актом затрагиваются права и законные интересы административного истца.

Аналогичная норма содержится в п. 1 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ.

В начале 2000-х годов среди юридической общественности достаточно широко обсуждалось Постановление Президиума ВС РФ от 25.04.2001 № 5пв-2001, которым был признан законным отказ в принятии к производству заявления гражданина Х. об обязании Президента Российской Федерации назначить его на должность судьи Арбитражного суда Волго-Вятского округа.

В этом постановлении было подчеркнуто, что такого субъективного права, как быть назначенным судьей, нет и быть не может; есть только право гражданина, соответствующего установленным требованиям, обратиться в квалификационную коллегию судей с заявлением о рекомендации на должность судьи.

Также уместно отметить публикацию С. Л. Будылина на портале «Закон.ру», посвященной так называемой «стадии пледирования» в английском процессуальном праве (Будылин С. Л. Дело бананового короля (1-я серия). Стандарты пледирования — как это по-русски? / Интернет-портал «Закон.Ру» /.

Сущностью этой стадии является то, что истец должен продемонстрировать некую вероятность удовлетворения своего заявления с точки зрения материального права. Если же таковая не будет продемонстрирована, то суд может оставить иск без рассмотрения (strike out).

В отечественном правопорядке нет отдельной стадии проверки иска с точки зрения самого наличия интереса в его предъявлении. Поэтому данный вопрос решается на стадии возбуждения производства по делу.

Итак, общим правилом является то, что вопрос о наличии у истца субъективного материального права решается только при вынесении по делу решения, но в некоторых исключительных случаях явное и очевидное отсутствие юридического интереса может рассматриваться как отсутствие предпосылки права на обращение в суд.

Доктринальные взгляды. Работа Р. ф. Иеринга

Одной из наиболее известных работ по заданной тематике является сочинение Р. ф. Иеринга «Интерес и право». Оно посвящено скорее понятию интереса в материальном праве, однако, как указано выше, категория интереса является связующей между материальным и процессуальным правом.

Поводом для написания работы послужило обращение к автору межкантонального комитета гэйской железной дороги с просьбой дать заключение ее спору со швейцарским железнодорожным обществом по поводу выполнения договора о сооружении двух железнодорожных линий и о содержании на них движения. Профессору предстояло ответить на вопрос о том, может ли одно общество, созданное для строительства железных дорог, понудить другое общество, созданное с аналогичной целью, исполнить договор о совместном строительстве двух участков железной дороги.

В своей работе автор обосновывал, что интерес — это некая жизненная потребность, условие для благосостояния, которое защищается правом. При этом интересы могут быть непостоянными и зависеть от конкретных исторических условий развития общества.

Следовательно, делает вывод автор, одно лицо может требовать что-то у другого лица, если от его действий зависит возможность удовлетворения тех или иных потребностей первого. Например, обещание ограничить возводимое строение известной вышиной имеет обязательную силу, когда сосед дает его другому соседу (чтобы строение не затеняло соседний участок), однако не имеет какой-либо силы для отдаленно живущего лица.

Аналогичным образом, врач не может требовать от собственного пациента не заниматься музыкой в течение некоторого времени ввиду неустойчивости психики последнего, поскольку благосостояние врача от этого не зависит; подобное ограничение служит только интересам пациента.

В результате своего исследования автор приходит к выводу о допустимости для комитета гэйской железной дороги требовать от швейцарского железнодорожного общества строительства частей железной дороги, поскольку в данном случае строительство таковой служит общественным интересам. Для удовлетворения иска совершенно не требуется того, чтобы он непременно был заявлен в личных интересах истца (Иеринг Р. ф. Интерес и право. Ярославль, 1880. Стр. 3, 5, 71, 72, 83, 100, 101).

Конечный вывод автора весьма спорен, поскольку едва ли у частного лица есть право что-то требовать у другого частного лица в общественных интересах. Общее правило состоит в том, что каждое лицо защищает свой собственный интерес, а исключения из этого правила должны быть установлены законом. Однако это нисколько не умаляет ценности работы Р. ф. Иеринга.

Современное состояние немецкой доктрины по вопросу о наличии интереса в предъявлении иска

Для раскрытия данного вопроса обратимся к работе В. О. Аболонина «Злоупотребление правом на иск в гражданском процессе Германии».

Как отмечает автор, положение о том, что у истца должен быть правомерный интерес в судебной защите, представляет собой другую сторону запрета на злоупотребление правом, поскольку позволяет исключить необходимость рассмотрения исков бесцельных, «пустых», которые бессмысленно нагружают и без того перегруженную судебную систему.

В разное время категория интереса понималась сквозь призму категорий ценности, желания и потребности. В последние годы укрепилось понимание интереса как особой защищаемой законом потребности.

Примечательно, что немецкий процессуальный закон (§ 256 Гражданского процессуального уложения Германии) прямо устанавливает необходимость обоснования интереса в судебной защите только применительно к искам о признании. Однако в 1939 году Имперский суд Германии выразил правовую позицию о том, что таковой должен быть обоснован применительно ко всем видам исков.

Правда, в 1987 году Верховный суд ФРГ высказался в духе того, что применительно к искам о присуждении интерес в судебной защите подразумевается, поскольку он состоит в принудительной реализации того требования, которое ответчик не удовлетворил добровольно.

По общему правилу, отсутствие юридического интереса исключает рассмотрение иска по существу, однако в неочевидных случаях данный вопрос может исследоваться при вынесении по делу судебного решения.

И хотя в немецкой доктрине признается, что защита каждого конкретного субъективного интереса представляет собой важную предпосылку защиты общего блага, тем не менее, по общему правилу, никто не может обращаться в суд в защиту объективной законности (Аболонин В. О. Злоупотребление правом на иск в гражданском процессе Германии: монография. М., 2009. Стр. 34, 35, 99–114).

От исследования категории интереса в общем аспекте перейдем к анализу данного вопроса применительно к делам о банкротстве.

Работа А. Х. Гольмстена о конкурсном оспаривании

Эта работа заслуживает особого внимания, поскольку в ней автор отдельно и обстоятельно останавливается на проблематике настоящей статьи.

Следует начать с того, что автор в целом выделяет три группы условий возникновения права кредитора на оспаривание актов, совершенных в его ущерб. Это:

Нас интересуют условия на стороне кредитора, а именно такое условие, как наличие требования, возникшего ранее акта, совершенного в ущерб должнику. Примечательно, что как указывает автор, об этом условии впервые писал римский юрист Марцелл. Само подобное условие объясняется тем, что если на момент совершения оспариваемого акта не существовало каких-либо требований кредиторов, то и вред им причинен быть не мог.

Правда, далее А. Х. Гольмстен оговаривается, что это правило знает и исключения. Так, современная ему французская доктрина указывала на возможность конкурсного оспаривания актов, нацеленных на причинение вреда будущим кредиторам. Например, торговец втайне от будущих кредиторов продает свое торговое заведение, а перед ними создает иллюзию того, что является собственником заведения.

Также автор признает, что немецкая доктрина и вовсе отрицает подобное условие для конкурсного оспаривания, поскольку: 

Между тем А. Х. Гольмстен критикует немецкую доктрину, обращая внимание на то, что она в значительной мере подрывает стабильность гражданского оборота, поскольку никто не может быть уверен в отсутствии вероятности оспаривания сделок, совершенных в период, когда должник был состоятелен и его платежеспособность ни у кого не вызывала сомнений.

Правда, этот недостаток уравновешивается правилами о том, что всегда должны быть доказаны намерение должника причинить вред собственным кредиторам и осведомленность об этом контрагента (исключение составляют безвозмездные сделки, но для их оспаривания действовавшим на тот момент законодательством был установлен относительно короткий период подозрительности).

Таким образом, А. Х. Гольмстен, хотя и не признает абсолютного характера правила о необходимости наличия требований кредиторов на момент совершения оспариваемого акта, но четко и ясно обозначает его в качестве условия для конкурсного оспаривания (Гольмстен А. Х. Учение о праве кредитора опровергать юридические акты, совершенные должником в его ущерб, в современной юридической литературе. М., 2019. Стр. 61, 75–81).

Применение вышеприведенных разработок к современному российскому правопорядку

Итак, положение о том, что для обоснования наличия права на конкурсное оспаривание должны иметься требования кредиторов, можно вывести из общего правила о том, что обратиться в суд может только то, лицо, право которого было оспорено или нарушено, иначе говоря, у которого есть интерес в подобном оспаривании (ч. 1 ст. 4 АПК РФ).

Его объяснение очевидно: если нет прав кредиторов, то нечему причинять вред, а конкурсное оспаривание призвано возмещать именно вред, причиненный имущественным правам кредиторов (понятие которого приводится в ст. 2 закона о банкротстве).

Однако я бы согласился и с позицией о том, что допустимы исключения из подобного правила. Самое очевидное исключение состоит в том, что может быть оспорена сделка по выводу активов в той ситуации, когда должник заранее «готовится» (весьма специфическим, надо сказать, образом) к участию в крупном проекте, например, к получению кредита на существенную сумму.

На возможность подобных случаев обратил внимание Р. Т. Мифтахутдинов в своем телеграм-канале «Банкротный Петербург» (https://t.me/bankrupt cy_law_forever_chat/1003; пост от 24.01.2024).

Но в таком случае возникает непростой догматический вопрос. Если еще не существует каких-либо требований кредиторов к должнику, то кому (или чему) причиняется вред?

Для ответа на этот вопрос приведем аналогию с субсидиарной ответственностью за несвоевременную подачу заявления о признании должника банкротом (ст. 61.12 закона о банкротстве). Сущность этого вида субсидиарной ответственности состоит в том, что контролирующее лицо привлекается к ответственности за несообщение кредиторам о факте неплатежеспособности должника (подробнее см. Определение ВС РФ от 21.10.2019 № 305-ЭС19-9992).

Однако на момент вступления в правоотношения этого кредитора с должником еще нет никакого права (требования). Кредитор вводится в заблуждение еще на этапе формирования его воли на вступление в отношения (если бы он знал о неплатежеспособности должника, он не заключил бы сделку с ним или заключил бы ее на других условиях, например, потребовал бы предоставления обеспечения).

На мой взгляд, в такой ситуации возникает феномен причинения вреда имущественной массе кредитора в целом, поскольку в ней возникает изначально неисполнимое требование, некая «дыра», некий «абсолютный минус».

Аналогичным образом обстоят дела в ситуации, когда должник выводит активы в преддверии вступления в правоотношения с будущим кредитором. В хозяйственной сфере последнего возникает заведомо неисполнимое требование, поскольку должник перед заключением договора с ним «очистился» от активов.

Конечно, возможна ситуация, когда должник предупредил кредитора (будущего) о том, что ликвидных активов у него не имеется. В таком случае никакого вреда не причиняется. Складывается ситуация, аналогичная той, что описана в п. 3 ст. 61.12 закона о банкротстве: в размер субсидиарной ответственности за неподачу заявления о банкротстве должника не включаются требования тех кредиторов, которые были осведомлены о неплатежеспособности (объективном банкротстве) должника.

Таким образом, в целом мыслимо обосновать интерес в конкурсном оспаривании и в том случае, если оспариваемая сделка совершена до того, как у должника возникли обязательства перед кредиторами.

О разных аспектах понятия интереса

Категория интереса в целом недостаточно исследована в российской правовой литературе. И тем более мало работ, в которых выявлены различные аспекты (смыслы) данного понятия. Хорошим исключением является статья А. В. Шкварок «Понятие интереса в современном гражданском процессе», опубликованная в 2010 году (Шкварок А. В. Понятие юридического интереса в современном гражданском процессе // Арбитражный и гражданский процесс. 2010. № 6. Стр. 2–7).

Автор выделяет три аспекта понятия интереса: 

Применительно к проблематике настоящей статьи заслуживают внимания второй и третий аспекты раскрываемой категории.

Выше я рассуждал о третьем аспекте понятия интереса, поскольку существование требований кредиторов на момент совершения оспариваемой сделки затрагивает вопрос о наличии самого нарушения права или угрозы такового.

Однако не следует забывать и о втором аспекте проблемы. В рамках его обсуждения А. В. Шкварок выделяет две стороны активной легитимации к делу: общую заинтересованность и так называемую заинтересованность по закону.

Вторая сторона состоит в том, что иногда сам закон прямо называет круг лиц, управомоченных на обращение в суд с тем или иным иском. В качестве примера приводится ст. 84 Федерального закона от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее — закон об АО).

В действующей редакции данной статьи предусмотрено, что оспорить сделку, в совершении которой имеется заинтересованность, может только акционер, член совета директоров или само общество.

По всей видимости, иных лиц, у которых имеется правомерный интерес в оспаривании сделки по данному основанию, в принципе быть не может. Но, поскольку судебная практика изобилует случаями, когда в суд обращаются лица, явно не имеющие какого-либо интереса в предъявлении тех или иных исков, в некоторых ситуациях законодатель считает нужным «на корню» пресекать подобные попытки.

Имеется во многом схожий пример и в законе о банкротстве. Так, в силу пп. 1 и 2 ст. 61.9 закона о банкротстве заявление об оспаривании сделки по основаниям, предусмотренным гл. III.1 закона о банкротстве, может быть подано внешним/конкурсным управляющим или кредитором, требование которого составляет более 10% от общего размера требований, включенных в реестр требований кредиторов.

Однако в данном случае объяснение значения данной нормы несколько другое. Очевидно, что кредитор, требование которого составляет 9% от общего размера требований кредиторов, имеет интерес в оспаривании сделки, однако законодатель его почему-то этой возможности лишает.

Здесь уместно другое, чем применительно к закону об АО, объяснение, подобного подхода. Оно сводится к тому, что, коль скоро банкротный процесс содержит в себе некоторые элементы группового производства, законодатель сознательно поражает в процессуальных правах тех, у кого, тем не менее, имеется интерес в подаче тех или иных заявлений (более подробно см.: Шевченко И. М. Идеи косвенного и группового исков в делах о банкротстве // Закон. 2021. № 2. Стр. 71–82).

Помимо оспаривания сделок, можно упомянуть, например, то, что участники общества-должника, по общему правилу, не участвуют в деле лично, а должны избрать своего представителя (п. 1 ст. 35 закона о банкротстве). Исключение составляют случаи наличия корпоративного конфликта (см., например, Определение ВС РФ от 14.06.2016 № 304-ЭС15-20105).

Таким образом, правила пп. 1 и 2 ст. 61.9 закона о банкротстве не обусловлены явным отсутствием интереса не указанных в них лиц в конкурсном оспаривании, а призваны внедрить в производство по делу о банкротстве элементы группового производства для обеспечения надлежащего движения дела о банкротстве, избегания «войны всех против всех», которая зачастую наблюдается в крупных банкротных делах.

В этом контексте весьма интересен вопрос о том, может ли кредитор, требование которого признано подлежащим удовлетворению в порядке п. 4 ст. 142 закона о банкротстве («зареестровый» кредитор), оспаривать сделки должника по специальным правилам гл. III.1 закона о банкротстве.

С одной стороны, если закон не позволяет это делать, например, кредитору третьей очереди, которому принадлежит 9% от общего количества требований кредиторов, включенных в реестр требований кредиторов, то было бы странным предоставлять такое право «зареестровому» кредитору, у которого гораздо меньше шансов получить удовлетворение своих требований в деле о банкротстве. Напомню, что, согласно статистике Федресурса, степень удовлетворения требований кредиторов, включенных в реестр требований кредиторов, в делах о банкротстве юридических лиц в 2023 году составила 9,7% (см.: Статистический бюллетень Федресурса по банкротству // https://download.fedresurs.ru/news/Статистический%20бюллетень%20Федресурс%20банкротство%202023.pdf).

С другой стороны, реестр требований кредиторов можно понимать широко и включать в таковой «зареестровые» и субординированные требования. Основания для такого подхода приводятся в Определении ВС РФ от 26.11.2018 № 305-ЭС18-11840.

В данном определении приведена правовая позиция о том, что требования кредиторов, удовлетворяемых в порядке п. 4 ст. 142 закона о банкротстве, образуют «четвертую» очередь реестра требований кредиторов, а требования кредиторов, в пользу которых должник должен произвести исполнение первым («открывающее» исполнение), — «пятую» очередь.

Если исходить из подобной логики, то требования указанных кредиторов должны учитываться при исчислении пропорции, предусмотренной п. 2 ст. 61.9 закона о банкротстве.

Ввиду высокой степени спорности данного вопроса я позволю себе пока не приводить собственной позиции по нему и ограничиться лишь постановкой проблемы.

В то же время он лишний раз показывает комплексность и сложность вопроса о наличии интереса в конкурсном оспаривании.

Вывод

Таким образом, как мне кажется, я показал в своей статье, что вопрос об интересе в конкурсном оспаривании является частью общей проблемы наличия субъективной заинтересованности для обращения в суд. Поставленные проблемы обсуждаются в доктрине уже не одно столетие. Поэтому ошибочно думать, что правовые позиции ВС РФ, сформулированные в 2020–2023 годах, являются чем-то сущностно новым. Такая иллюзия вызвана тем, что наука банкротного права, как и само банкротное право, на долгое время были преданы забвению. Но теперь, вновь обратившись к проблематике этого института, мы также должны понять, что большая часть имеющихся в нем проблем не выпадает из дискурсов по общим проблемам материального и процессуального права.

Позиция, отраженная в настоящей статье, является личным мнением автора и не может рассматриваться как официальная позиция Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области.