Артем Рудой

Суды трех инстанций, признавая такую трансформацию по существу ничтожной, исходили из недопустимости новации денежного требования кредитора об оплате подрядных работ в требование о передаче будущих квартир, поскольку она направлена на повышение очередности удовлетворения. Судебная практика исходит из правомерности соглашений о зачете встречных обязательств в подобных ситуациях, если кредитором исполнено встречное обязательство по договору (в данном случае — выполнение работ), отсутствуют сомнения в реальности такого встречного предоставления и если трансформация требования из денежного в неденежное не имеет признаков сделки с предпочтением. Учитывая, что реальность выполнения работ по договору подряда, выполненных кредитором, в данном случае не была оспорена, заключение соглашений о зачете между должником и кредитором являлось правомерным.

Так, удовлетворяя иск о признании недействительным договора купли-продажи, суды исходили из притворности субъектного состава участников данной сделки, поскольку сочли, что в результате ее совершения действительным покупателем квартиры стал должник, а его родственница — номинальным собственником. Суды обосновали эти выводы, среди прочего, арестом спорного имущества в рамках уголовного дела и отказом в освобождении его из-под ареста. Дополнительно суды сослались на уголовный приговор, устанавливающий наличие контроля должника над банком через доверенных лиц, и на факт проживания ответчика в спорной квартире. Принятие обеспечительных мер в виде ареста по уголовному делу преследует цель пресечения вывода имущества, оформляется промежуточным судебным актом, в котором не устанавливаются фактические обстоятельства, связанные с принадлежностью арестованного имущества, и не может предрешать спор о правах на него (не имеет преюдициального значения). Равным образом, в споре о снятии ареста с имущества оценивается, прежде всего, наличие полномочий наложить арест и соблюдение законной процедуры. Более того, арест, наложенный судом в рамках уголовного дела, в любом случае может быть снят только в том же деле в порядке уголовного судопроизводства.

Поскольку руководитель должника был привлечен к ответственности за причинение убытков в связи с совершением сделки во вред кредиторам, факт реализации конкурсным управляющим реституционного требования по такой сделке, безусловно, имеет существенное значение для полноценного разрешения спора о взыскании убытков. От этого зависит размер убытков, причиненных конкурсной массе непосредственно действиями ответчика. Он несет ответственность в пределах убытков, причиненных конкурсной массе, поэтому размер изначально взысканных убытков в любом случае должен быть уменьшен на поступившую в конкурсную массу цену уступки.

Мировое соглашение как юридический факт включает в себя не только гражданско-правовой договор об условиях прекращения правового спора между сторонами, но и судебный акт, которым такой договор утвержден и в отсутствие которого он не может иметь юридической силы. С процессуальной точки зрения мировое соглашение по своей форме это прежде всего судебный акт. После утверждения мирового соглашения судом оно приобретает все свойства законной силы судебного акта, поэтому в случае его неисполнения применяются все правила о принудительном исполнении судебных актов. В этой связи ВС РФ правильно отмечает, что именно утверждение судом мирового соглашения наделяет его свойством принудительной исполнимости.

В ситуации, когда уполномоченный орган пропустил пресекательный срок на взыскание обязательных платежей, но несмотря на это заявил о включении заведомо необоснованных требований об их уплате в реестр должника, именно он должен нести вызванные этим негативные последствия, в том числе возместить понесенные кредиторами расходы на оспаривание таких требований. Кроме того, из содержания судебного акта, вынесенного по итогам рассмотрения заявления налоговой инспекции, можно сделать вывод о наличии прямой причинно-следственной связи между процессуальным поведением конкурсного кредитора, оспаривавшего обоснованность требований уполномоченного органа, и отказом во включении этих требований в реестр. Так, в определении суда об отказе во включении требований в реестр кредиторов указано, что в деле отсутствуют доказательства направления должнику и фактической реализации решений о взыскании налоговой задолженности, постановлений об обращении взыскания на имущество должника, в связи с чем суд признал обоснованным довод конкурсного кредитора о пропуске срока на принудительное взыскание обязательных платежей. ВС РФ, вероятнее всего, отменит обжалуемые судебные акты и направит спор на новое рассмотрение, что окажет позитивное влияние на практику по спорам о возмещении судебных расходов.

Так, в деле о банкротстве АО «Теплоучет» (определение № 307-ЭС19-18723 (2,3) от 22.06.2020) ВС РФ сформулировал правовую позицию, согласно которой даже одобрение членом совета директоров банка заведомо убыточной сделки не является достаточным основанием для привлечения его к субсидиарной ответственности. Для этого необходимо доказать либо факт инициирования таким лицом совершения подобной сделки либо извлечение выгоды из нее. Такой подход ВС РФ давал основания для применения повышенного стандарта доказывания оснований ответственности контролирующего лица, поскольку оно, как правило, тщательно скрывает доказательства своей причастности к совершению действий, влекущих вред кредиторам. Как следствие, доказывание соучастия контролирующего лица в совершении убыточных сделок и иных вредоносных действий, повлекших банкротство должника, становится крайне затруднительным или вовсе невозможным. В данном деле ВС РФ корректирует свою позицию: в ситуации, когда органы коллегиального управления бездействуют, несмотря на систематический многолетний вывод активов должника, они тем самым очевидно причиняют вред кредиторам, поскольку содействуют банкротству должника (доводят до банкротства).

В связи с этим у апелляционного суда на момент решения вопроса о принятии к производству апелляционной жалобы на определение о завершении конкурсного производства объективно отсутствовала возможность приостановить исполнение обжалуемого судебного акта. В то же время ВС обратил внимание на то, что при нормальном развитии событий – в отсутствие нарушения сроков пересылки корреспонденции между судами первой и апелляционной инстанций – жалоба должна была поступить в суд апелляционной инстанции до исключения должника из ЕГРЮЛ и рассмотрена по существу. Таким образом, объективная невозможность обжалования судебного акта о завершении процедуры банкротства возникла по обстоятельствам, не зависящим от конкурсного кредитора, за которые он не отвечает, что обоснованно принято во внимание Верховным судом РФ. В связи с этим ВС посчитал возможным предоставить конкурсному кредитору защиту его интересов, применив по аналогии правила о распределении по инициативе кредитора имущества, обнаруженного после исключения из ЕГРЮЛ (п. 5.2 ст. 64 ГК РФ). В этой части дело направлено в суд первой инстанции на новое рассмотрение.

Суды нижестоящих инстанций вопреки сложившейся судебной практике (в том числе Верховного суда РФ) также не поставили этот вопрос на обсуждение. Судам следовало освободить ответчика от уплаты неустойки в период действия моратория по собственной инициативе, независимо от заявления ответчика. Такой подход поддерживается устойчивой судебной практикой последних лет. Поскольку в рассматриваемом деле суды не исследовали вопрос о применении моратория, Верховный суд, вероятнее всего, отменит принятые по делу судебные акты в части взыскания с ответчика неустойки за период действия моратория на возбуждение дел о банкротстве и направит дело в этой части на новое рассмотрение. Такая позиция ВС РФ не окажет существенного влияния на практику, а послужит лишь средством исправления очевидной ошибки, допущенной судами в данном деле.