В рамках банкротства банка «ВПБ» конкурсный управляющий (АСВ) потребовал привлечь к субсидиарной ответственности 12-ть бывших руководителей и членов коллегиальных органов управления банка. Суд первой инстанции, с которым в дальнейшем согласилась кассация, привлек к субсидиарке только двух топ-менеджеров, непосредственно подписавших значительную часть сделок, направленных на вывод активов банка. Апелляционный суд посчитал возможным привлечь к субсидиарной ответственности также членов коллегиальных органов банка за принятие решений, нарушающих требования нормативных актов о банковской деятельности, а также за бездействие при работе в составе указанных органов, что стало причиной банкротства должника. При этом апелляция привлекла к субсидиарке также председателя правления банка, подчеркнув, что установленная постановлением райсуда при рассмотрении уголовного дела невменяемость данного лица не может влечь отказ в удовлетворении предъявленных к нему требований в связи с подписанием сделок, направленных на вывод активов банка, а также организацией ненадлежащей системы управления. АСВ, а также двое привлеченных к субсидиарке КДЛ пожаловались в Верховный суд, который отменил акты нижестоящих судов и направил спор на новое рассмотрение (дело А40-200773/2016)
Фабула
Банка «ВПБ» был признан банкротом. Конкурсный управляющий (Агентство по страхованию вкладов) по результатам финанализа выявил, что объективное банкротство банка наступило из-за действий (бездействия) контролирующих его лиц, а именно в результате совершения с 01.09.2014 по 26.09.2016 года следующих действий:
формирование неликвидной ссудной задолженности в результате предоставления кредитов организациям, не ведущим реальной хозяйственной деятельности (технические заемщики), в том числе аффилированным по отношению к контролирующим банк лицам;
вывод ликвидного обеспечения в преддверии возбуждения процедуры банкротства путем расторжения обеспечительных договоров в отношении заведомо невозвратных (технических) кредитов;
безвозмездное выбытие ликвидных активов кредитной организации в результате заключения договоров купли-продажи;
создание дополнительных обязательств на стороне кредитной организации посредством заключения договоров поручительства за компании, не ведущие реальную хозяйственную деятельность;
хищение денежных средств вкладчиков посредством проведения операций по незаконному списанию и получению из кассы банка денег на основании фиктивных расходных кассовых ордеров.
По мнению КУ, банк уже по состоянию на начало исследуемого периода времени (01.09.2014) имел признаки банкротства в виде недостаточности стоимости имущества для исполнения обязательств перед кредиторами в полном объеме и, соответственно, единоличный исполнительный орган банка в лице председателя правления Эльдара Самерханова должен был принять необходимые и своевременные меры по финансовому оздоровлению и (или) реорганизации кредитной организации. Однако такие меры по предупреждению банкротства кредитной организации не принимались, сделал вывод КУ.
Конкурсный управляющий потребовал привлечь к субсидиарной ответственности по обязательствам банка Артура Минасяна, Станислава Кочурина, Эльдара Самерханова, Алексея Никитина, Сергея Новосельцева, Елену Слотину, Юрия Колтока, Александру Анисимову, Александра Зинченко, Виктора Дружкова, Марину Алексееву и Юлию Плохута-Плакутину.
Суд первой инстанции привлек к субсидиарке Минасяна и Кочурина. Апелляция также дополнительно привлекла к субсидиарной ответственности Самерханова, Никитина, Новосельцева, Слотину и Колтока. Однако окружной суд отменил постановление апелляции и оставил в силе определение суда первой инстанции.
После чего КУ, а также Минасян и Кочурин пожаловались в Верховный суд, который решил рассмотреть этот спор.
Что решили нижестоящие суды
Суды установили, что вопреки требованиям действовавшего в исследуемый период времени законодательства Эльдар Самерханов намеренно создавал и поддерживал ненадлежащую систему управления банком, позволившую не только вывести все активы, сформированные преимущественно за счет средств физических лиц (прирост в 2014 – 2016 годах составил более 17 млрд рублей), в пользу технических заемщиков, но и на протяжении продолжительного периода времени осуществлять прямое хищение денег со счетов вкладчиков посредством выдачи наличных денежных средств по фиктивным кассовым ордерам.
При этом ни одно из лиц, входивших в состав органов управления банком, не проводило надлежащую оценку и контроль принимаемых банком рисков и не воспрепятствовало созданной председателем правления банка ненадлежащей системе управления кредитной организацией.
Также суды установили факт воспрепятствования работе временной администрации, выразившийся в непередаче ей электронных баз данных и документации банка, значительная часть которой впоследствии была утрачена в результате обрушения кровли в помещении, в которое она была вывезена в августе-сентябре 2016 года по указанию Самерханова на хранение. Нагатинский райсуд Москвы в 2018 году признал доказанным совершение Эльдаром Самерхановым запрещенного уголовным законом деяния, предусмотренного частью 3 статьи 195 УК РФ («Неправомерные действия при банкротстве»).
Суд первой инстанции исходил из доказанности доводов КУ о том, что банк использовался контролирующими лицами в собственных целях посредством кредитования заемщиков в рамках проектного финансирования, а также заемщиков с признаками отсутствия ведения финансово-хозяйственной деятельности с целью вывода и присвоения активов банка, сформированных преимущественно за счет привлечения денег физлиц с 01.09.2014 по 26.09.2016 года. Артур Минасян и Станислав Кочурин были привлечены к субсидиарной ответственности как лица, подписавшие значительную часть сделок, направленных на вывод активов банка.
В отношении Самерханова суд первой инстанции пришел к выводу о доказанности оснований для привлечения его к субсидиарной ответственности по обязательствам должника в связи с подписанием сделок, направленных на вывод активов, а также в связи с невыполнением обязанности по передаче бухгалтерской и иной документации должника КУ и воспрепятствованием работе временной администрации, повлекшими существенное затруднение реализации мероприятий банкротства. Однако суд отказал в удовлетворении требований к данному лицу по причине признания его невменяемым постановлением Нагатинского райсуда Москвы.
В отношении Колтока и Дружкова в части предъявленных к ним требований по основанию необеспечения сохранности документации банка и воспрепятствованию работы временной администрации суд пришел к выводу об отказе в привлечении к субсидарке, сославшись на то, что обвинение по данному факту в уголовном деле было предъявлено только Самерханову.
Новосельцева, Слотину, Колтока, Анисимову, Зинченко, Дружкова, Алексееву и Плохута-Плакутину суд первой инстанции признал не относящимися к числу КДЛ, поскольку принятие решений о заключении и пролонгации сроков действия кредитных договоров и о совершении иных сделок, указанных КУ, не входило в их компетенцию.
По эпизоду хищения денег банка под видом расходных операций по счетам клиентов банка суд первой инстанции, отказывая в возложении вины за данные действия на кого-либо из ответчиков, отметил, что в материалах дела доказательств их совершения конкретным лицом нет.
Суд апелляционной инстанции, не соглашаясь с выводами суда первой инстанции об отказе в привлечении к субсидиарной ответственности Самерханова, Никитина, Новосельцева, Слотиной и Колтока, исходил из того, что указанные лица наряду с уже привлеченными Минасяном и Кочуриным подлежат привлечению к субсидиарке в связи с принятием ими в составе коллегиальных органов управления банка решений, нарушающих требования нормативных актов о банковской деятельности, а также в связи с бездействием при работе в составе указанных органов управления кредитной организацией, что стало причиной банкротства должника.
При этом в отношении Самерханова апелляция отметила, что установленная постановлением Нагатинского райсуда невменяемость данного лица не может влечь отказ в удовлетворении предъявленных к нему требований в связи с подписанием в 2014-2016 годов сделок, направленных на вывод активов банка, а также организацией ненадлежащей системы управления, поскольку в рамках уголовного дела ему инкриминировалось преступное деяние, совершенное в августе-сентябре 2016 года.
Суд апелляционной инстанции также пришел к выводу о наличии оснований для привлечения к субсидиарной ответственности Колтока в связи с необеспечением сохранности документации банка и ее утратой, поскольку данное лицо наряду с занимаемой должностью председателя совета директоров являлось совладельцем организации, которой по указанию Самерханова была передана на ответственное хранение вся документация. Суд апелляционной инстанции отметил, что само по себе непредъявление обвинения по данному факту в уголовном деле не препятствует привлечению к ответственности данного лица в гражданско-правовом порядке.
Суд кассационной инстанции, отменяя постановление апелляции в части привлечения к субсидиарной ответственности Самерханова, Никитина, Новосельцева, Слотиной и Колтока, указал, что КДЛ могут быть привлечены к субсидиарке только в тех случаях, когда банкротство должника вызвано их указаниями или иными действиями, тогда как возложение на них ответственности за бездействие исключается.
Отказывая в удовлетворении требований к Самерханову, суд округа поддержал выводы суда первой инстанции о том, что данное лицо не может быть привлечено к субсидиарной ответственности по причине признания его невменяемым в уголовном деле, отметив, что выводы психиатрической экспертизы касались периода начиная с 2013 года.
Кассация также поддержала выводы суда первой инстанции об отсутствии оснований для привлечения Колтока к субсидиарной ответственности в связи с необеспечением сохранности и утратой документации банка.
Что думает заявитель
КУ настаивает на ошибочности вывода суда кассационной инстанции о том, что виновное бездействие не может являться обстоятельством, влекущим субсидиарную ответственность, поскольку положениями статьи 14 закона о банкротстве кредитных организаций и пункта 1 статьи 189.23 закона о банкротстве в применимой редакции прямо предусмотрено обратное.
Обязанность правления и совета директоров банка надлежащим образом организовать систему управления кредитной организацией, создать эффективный внутренний контроль за сектором банковского кредитования и соответствующими рисками, а также своевременно осуществлять проверку его соответствия характеру и масштабу осуществляемых операций, уровню и сочетанию принимаемых рисков прямо предусмотрена действовавшими в период совершения спорных сделок нормами права.
Материалами дела подтверждается, что виновное бездействие заинтересованных лиц, повлекшее негативные для банка последствия, выходило за пределы обычного делового риска и было направлено на нарушение прав и законных интересов гражданско-правового сообщества, объединяющего всех кредиторов, что является основанием для привлечения к гражданско-правовой ответственности. Ответчики данные обстоятельства не опровергли.
По мнению КУ, при проверке судебного акта в части привлечения к субсидиарной ответственности Самерханова суд округа допустил нарушение статьи 287 АПК, выразившееся в переоценке представленных в материалы дела доказательств. Так, апелляционный суд дал надлежащую правовую оценку имеющемуся в материалах дела психиатрическому заключению о том, что выводы экспертизы по эпизоду, касающемуся документации банка и имевшему место в августе-сентябре 2016 года, не свидетельствуют о том, что в иные конкретные юридически значимые моменты причинения ущерба банку, в частности, путем совершения неликвидных сделок, Самерханов находился в состоянии, при котором он не мог понимать значения своих действий или руководить ими вследствие психического расстройства.
КУ также не согласен с выводами окружного суда об отсутствии оснований для привлечения к субсидиарке Колтока в связи с необеспечением сохранности и утратой документации банка. Постановление Нагатинского райсуда в отношении Самерханова не образует преюдицию для арбитражного суда по вопросу привлечения к ответственности Колтока, а сам по себе факт непривлечения данного лица к уголовной ответственности не свидетельствует об отсутствии состава гражданского правонарушения.
Минасян и Кочурин сослались на то, что они не являлись инициаторами подписания приведенных конкурсным управляющим сделок. Так, Кочурин указал, что распоряжения о подписании уже готовых кредитных договоров получал от председателя правления банка Самерханова.
Что решил Верховный суд
Судья ВС Букина И.А. сочла доводы жалобы заслуживающими внимания и передала спор в Экономколлегию.
Причины банкротства
ВС напомнил, что есть два основания наступления субсидиарной ответственности КДЛ:
Неподача (несвоевременная подача) заявления должника о признании его банкротом;
Доведение организации до банкротства действиями и (или) бездействием КДЛ.
В данном случае КУ ссылался на пункт 4 статьи 10 закона о банкротстве с учетом особенностей, предусмотренных статьей 189.23 закона о банкротстве, и приводил доводы в обоснование наличия второго основания.
Экономколлегия подчеркнула, что судебное разбирательство о привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности по основанию невозможности погашения требований кредиторов должно в любом случае сопровождаться изучением причин несостоятельности должника.
При этом процесс доказывания оснований привлечения к субсидиарной ответственности упрощен для истцов посредством введения опровержимых презумпций, при подтверждении условий которых предполагается наличие вины ответчика в доведении должника до банкротства, и на ответчика перекладывается бремя доказывания отсутствия оснований для удовлетворения иска.
Виновное бездействие контролирующих банк лиц
КУ при подаче заявления приводил перечень дефектных сделок, повлекших наступление объективного банкротства банка, и формировал круг ответчиков исходя из совершенных ими действий по подписанию сделок (Минасян, Кочурин, Самерханов и Никитин) либо их одобрению в составе кредитного комитета (Самерханов, Новосельцев, Слотина и Колток).
Действия по организации ненадлежащей системы управления банком КУ вменял только Самерханову.
Однако впоследствии с учетом занятой каждым из ответчиков по данному эпизоду позиции о том, что никто из них в кредитный комитет не входил, совершение сделок не одобрял, а выписки из протоколов заседания кредитного комитета составлялись произвольно председателем правления банка Самерхановым для предоставления в контрольно-надзорный орган, КУ дополнил вменяемые ответчикам действия виновным бездействием, выразившимся в устранении контролирующих лиц от исполнения возложенных на них обязанностей по осуществлению контроля за кредитной политикой банка и невоспрепятствованию организованной председателем правления банка дефектной системе управления.
При этом основание субсидиарной ответственности оставалось прежним и КУ не менялось: невозможность полного погашения требований кредиторов вследствие действий и (или) бездействия КДЛ.
Однако суд первой инстанции, установив, что объективное банкротство банка наступило в результате совершения сделок по выводу активов, то есть признав доказанным состав правонарушения, не установил всех субъектов гражданско-правовой ответственности, ограничившись привлечением к ответственности лиц, подписавших договоры по доверенностям, выданным председателем правления банка Самерхановым.
В свою очередь иные ответчики, возражая против предъявленных к ним требований, заявляли только о том, что каждый из них по вопросу одобрения вменяемых конкурсным управляющим сделок не голосовал, профильный кредитный департамент в Банке фактически отсутствовал, а все займы выдавались по личному усмотрению председателя правления банка. Возможность подписания протоколов заседаний кредитного комитета только Самерхановым и секретарем была закреплена внутренними локальными актами банка, то есть установить лиц, одобривших совершение каждой конкретной сделки, объективно невозможно.
При этом удовлетворять требования к Самерханову суд первой инстанции, выводы которого поддержал суд округа, отказался из-за признания указанного лица невменяемым в рамках уголовного дела.
По мнению ВС, в результате возложения судами первой и кассационной инстанций субсидиарной ответственности за невозможность погашения требований кредиторов только на Минасяна и Кочурина сложилась парадоксальная ситуация, при которой, с одной стороны, выводящий активы банка председатель правления не несет ответственности за свои действия по причине нахождения в состоянии невменяемости, а иные органы управления банка, очевидно осведомленные о нарушении процедуры одобрения совершаемых сделок и на протяжении нескольких лет никак на данный факт не реагирующие, — по причине того, что не входили в кредитный комитет банка и не являлись инициаторами или соучастниками конкретных сделок.
Фактически ответственность за всю противоправную деятельность банка возложена на двух лиц, уполномоченных на совершение сделок по доверенности невменяемым председателем правления, а ни один из непосредственных органов управления кредитной организации за созданную и поддерживаемую дефектную систему управления ответственности не несет.
Банковская деятельность на финансовом рынке является строго и детально урегулированной. Но суды не установили круг обязанностей членов правления и иных органов управления, закрепленных в корпоративных правилах банка и нормативных актах. Систематическое уклонение от исполнения этих обязанностей, приведшее к полной утрате контроля за действиями сотрудников банка, может свидетельствовать о противоправном бездействии.
В свою очередь, занятая ответчиками пассивная процессуальная позиция о том, что каждый из них несмотря на обладание профессиональным статусом члена правления банка и председателя совета директоров в действительности занимался решением иных вопросов, не может сама по себе являться основанием для отказа в признании данных лиц контролирующими и, соответственно, исключать их ответственность за доведение банка до банкротства.
Экономколлегия пояснила, что номинальный руководитель не утрачивает статус контролирующего лица, поскольку подобное поведение не означает потерю возможности оказания влияния на должника и не освобождает номинального руководителя от осуществления обязанностей по выбору представителя и контролю за его действиями (бездействием), а также по обеспечению надлежащей работы системы управления юридическим лицом.
Номинальный характер руководства может только лишь служить основанием для снижения размера ответственности контролирующего лица.
О возможности освобождения предправления банка от субсидиарки из-за невменяемости
В ходе расследования вышеуказанного уголовного дела в отношении Самерханова была назначена комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза. Комиссия экспертов пришла к заключению, что Самерханов примерно с 2013 года (включая интересующий следствие период с начала 2014 года по конец 2016 года) страдал и страдает в настоящее время хроническим психическим расстройством в форме органического аффективного расстройства.
Суд первой инстанции, выводы которого поддержал суд округа, пришел к выводу о том, что проведенная в рамках уголовного дела судебная психолого-психиатрическая экспертиза, а также само постановление суда по уголовному делу свидетельствуют о том, что Самерханов совершал противоправные действия (бездействия) в состоянии, в котором не мог понимать значение своих действий и руководить ими, в связи с чем в силу пункта 1 статьи 1078 ГК не может быть привлечен к субсидиарной ответственности.
ВС подчеркнул, что состояние невменяемости (статья 21 УК), устанавливаемое в рамках уголовного процесса, в отличие от гражданской недееспособности (статья 29 ГК) не может иметь место в неограниченном временем периоде. Оно устанавливается применительно к совершению лицом вменяемых ему конкретных противоправных деяний.
Самерханов ссылался именно на нахождение в состоянии невменяемости в период совершения противоправных действий (бездействия), повлекших впоследствии объективное банкротство банка, подтверждая свои доводы только заключением комиссии экспертов.
Таким образом, к числу юридически значимых обстоятельств, подлежащих доказыванию в связи с заявленными ответчиком доводами, относились наличие или отсутствие у Самерханова психического расстройства в период совершения вменяемых управляющим сделок, в случае наличия такого подлежали установлению периоды стойкой ремиссии (выздоровления).
Суд должен был выяснить, препятствовало ли Самерханову психическое расстройство в моменты совершения каждой из вменяемых сделок понимать значение своих действий и мог ли он ими руководить.
К числу обстоятельств, которые подлежали учету при оценке доводов ответчика, относились сведения о том, обращался ли Самерханов в юридически значимые периоды времени за профильной медицинской помощью, состоял ли на учете в психоневрологическом диспансере.
Для установления этих обстоятельств суду надлежало предложить сторонам рассмотреть вопрос о назначении по делу судебно-психиатрической (психолого-психиатрической) экспертизы для проверки доводов о том, что в юридически значимый период совершения каждой из сделок Самерханов не мог понимать значение своих действий и руководить ими.
Также суд для применения пункта 1 статьи 1078 ГК должен был исследовать причины возникновения у Самерханова такого состояния, в котором он не мог понимать значения своих действий или руководить ими.
Об ответственности председателя совета директоров за необеспечение сохранности АБС и документации
Суды установили, что в преддверии отзыва лицензии произошли события, результатом которых стала частичная утрата документов банка, а также утрата электронных баз данных банка с информацией об операциях в автоматизированной банковской системе (АБС). Данные удалось восстановить лишь частично.
Правоохранительные органы возбудили уголовное делопо фактам непередачи кредитных досье и электронной базы данных, предъявив обвинение бывшему председателю правления банка Самерханову.
Суды первой и кассационной инстанций, приняв во внимание данный факт, пришли к выводу о том, что гражданская ответственность за необеспечение сохранности документации банка может быть возложена только на лицо, привлеченное в уголовном деле в качестве обвиняемого, то есть на Самерханова.
Однако, как правомерно указал суд апелляционной инстанции, предъявление обвинения председателю правления банка по данному факту не освобождает от гражданско-правовой ответственности за сохранность и передачу документации также Юрия Колтока, который наряду с должностью председателя совета директоров банка являлся совладельцем организации, в которую вся документация вывезена.
При представлении в материалы дела управляющим косвенных доказательств, указывающих на скоординированность и согласованность действий Самерханова и Колтока, на ответчика перешло бремя доказывания по опровержению данных обстоятельств.
Однако Колток не раскрыл какие-либо разумные и рационально обоснованные причины и мотивы необходимости срочного вывоза всей документации банка в преддверии отзыва лицензии в связанную с председателем совета директоров организацию с последующей передачей третьему лицу, не имеющему надлежащего помещения для хранения таких документов.
О субсидиарной ответственности Минасяна и Кочурина
Минасян, возражая против предъявленных к нему требований, заявлял о фальсификации документов, а Кочурин обращал внимание суда на то, что часть договоров не содержала подписей вовсе.
Однако данные возражения надлежащей правовой оценки не получили и не были учтены при принятии судебного акта по существу спора.
Итог
ВС отменил акты нижестоящих судов и направил спор на новое рассмотрение.
Почему это важно
Партнер Saveliev, Batanov & Partners Радик Лотфуллин отметил, что комментируемое определение ВС, безусловно, имеет большое значение не только для банкротного права, но и в целом для деликтной ответственности.
Во-первых, Верховный суд РФ впервые затрагивает вопрос доведения должника до банкротства путем бездействия членов его органов управления. Во-вторых, впервые высший суд формулирует правовую позицию применительно к защите от субсидиарной ответственности ввиду невменяемости контролирующего лица в момент совершения действий, которые повлекли за собой банкротство должника. И если эта позиция не вызывает особых возражений, то вот выводы по первому вопросу меня немного тревожат. Зная, как на практике суды любят «рубить с плеча», боюсь, само по себе не проведение заседания совета директоров/правления будет достаточным для вывода судов о противоправном бездействии членов органов управления должника. Поэтому, конечно, было бы неплохо, если бы Верховный суд в дальнейших делах показал на конкретных примерах, когда такое бездействие можно считать противоправным.
Адвокат, руководитель практики «Банкротство» АБ «КИАП» Илья Дедковский отметил, что вопрос о привлечении контролирующих лиц к субсидиарной ответственности за виновное бездействие является довольно новым в судебной практике.
В деле банка Легион суд пришел к выводу о том, что помимо самого бездействия необходимо также участие конкретного лица в убыточной сделке. В деле МФ Банка суды заняли более агрессивную позицию — достаточно самого бездействия. В деле ВПБ мнения судов разделились — апелляция привлекла, кассация посчитала, что за бездействие привлекать нельзя. Верховный суд обоснованно обращает внимание судов на прямое указание закона о банкротстве на возможность привлечения к субсидиарной ответственности за бездействие. Теперь ответчикам по таким спорам станет сложнее защищаться, ссылаясь на свою невовлеченность в процесс управления банком — придется доказывать свою неосведомленность о порочной практике заключения дефектных сделок, а, возможно, даже и отсутствие у ответчика возможности знать о такой практике.
По словам Ильи Дедковского, открытым остается вопрос об обстоятельствах, при которых бездействие должно приводить к субсидиарной ответственности.
«ВС РФ справедливо отмечает парадоксальность ситуации в ВПБ — ответственность понесли только лица, действующие по доверенности, а органы управления банка, очевидно, знавшие о порочной практике, но фактически не исполнявшие свои обязанности, от ответственности были освобождены. По сути нижестоящие суды проигнорировали подход о том, что номинальный руководитель несет субсидиарную ответственность наравне с фактическим контролирующим лицом. Однако настолько вопиющие ситуации, когда органы управления банка на протяжении нескольких лет являются номинальными, встречаются относительно редко. Как правило, органы управления банка участвуют в совершении как сомнительных операций, так и в самых обычных, нормальных сделках. Именно для таких ситуаций нижестоящим судам потребуется выработать критерии, при которых виновное бездействие влечет субсидиарную ответственность. Повальное привлечение к субсидиарной ответственности при малейших признаках бездействия не будет соответствовать ни смыслу закона о банкротстве, ни тем обстоятельствам, при которых ВС принял рассматриваемое определение», — подчеркнул он.
По словам адвоката, партнера ProLegals Марины Морозовой, Верховный суд РФ не согласился с тем, что фактически субсидиарная ответственность за доведение банка до банкротства возложена на технических подписантов кредитных договоров, в то время как члены коллегиальных исполнительных органов, напрямую обладавшие функциями по управлению банком и определению денежно-кредитной политики, остались за периметром произошедшего.
Фактически Верховный суд РФ согласился с позицией апелляционной инстанции о виновном бездействии коллегиальных органов, которые на протяжении нескольких лет по своему согласию занимали должности в управлении, однако фактически свои полномочия не осуществляли. Занятие таких должностей изначально предполагает риск ответственности за принятые решения или, наоборот, за бездействие в той или иной ситуации. Верховный суд РФ справедливо привел в пример по аналогии порядок привлечения к ответственности номинальных директоров, которые в целом от ответственности не освобождаются, но ее размер может быть снижен с учетом ряда обстоятельств.
Руководитель екатеринбургского офиса юрфирмы «Арбитраж.ру» Артем Комсюков отметил, что действительно непонятно, по какой причине суды первой и кассационной инстанций пришли к выводу, что бездействие освобождает от ответственности.
Верховный суд РФ справедливо указал на парадоксальность освобождения от ответственности органов управления юрлица, самоустранившихся от управления. Фактическое признание себя номинальным КДЛ не освобождает от ответственности. Более того, правление и совет директоров банка при надлежащем осуществлении своих полномочий могли и должны были пресечь незаконные действия председателя правления. Что положения статьи 10, что главы III.2 закона о банкротстве всегда предусматривали возложение субсидиарной ответственности как за действия, так и за бездействие контролирующих должника лиц.
Руководитель проектов банкротного направления юридической фирмы VEGAS LEX Валерия Тихонова отметила, что, с одной стороны, позиция ВС РФ в комментируемом определении понятна и логична.
Суды установили факт наступления банкротства по причине совершения сделок по выводу активов, а ответчики (судя по содержанию судебного акта) не оспаривали факт убыточности/вредоносности сделок, а отрицали собственную причастность к их совершению (одобрению, инициированию и т. д.). В этой связи суд задается вопросом: если ответчики входили в органы управления, то почему не реализовывали свои полномочия и не пресекли такие порочные, вредящие банку действия? Номинальное занятие должности (наделение статусом в отсутствие наполняющего его функционала) не освобождает от субсидиарной ответственности — данный подход закреплен и в законе о банкротстве, и в разъяснениях Пленума ВС РФ. Наделение полномочиями третьего лица не освобождает доверителя от необходимости контролировать действия такого лица — об этом ВС РФ тоже уже высказывался в контексте субсидиарной ответственности.
Поэтому, по мнению Валерии Тихоновой, посыл определения о возможности субсидиарной ответственности за бездействие, за непрепятствование причинения вреда — хоть и революционный, но в контексте описанных фактических обстоятельств по спору понятный и закономерный.
«Однако, с другой стороны, такой подход ВС РФ «открывает ящик Пандоры» и порождает весьма существенные риски для лиц, попадающих в число потенциальных субсидиарных ответчиков. Ранее ВС РФ указывал, что за сам статус КДЛ возлагать ответственность нельзя. Но ведь в данном деле получается, что ответчики будут привлечены именно по факту занятия определенных должностей — и что такие должности предполагают ту или иную степень вовлеченности в деятельность общества. Где будет проходить грань между предполагаемым виновным бездействием и объективной невозможностью реализации полномочий, должностью вроде подразумевающихся? Ответ на данный вопрос придется вырабатывать судебной практике и данный путь легким не будет», — подытожила она.
Руководитель проектной группы практики «Сопровождение процедур банкротства и антикризисный консалтинг» юридической компании «Лемчик, Крупский и партнеры» Юлия Ющик отметила, что ВС поднимает важный вопрос квалификации деятельности КДЛ в ситуации коллективной безответственности.
Выстроенная банком система управления (отсутствие профильного кредитного департамента, локальные нормативные акты) не позволяет установить лиц, которые одобряли конкретные вредоносные сделки и принимали соответствующие решения. Исходя из ранее сформированной судебной практики, такая структура зачастую приводила к минимизации ответственности лиц, принимающих решения. Однако судебная коллегия Верховного суда акцентирует внимание на незаконность такой квалификации и формирует более справедливый подход. Лица, входящие в органы управления, которые очевидно были осведомлены о нарушении процедур одобрения сделок в течении многих лет, не реагировали на сложившуюся дефектную систему, систематически уклонялись от выполнения своих обязанностей, должны быть привлечены к отвественности за противоправное бездействие. Ожидаю, что такая позиция уменьшит круг споров, в которых реальным управленцам удавалось уходить от ответственности исключительно из-за несовершенств внутренней системы принятия решений или намеренно созданной структуры управления, построенной на размытии функционала менеджмента.
Юрист корпоративной и арбитражной практики АБ «Качкин и Партнеры» Артем Рудой отметил, что в этом определении ВС развивает ранее выработанные им подходы об основаниях признания членов коллегиального органа управления КДЛ и привлечении их к субсидиарной ответственности.
Так, в деле о банкротстве АО «Теплоучет» (определение № 307-ЭС19-18723 (2,3) от 22.06.2020) ВС РФ сформулировал правовую позицию, согласно которой даже одобрение членом совета директоров банка заведомо убыточной сделки не является достаточным основанием для привлечения его к субсидиарной ответственности. Для этого необходимо доказать либо факт инициирования таким лицом совершения подобной сделки либо извлечение выгоды из нее. Такой подход ВС РФ давал основания для применения повышенного стандарта доказывания оснований ответственности контролирующего лица, поскольку оно, как правило, тщательно скрывает доказательства своей причастности к совершению действий, влекущих вред кредиторам. Как следствие, доказывание соучастия контролирующего лица в совершении убыточных сделок и иных вредоносных действий, повлекших банкротство должника, становится крайне затруднительным или вовсе невозможным. В данном деле ВС РФ корректирует свою позицию: в ситуации, когда органы коллегиального управления бездействуют, несмотря на систематический многолетний вывод активов должника, они тем самым очевидно причиняют вред кредиторам, поскольку содействуют банкротству должника (доводят до банкротства).
Адвокат, руководитель проектов банкротной практики Intana legal Алексей Толмачев рассказал, что возможность привлечения КДЛ за бездействие при рассматриваемых обстоятельствах схожа с конструкцией привлечения к ответственности номинальных руководителей, о чем говорит Верховный суд РФ.
Вместе с тем, остается неразрешенным вопрос, на кого будут распространяться фактически сформированные презумпции? На все органы управления, на тех, на кого укажет конкурсный управляющий, или будут сформулированы иные критерии? Важно, что Верховный суд РФ установил возможность привлечения руководителей кредитной организации за создание самой системы неэффективного управления риском. Здесь необходимо отметить недопустимость расширительного толкования данного подхода к ординарным должникам, поскольку иначе суды могут допустить привлечение за неэффективное ведение предпринимательской деятельности, что, безусловно, не предполагалось высшей инстанцией. Допускаю, что такая практика была сформирована после ряда дел о привлечении к субсидиарной ответственности руководства банков, в которых Верховный суд РФ вставал на сторону ответчиков, указывая на недоказанность противоправных действий контролирующих лиц. Комментируемое определение, таким образом, направлено на достижение баланса интересов сторон, в целях пресечения попыток контролирующих органов уйти от ответственности, сославшись на неучастие в управлении должником вопреки наличию у них соответствующих полномочий.
По словам ведущего юриста юридической фирмы «Гуричев, Малинин и партнеры» Полины Визгиной, в рассматриваемом определении Верховный суд РФ напомнил, что противоправное поведение контролирующих лиц, повлекшее невозможность полного погашения требований кредиторов, может включать в себя не только виновные действия, но и виновное бездействие, что прямо установлено статьей 61.11 закона о банкротстве.
Например, противоправное бездействие КДЛ может выражаться в непринятии ими мер по взысканию дебиторской задолженности, нерасторжении договоров, непринятии мер по сохранению имущества или документации должника, несоблюдении нормативных актов или корпоративных норм и правил при заключении сделок, систематическом уклонении от исполнения своих прямых обязанностей по контролю за действиями сотрудников должника и т.п. Полагаю, Верховный суд РФ правильно отметил, что пассивная позиция и самоустранение контролирующих лиц от исполнения своих обязанностей по обеспечению надлежащей работы системы управления юридическим лицом не могут сами по себе являться основанием для освобождения таких контролирующих лиц от ответственности за доведение должника до банкротства. Данный правовой подход направлен на исключение таких, по сути, абсурдных ситуаций, когда юридическое лицо было доведено до банкротства, но при этом «никто ни за что не отвечает, потому что никто ничего не делал.
Полина Визгина считает, что указанная правовая позиция Верховного суда РФ существенно снизит возможности для незаконного освобождения от ответственности КДЛ, которые, несмотря на наличие статуса члена органа управления организации, бездействовали в ситуации, когда могли и должны были оказывать влияние на должника, осуществлять контроль над его деятельностью и пресекать какие-либо действия, не отвечающие интересам юридического лица.
