Дмитрий Шевченко

Подобное происходит довольно редко, как правило, при рассмотрении споров, по которым еще нет наработанной судебной практики либо такая практика неоднородна (непоследовательна). Между тем из фабулы дела не следует, что данное дело является прецедентом, содержит ранее не обозначенную в практике проблематику, либо перегружено фактическими обстоятельствами.

Привлечение контролирующих должника лиц (КДЛ) к субсидиарной ответственности является одним из ключевых, а зачастую и единственным способом восстановления нарушенных прав кредиторов должника в процедуре банкротства. Однако в некоторых случаях механизм субсидиарной ответственности лиц используется участниками банкротных процедур в недобросовестных целях.

Итоговые выводы суда об отсутствии оснований для привлечения ответчика к субсидиарной ответственности по обязательствам общества, с учетом приведенной фабулы дела, могут на первый взгляд показаться неожиданными. Так, руководитель контрагента по сделке (выгодоприобретателя), имеющий вполне устойчивую юридическую связь с должником (ответчик длительное время являлся единственным работником должника и обладал полномочиями на заключение от имени должника сделок, оформленные доверенностью), в интересах группы участвует в схеме вывода активов (денежных средств) материнской компании должника на счета подконтрольной фирмы, что указывает на наличие оснований для совместной ответственности причинителей вреда (ст. 1080 ГК РФ).

Действительно, сделки должника с родственниками всегда попадают под пристальное внимание финансового управляющего должника, однако в данном случае возражения стороны имели логичное объяснение, которое не требовало судебной проверки. Суды ограничились констатацией факта наличия родственных отношений и совершения сделки безвозмездно. С одной стороны, действия по подаче финансовым управляющим заявления об оспаривании спорной сделки являются средством защиты его от имущественных притязаний кредиторов, обусловленных возможностью предъявления к нему требования о взыскании убытков, вызванных неоспариванием соответствующей сделки. С другой стороны, неясно, обращался ли он с запросом документов по сделке к ответчику, в противном случае, подача заявления выглядит как неравноценное расходование конкурсной массы. Полагаю, что в данном случае судебный акт суда кассационной инстанции выглядит абсолютно обоснованным и принятым при полном соответствии с действующим законодательством.

Верховный суд РФ неоднократно указывал на недопустимость обхода предусмотренных законом процессуальных механизмов пересмотра судебных актов, а также недопустимость принятия произвольных решений, игнорирующих обязательность вступивших в законную силу судебных актов. В банкротной практике проблематика преодоления обязательности судебных актов не так давно возникала, в связи с утверждением Обзора практики рассмотрения требований контролирующих лиц, который открыл кредиторам дорогу к субординации требований. В частности, заявления заинтересованных лиц о субординации требований аффилированных кредиторов длительное время рассматривались в порядке ст. 60 закона о банкротстве без учета положений ст. 311 АПК РФ, что впоследствии пресек Верховный суд РФ. Определение СКЭС Верховного Суда РФ от 21.08.2024 года № 305-ЭС22-11829(4) по делу № А40-224430/2020 последовательно воспроизводит ранее обозначенные в судебной практике подходы к квалификации подобных заявлений, в связи с чем искать принципиально новых трактовок в нем не стоит.

Как неоднократно указывал Верховный суд РФ, одним из инструментов защиты конкурсных кредиторов от противоправных действий должника-банкрота по искусственному уменьшению своей имущественной массы, обеспечивающей выполнение долговых обязательств, является предоставление им права обжалования сделок должника. Настоящее дело затрагивает проблему квалификации сделок по п. 2 ст. 61.2 закона о банкротстве и п. 1 ст. 170 ГК РФ, тогда как до настоящего времени Верховный суд РФ по большей мере высказывался в части соотношения нормы закона о банкротстве и ст.ст. 10 и 168 ГК РФ. В данном случае суд кассационной инстанции посчитал возможным признать сделку по перечислению денежных средств на счета гендиректора мнимой и признать ее не выходящей за пороки сделок, предусмотренные ст. 61.2 закона о банкротстве. Подобный подход выглядит не совсем корректным, поскольку сделки по перечислению денежных средств в пользу директора должника, не располагающего первичными учетными документами, лежащими в основании платежей, представляются притворными и подлежащими признанию недействительными на основании п. 2 ст. 170 ГК РФ.

При этом статистика судебного департамента указывает на ежегодный рост как числа дел о банкротстве, так и споров по субсидиарной ответственности и убыткам. Несмотря на то, что в практике Верховного суда РФ достаточно давно сформирован подход, согласно которому при разрешении вопроса о наличии злоупотреблений правом в действиях контролирующих должника лиц, необходимо исследовать все обстоятельства дела, в судебной практике судов нижестоящих инстанций по прежнему превалирует формальный подход к разрешению данного вопроса. Оптимизация налогообложения компании, а тем более компании, находящейся в предбанкротном состоянии, зачастую становится и основной причиной ее банкротства (например, когда по результатам нескольких отчетных периодов компания сталкивается с проверками, а затем и с доначислениями налогов, которые уже не в состоянии уплатить). Однако в данном случае действия менеджера можно в целом назвать обоснованными.

В связи с этим искать принципиально новые размышления в приведенном постановлении не приходится. Между тем, стоит отметить, что на уровне судов кассационной инстанции наметилась неблагоприятная тенденция «разворачивать» на новый круг рассмотрения обособленные споры по данной категории дел именно по мотиву неполного выяснения всех фактических обстоятельств дела. В приведенном определении суд указал на преждевременность выводов о подтверждении реальности оплаты по договору купли-продажи распиской должника. Так, суд указал на возможность проверки такого обстоятельства путем выяснения финансового состояния плательщика (позволяло ли оно передать должнику сумму в заявленном размере), проведения экспертизы подлинности и давности подтверждающего платеж документа, выяснения обстоятельств, при которых совершался платеж, и т. д. Между тем, из определения суда первой инстанции не следует, что финансовым управляющим или заинтересованными лицами были заявлены соответствующие ходатайства (об истребовании сведений, о фальсификации доказательств и т.д.) в суде первой инстанции.

Описываемая в рамках настоящего обособленного спора фабула представляет собой классический способ вывода активов из конкурсной массы. Несмотря на наличие очевидного запрета свободного распоряжения совместно нажитым супругами имуществом, должники довольно часто прибегают к незаконным схемам вывода наиболее ликвидных активов уже в процедуре банкротства. В практике Верховного Суда РФ достаточно давно сформированы подходы, согласно которым, при установлении фактов злоупотребления правом сторона лишается определенных гарантий защиты, и на нее могут быть возложены неблагоприятные последствия такого недобросовестного поведения. Более того, практика судов исходит из необходимости представления независимым и добросовестным кредиторам дополнительных способов и механизмов защиты своих прав от всевозможных ухищрений, допускаемых должниками. Представляется, что в рассматриваемом деле Верховный Суд РФ обоснованно пересмотрел законность судебный актов. Суды нижестоящих инстанций поверхностно подошли к разрешению спора, в том числе допустили очевидную ошибку в вопросе определения размера подлежащих возврату в конкурсную массу денежных средств.

Подобные инструменты используются для целей: улучшения жилищных условий работников, стимулирования ценных сотрудников продолжать работать в компании (удержание персонала), привлечения работников в районы Крайнего севера и приравненные к ним местности и т. д. Как правило, подобные меры стимулирования (поощрения) работников находят свое закрепление на уровне локальных актов работодателя либо могут включаться в индивидуальные трудовые договоры и соглашения. Однако ни одна из компаний не застрахована от имущественного краха, последствия чего могут затрагивать интересы работников и в спорах по предоставлению вышеназванных мер стимулирования. В настоящее время в предмет исследования по данной категории дел включаются вопросы заинтересованности сторон сделки (что не всегда может свидетельствовать о наличии пороков сделок) и вопрос об отнесении такой сделки к числу совершенных в условиях обычной хозяйственной деятельности. При этом подобные споры, как правило, не доходят до уровня высшей судебной инстанции, поскольку суды встают на сторону работников, признавая значимыми доводы о том, что имели место и иные обстоятельства, помимо цены, оказавшие влияние на совершение сделки.

Принципиально новых и практикообразующих выводов в приведенном определении искать не стоит. Определение содержит указание на очевидные ошибки судов апелляционной и кассационной инстанций, которые видны невооруженным глазом. В погоне за защитой интересов второго участника долевой собственности судами проигнорирована необходимость обеспечения и защиты интересов кредиторов должника. Более того, банкротные торги должны преследовать цель вовлечения как можно большего (неограниченного) числа потенциальных интересантов. Из разъяснений, изложенных в пункте 2 Постановления Пленума ВАС РФ от 23.07.2009 года N 64, следует, что коридоры, наравне с иными обсуживающими помещениями, являются общим имуществом здания. Фабула настоящего дела не дает однозначного ответа на вопрос о том, в результате чего возникла долевая собственность на помещение коридора, однако ответ напрашивается сам собой. Заинтересованным лицам рекомендуется не пренебрегать возможностью проведения судебной экспертизы, которая в большинстве случаев позволит не доводить рассмотрение дела до высших судебных инстанций. Выводы, изложенные в определении ВС, позволят минимизировать формализм при оценке доводов сторон о целесообразности выбора того или иного варианта реализации имущества должника.