Наталья Колерова

Если урегулирования не случится, то вся эта информация может быть использована в банкротстве против должника. Поэтому мы полагаем, что важным преимуществом включения в коммуникацию ФНС является сохранение конфиденциальности данных об операциях или статусе должника. Проще говоря, ФНС с помощью систем СКУАД проверяет финансовую модель должника и как некий независимый эксперт говорит, жизнеспособна эта модель или нет. И остальные кредиторы, полагаясь на такое заключение, могут принимать решение об урегулировании без риска для раскрытия всей финансовой подноготной должника. Принципиально иного смысла участия ФНС в данном процессе не видится (конечно, мы говорим о ситуациях, когда задолженность сформирована преимущественно не перед бюджетом). Поэтому для того, чтобы распространить практику реструктуризаций посредством сервисных решений ФНС России, на мой взгляд, необходимо формулировать новые смыслы ее участия в этом процессе. При этом по делам, где ФНС является основным или мажоритарным кредитором, цели ведомства понятны — пополнение бюджета наиболее эффективно, т.е. без ликвидационных процедур.

Принятие законопроекта, ограничивающего рекламу услуг по банкротству граждан, – это важный шаг в борьбе с целой индустрией, сектором недобросовестного освобождения граждан от долгов, с так называемыми раздолжнителями. Ущерб, который наносится данными услугами экономике, исчисляется более чем в 50 млрд. рублей. Средний чек на такую услугу для граждан составляет от 150 до 250 тысяч рублей. И нередко эта стоимость превышает собственно размер долга. Однако и этих денег у граждан может не быть, и тогда лица, оказывающие услуги по сопровождению банкротства, предлагают им услуги микрофинансовых организаций. Таким образом, ситуация лишь ухудшается.

Многие банки открыто призывают в случае просрочки по кредитам пытаться урегулировать долг с ними напрямую. Поскольку «раздолжнители» используют не единственную схему так называемого списания долгов, как собственно банкротство, они могут сами выкупать долги граждан, предлагать инвестировать деньги, чтобы на полученный доход погасить долги пред банками, ведут переговоры по урегулированию задолженности вместо должников, которые не приводят ни к какому результату. В ситуации закредитованности населения и падения реального уровня дохода «раздолжнители» будут только активизироваться. Поэтому меры по противодействию им особенно важны.

К гражданам-должникам относятся как к злодеям и заведомо недобросовестным лицам. Однако это не так. В современных законодательных реалиях и правоприменительной практике банкротство граждан имеет в первую очередь социальный вектор. Это значит, что все социальные права граждан, несмотря на то что они не исполняют добровольно взятые на себя обязательства, будут защищены в первую очередь. Аналогично и права их членов семьи, особенно права несовершеннолетних детей. Практика, которая может сформироваться на основании этого акта, будет стимулировать управляющих ставить социальные вопросы должника-гражданина во главу угла, прикладывать особые усилия для решения таких вопросов, торопиться совершить все необходимые для этого действия, оставив формализм в стороне.

Данное дело имеет важное значение не только для правоприменительной практики, но и бизнеса в целом, поскольку позволит добросовестным контрагентам на условиях предоплаты вести хозяйственную деятельность с должником без страха оспаривания таких сделок. Должники, в свою очередь, смогут в реабилитационных процедурах использовать данную конструкцию в целях безрискового продолжения ведения деятельности.

Данное дело при первом приближении поднимает очень узкий вопрос. Однако различных проблем с ликвидированными компаниями в практике сохраняется очень много. В данном деле особенно интересным является тот аспект, почему участник ликвидированного юридического лица не знал о наличии имущества в виде дебиторской задолженности и, более того, нарушил правила ведения бухгалтерского учета и не принял ее к учету еще в период, когда компания была действующей. Полагаю, что данные обстоятельства и смутили суды апелляционной и кассационной инстанций. Но необходимо сказать, что в теории не существует единой позиции относительно того, какой статус имеет имущество, которое не было никому передано или распределено к моменту исключения компании из ЕГРЮЛ.

В данном случае убыток, вероятно, может составить та прибыль, которая образовалась бы у должника, если бы он действовал правомерно, т. е. не обналичивал денежные средства для расчетов с подрядчиками и закупки материалов, а проводил все операции в соответствии с действующим законодательством, платил налоги. При этом условно «полезный эффект» от первого и второго способа ведения бизнеса может значительно отличаться. Во втором его может и не быть. Но это не означает, что мы одобряем такое неправомерное поведение. Безусловно, ответственность должна наступать, но в соответствии с применимыми  нормами публичного  права. Банкротство и споры о взыскании убытков, о привлечении к субсидиарной ответственности не должны превращаться в линчевание должников за все грехи.

Во-первых, судом обращено внимание на невозможность отказа в требовании о взыскании убытков по мотиву затруднительности определения их размера, хотя прямо об этом не написано. К сожалению, такая практика на уровне нижестоящих судов встречается непозволительно часто, однако данное определение можно использовать для преодоления такого подхода. Во-вторых, верно не допущено "обвинительного" уклона при рассмотрении дела о взыскании убытков с лиц, контролировавших должника. Несмотря на то, что в делах о банкротстве работает более строгий стандарт доказывания, процессуальные нормы наделяют всех лиц, участвующих в деле, одинаковыми инструментами. Поэтому судам при разрешении дел, конечно, нужно различать ситуации, когда ответчик по спору о взыскании убытков даже и не пытается доказать свою невиновность, не представляет доказательства, и ситуации, когда он в таких доказательствах объективно ограничен, но активно добывает их при помощи суда.

В частности, для взыскания убытков поведение банка должно быть квалифицировано как противоправное, то есть нарушающее обязанности, предписанные ему правовыми нормами, или обязательства, установленные условиями договора с клиентом. Прямая норма устанавливает, что надлежащее исполнения обязанностей банка — это перевод денежных средств лицу, указанному клиентом. А дальше подключается системное толкование о том, что банк при исполнении своих обязанностей должен проявить необходимую степень заботливости и осмотрительности. К разумному поведению относится такое поведение банка, когда он использовал любые возможные источники информации для проверки операции. Безусловно открытые сведения ЕГРЮЛ таковыми являются в первую очередь. Поэтому подход ВС РФ следует оценить как ожидаемый, справедливый, условно формальный. Банки не должны пользоваться своим привилегированным положением и иметь возможность необоснованно сужать ответственность за действия своих сотрудников. Тем более, что они являются профессиональными участниками рынка.

Рассмотрение дела Верховным судом интересно в первую очередь тем, что суд будет не просто решать вопрос о применении гарантий дольщика — физического лица к юридическому лицу, а будет это делать, объясняя логику законодательного регулирования и внесения изменений в соответствующие законодательные акты. Всегда интересно читать именно такие судебные акты. В противном случае такая передача не должна была состояться. Нужно отметить, что требование о возмещении убытков дольщика — физического лица, также как и то требование, которое было заявлено компанией, регулируется общей нормой ст. 15 ГК (дополнительное указание такого права в ФЗ о банкротстве не меняет этой квалификации, не усиливает ее). Причем и там и там причинение убытков явно связано с неисполнением договора. И в этой части заявитель жалобы законно просит суды разрешить, а если это так, то по какому принципу дольщику— физическом улицу такие убытки положены, а ему нет.

В каждом деле о банкротстве так или иначе встает вопрос розыска активов как минимум потому, что они куда-то исчезли и компания стала банкротом. Также встают вопросы и о розыске активов лиц, привлекаемых к субсидиарной ответственности. В одном из дел Бюро, представлявшее Банка-кредитора, успешно оспорило продажу Торгового центра, проданного по цепочке сделок аффилированными лицами. Здание было возвращено в конкурсную массу, а права требования Банка были выкуплены по номинальной стоимости в связи с его процессуальным давлением в деле. Последнее время суды все чаще вскрывают такие схемы укрытия активов как передача их номинальным собственникам. И в таких случаях получение информации и доказывание таких фактов может быть существенно осложнено. Но еще большая проблема возникает тогда, когда предпринимаются действия по трансформации, видоизменению активов, с целью укрыть их от обращения взыскания кредиторами. Так называемый трейсинг активов. В одном из наших дел нам удалось установить и доказать, что земельные участки были переданы бенефициаром бизнеса на номинальное лицо, которое участки разделило и продало под застройку. Таким образом, актив выбыл, перестал существовать, но его экономическая ценность сохранилась в виде прав требования оплаты покупной цены, которую и удалось признать имуществом бенефициара.

Любовь к театру и любовь к юриспруденции у Натальи Колеровой началась примерно в одно время — в юности. Когда мама запретила Наталье идти на филфак, ей пришлось выбрать более коммерческую профессию. В те годы такой представлялась юриспруденция. А вот театром ее на всю жизнь заинтересовала Алиса Фрейндлих. Именно благодаря спектаклю «Оскар и розовая дама» театра им. Ленсовета в Петербурге, где она читала письма больного десятилетнего мальчика Оскара к Господу Богу, Наталья и поняла, что жить без театра не может. Однако и без права свое существование Наталья уже не представляет. Можно было бы удивиться столь диаметрально противоположной любви, которая может долгие годы существовать в душе одного человека. Но, как мы уже сказали выше, женщины-юристы способны совмещать в своей жизни столь несовместимые с делом жизни увлечения. В жизни Натальи — это банкротство и театр. К процессу формирования театрального вкуса Наталья подошла с юридической скрупулезностью — сначала посещала все подряд постановки, чтобы видеть, чувствовать и прикасаться к этому волшебству. Чтобы научиться правильно выбирать спектакли, стала много читать о театре, о его истории, режиссерах, современных тенденциях театрального искусства. Так сложился собственный взгляд Натальи и ее театральные предпочтения. 

И знаете, я заметила удивительную особенность всех спектаклей, про которые написала, — они необычайно актуальны, а иногда даже ужасающе актуальны. Несмотря на то, что основаны на произведениях разных лет, разных сюжетов, совершенно разные по форме, но при просмотре каждого из них мне невольно приходила в голову мысль: «Да это же про нас, про нас сегодняшних, про то, что нас окружает, и про то, чем мы сами выбираем окружать себя». 

Но мы полагаем, в данном деле может стать отдельной и очень интересной самостоятельной веткой вопрос о том, сколько стоит лицензия и как такая стоимость определяется. Кассация довольно категорично сказала, что лицензия не является активом. В основе такого вывода лежит сложный административный порядок получения и переоформления лицензии. Однако одним им не исчерпывается природа лицензии. Полагаю, что так или иначе рассуждение о стоимостной составляющей права, которое предоставляет лицензия, допустимо.