Виктория Смирнова

Интересно, что ст. 115 УПК РФ уже находилась под прицелом внимания КС РФ, причем еще в 2011 г. (постановление КС РФ от 31 января 2011 г. № 1-П), однако тогда значимый вывод был сделан только для ч. 3 статьи (наложение ареста на имущество лиц, не являющихся подозреваемыми, обвиняемыми). Тогда КС РФ указал, что норма уголовно-процессуального закона не должна нарушать специальный порядок удовлетворения в ходе конкурсного производства имущественных требований кредиторов. Верховный Суд РФ, обращаясь к КС РФ за разъяснением, признал, что сложившееся положение вещей не является разумным и эффективным, однако разрешение ситуации находится вне пределов судебного усмотрения и толкования закона, а значит – требует реакции Конституционного Суда.

Как это часто бывает, банкротство здесь выступило увеличительным стеклом, подсветившим проблему, сделавшим затруднения истца не теоретически-правовыми, а реальными и ощутимыми. Впрочем, то же банкротство, в конечном итоге, подсказало и выход из ситуации: неисполнение мирового соглашения в добровольном порядке, вкупе с невозможностью его принудительного исполнения, и стало тем самым новым правоотношением, которое, по крайней мере, с точки зрения Верховного Суда, дало иску опору. Получается, что новый подход, который мы ожидаем в итоговом акте Верховного Суда по делу, не даст универсального ключа для всех подобных ситуаций (мировое соглашение вместо дополнительного), а останется в рамках «банкротной» специфики.

Интересно увидеть, даст ли Судебная коллегия разъяснения о статусе залога, возникающего из ст. 101 и ст. 73 НК РФ, или же ограничится более «безопасной» оценкой правомерности выводов нижестоящих судов о наличии оснований для оспаривания установленного ФНС залога как сделки с предпочтением. По второй части ошибочность выводов судов апелляционной и кассационной инстанции (налоговая якобы не знала о бедственном финансовом состоянии должника) представляется куда более явной. С нашей точки зрения, хотя закон в ст. 73 НК РФ и использует термин «залог в силу закона», что не позволяет отождествить в полной мере это правило с процессуальным арестом и п. 5 ст. 334 ГК РФ, все же неверно ставить в один ряд обычных, «договорных» залоговых кредиторов и ФНС, исходя хотя бы из все той же логики равенства кредиторов, следующей из «специальных» норм Закона о банкротстве.

Можно сказать, что с учетом практики в банкротстве оспорить брачный договор существенно проще, чем в обычных гражданских делах. Суды общей юрисдикции сохраняют достаточно консервативный подход к такого рода спорам: доказать неблагоприятность условий договора для одного из супругов, равно как и нарушение интересов кредиторов при заключении брачного договора непросто. В то же время считать, что брачный договор в банкротстве обречен и что он будет оспорен в любом случае, по умолчанию, также не стоит. В рассматриваемом определении ВС РФ демонстрирует именно этот подход, опираясь на позицию из схожего дела.

Думаю, можно говорить о том, что позиция ВС РФ (и кассации в деле № А13-13631/2021) не отменила, а дополнила позицию ВАС РФ на случай явно порочных сделок, не проходящих под оспаривание по одному-единственному формальному критерию. На это косвенно указывает и то, что масштабные изменения Закона о банкротстве, прошедшие в мае прошлого года, не затронули ст. 61.2. В целом, пожалуй, можно согласиться с судами, что упускать возможность оспаривания сделки за отсутствием признаков несостоятельности в ситуации, когда ни ответчик, ни должник даже не удосужились представить в дело договоры, по которым были совершены спорные платежи, как в рассматриваемом деле, правда, нельзя.

Именно поэтому рассматриваемый кейс и интересен, так как в нем, хотя отправка извещения и была осуществлена должным образом (ритуал исполнен) фактически из-за нарушений, допущенных, по всей видимости, со стороны почты, ответчик остался в неведении. При таких условиях суд согласился с подателем жалобы указав, что мы не можем возлагать на сторону негативные процессуальные последствия там, где есть вопросы к работе почты. Впрочем, на наш взгляд, ключевое значение для дела могло сыграть и то, что оно было рассмотрено в одно заседание. С учетом данного обстоятельства, суд не просто только формально исполнил обязанности по судебному извещению, но и не предпринял дополнительных мер, увидев, что ответчик остался не извещенным. Так, в судебной практике есть масса позиций о том, что судебные извещения могут направляться не только «Почтой России», но и по электронной почте, телефону (постановление Первого арбитражного апелляционного суда от 31 января 2023 г. по делу № А79-10418/2022, постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 21 сентября 2023 г. по делу № А03-3805/2021, постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 25 октября 2022 г. по делу № А45-36167/2021).

Получается, проводить параллель между сложностью выполняемой работы и размером оклада все же нужно, но при этом автоматически винить работника в принятии от работодателя завышенной зарплаты нельзя. Считаем, что в спорах, затрагивающих трудовые выплаты, следует также учитывать момент, когда с работником заключался трудовой договор или дополнительное соглашение к нему, оценивать, в каком состоянии находился работодатель в этот момент и действительно ли работник мог участвовать в схеме по выводу средств. Такой подход применим не только при оспаривании сделок, но и при включении в реестр требований работников, а также при оспаривании трудовых договоров и других документов, опосредующих повышение заработной платы. Возвращаясь к рассматриваемому определению, в нем суд учел, что оклад может не зависеть от финансового результата деятельности работника, а также, что доводы о чрезмерности зарплаты все же заслуживают внимания и оценки.

Здесь проблема в том, что некоторые суды, рассматривая заявления об индексации, исключали дефляционные месяцы из расчета вовсе, в то время как корректно их все же учитывать в качестве месяцев «с отрицательной инфляцией». В рассматриваемом деле ВС РФ повторил подход, изложенный в обзоре по существу, а также, что немаловажно, привел формулу, по которой проводил расчет. С учетом этого, акт ВС РФ от 28 января 2025 г. должен окончательно закрепить практику (по крайней мере, арбитражных судов) с точки зрения не только «концептуального» подхода к расчету индексации, но и конкретных формул для его проведения. Отмечу, что, хотя периодов дефляции не так много, их учет при принятии решения важен для должников, т.к. это, по сути, единственная опция, которую они могут использовать, чтобы снизить сумму индексации.

Постепенно такая практика изменяется, формальные акты, где директора бесплодно придумывали невероятные отговорки про потопление документов или их порчу крысами, уходят в прошлое, сменяясь актами, где суды оценивают реальную необходимость получения управляющим конкретных документов, влияние их отсутствия на ход дела (Постановление Арбитражного суда Московского округа от 19.10.2022 № Ф05-23792/2022 по делу № А40-341366/2019, Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 15.03.2023 № Ф06-1011/2021 по делу № А72-7872/2018). В этом ключе следует оценивать и рассматриваемый судебный акт, где суд, правда на уровне кассации, все же задался вопросом, чем конкретно управляющий подкрепляет свои формальные, пусть и основанные на законе, доводы. Вопрос о том, какой подход для аналогичных ситуаций перевесит, пока что остается открытым, т. к. на каждый акт, где суды оценивали доводы управляющего критически, есть два, где превалировала формальная оценка доводов о привлечении директора к субсидиарной ответственности.

Например, в деле «Кучуксульфат» спустя 30 лет Арбитражный суд Алтайского края не увидел оснований для применения срока исковой давности. В данном же конкретном деле, когда речь зашла о сроке исковой давности для требования о проведении консервации горной выработки, ВС РФ, отказываясь от трехгодичного срока давности, предложил подход, основанный на аналогии закона, применив 20-летний срок давности для исков о возмещении вреда, причиненного окружающей среде, установленный п. 3 ст. 78 ФЗ «Об охране окружающей среды». Для случаев, связанных с консервацией выработки, такой подход нов и, не исключено, окажет влияние на практику. Тем не менее, что еще более важно, обязанность произвести консервацию объекта (горной выработки) в данном случае может лечь на организацию, признанную банкротом еще 01.11.2017 года.

Например, в деле А40-294073/2019 вышестоящая инстанция согласилась с признанием торгов недействительными, поскольку продажа имущества должника по заниженной цене без проведения надлежащей оценки нарушает имущественные права кредиторов должника на наиболее полное удовлетворение своих требований к должнику за счет его имущества, несмотря на возражения управляющего, что в данном конкретном случае необходимости в оценке не было. Интересно здесь то, что проведение полной оценки объектов (в том числе некапитальных строений на участке) может как отвечать, так и не отвечать интересам конкурсной массы. Очевидно, что оценка — это достаточно длительная и зачастую дорогостоящая процедура, проведение которой иногда бывает дороже, чем стоимость имущества, являющегося предметом оценки. Учитывая пояснения управляющего, здесь имеет место именно такая ситуация и вопрос обоснованности отмены торгов из-за незначительных по стоимости объектов стоит весьма остро и требует менее формального подхода.

При этом управляющий и нижестоящие суды обратились ко всему пулу средств, раскрывающих незаконность предоставленного поручительства: фактическая аффилированность кредитора и должника, признание сделки ничтожной по общегражданским основаниям и даже преюдиция. Что касается фактической аффилированности, отчасти ВС РФ ограничил тренд, когда-то им же и запущенный (Определение СКЭС Верховного суда от 26.05.2017 № 306-ЭС16-20056(6) по делу № А12-45751/2015, Определение Верховного суда от 15.06.2016 N 308-ЭС16-1475). Так, в ситуации, когда условия сделки вызывают у управляющего сомнения, а сам кредитор не принимал попыток к возврату займа, требования кредитор могут быть оценены судами как прямое финансирование должника, предполагается понижение очередности их удовлетворения.