Владимир Маркин

Однако если верить кассатору, то никакого перераспределения активов внутри группы не было: кассатор был учрежден за месяц до заключения цессии, то есть в условиях, когда должник и поручитель, будучи банкротами, не могли наделить цессионария своими активами в рамках скрытой договоренности о покрытии долга. Да, это могли сделать иные взаимосвязанные с ними лица, но насколько следует из судебных актов, вопрос о том, каким образом и перераспределялись ли вообще активы должника, судами не исследовался. В то же время, участница цессионария, согласно кассационной жалобе, обосновала источник финансирования, за счет которого приобрела права требования. Если внутри этого источника «не зашиты» активы самого должника («Восточного моста») или поручителя (Никифорова), то фактор перераспределения активов отсутствует, а, значит, нет оснований полагать, что цессия носила характер скрытого договора о покрытии.

При этом надо понимать, что Минфин неоднократно давал частные разъяснения (например, в письме от 16.03.2021 года №03-07-11/18337), в которых указывал, что восстановление суммы налога производится в том налоговом периоде, в котором основные средства были переданы или начинают использоваться налогоплательщиком для осуществления операций, указанных в пункте 2 статьи 170 НК РФ. Я считаю, что отнесение восстановленного НДС, принятого к вычету до возбуждения дела о банкротстве, к пятой очереди текущих платежей несправедливо. Это необоснованная преференция в пользу уполномоченного органа, который и так уже имеет неконституционный инструмент в банкротстве в виде так называемого "арестного" залога. Надеюсь, что Верховный суд определит, что моментом возникновения обязательства по уплате восстановленного НДС является период, когда этот НДС был принят к вычету. Не исключаю, что мы можем увидеть обращение Верховного суда в Конституционный суд, как это было в деле № А09-15885/2017 по вопросу очередности налога на прибыль.

Первая — проблема согласительных процедур в банкротстве. На мой взгляд, ключевой и чувствительный для практики аспект, который затронул Верховный суд, касается распространения условий мирового соглашения на права лиц, требования которых не включены в реестр требований кредиторов (в обход неконституционной, по моему мнению, нормы п. 4 ст. 154 закона о банкротстве). Судьи объясняют это осведомленностью правопреемника (нового застройщика) о заявленных, но не рассмотренных требованиях так называемого дольщика. То есть в условиях особой социальной защищенности дольщика судьи Верховного суда возлагают ответственность на более сильный субъект отношений — застройщика, что, естественно, правильно. Однако хочется более смелого вывода о том, что мировое соглашение распространяется не только на включенных в РТК кредиторов, но и на всех иных кредиторов, которые о требованиях не заявили, но которые способны подтвердить их действительность (так называемые зареестровые кредиторы). Обратное умаляет права опоздавших кредиторов.

В августе 2019 года общество «Миропарк групп» принудительно ликвидировали, отчего к его участнику и директору Александру Котову предъявлено закономерное требование.   Я противник того, чтобы к субсидиарке привлекались юридические лица в целом, поскольку гражданско-правовой деликт предполагает и исследование вины лица. У организации вины быть не может, она может быть только у руководства/бенефициаров. Поэтому Агентству, конечно, следовало сразу в рамках банкротства банка привлекать к субсидиарной ответственности Котова как участника и директора общества «Миропарк групп». Так, в том числе, обеспечивается своевременный косвенный контроль за сохранностью активов общества и за активами Александра  Котова. Для защиты в первом приближении я вижу только вариант с уменьшением размера ответственности — надо изучать, взыскали ли что-то с других субсидиарных ответчиков (реализовали ли права требования к ним с торгов) и в какой части.

В итоге обвинение состояло из трех эпизодов: вывод ликвидного обеспечения; выдача кредитов техническим заемщикам, которые не вернули долг; непринятие мер по контролю за ценными бумагами, принадлежавшими банку.