Антон Кравченко

История примечательна еще и тем, что согласно отчету Агентства страхования вкладов о своей деятельности требования кредиторов были удовлетворены за счет активов банка, а не за счет привлечения топ-менеджмента и собственников банка к ответственности. Из данного отчета также следует, что ранее АСВ в рамках дела о банкротстве «ПФС-Банка» пыталось взыскать убытки с руководителя, членов совета директоров и акционеров банка. Спор дважды доходил до кассационной инстанции, и на втором круге суд Московского округа отказал АСВ во взыскании убытков, не усмотрев оснований в действиях ответчиков. Итоги данного дела заставляют задаться очевидным вопросом: насколько правомерным был отзыв Банком России лицензии у «ПФС-Банка» и действительно ли банк был несостоятельным?! По-моему, история несостоятельности «ПФС-Банка» также подсвечивает и проблему обжалования решений Центрального банка об отзыве лицензии. Так что, несмотря на формальную возможность обжалования решения ЦБ об отзыве лицензии у кредитной организации, закрепленную в ст. 21 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. № 395-1 «О банках и банковской деятельности», положительная судебная практика по подобным спорам единична.

Однако можно постараться свести позицию суда к двум главным доводам: во-первых, суды неверно оценили содержащиеся в материалах дела доказательства, а во-вторых, если сделка не причинила вред имущественной массе, то она в принципе не может быть оспорена по основанию ст. 61.2 Закона о банкротстве. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что ранее единственный кредитор пытался оспорить данные сделки с гражданином Григоряном в суде общей юрисдикции по основаниям ст. 10, 168 ГК РФ, но ему было отказано. При этом окружной суд подчеркивает, что судами общей юрисдикции была установлена добросовестность гражданина Григоряна при приобретении у должника земельного участка и доли в обществе. Ранее Верховный Суд РФ неоднократно высказывал позицию, что состав недействительности, закрепленный в ст. 61.2 Закона о банкротстве, является частным проявлением недобросовестности (ст. 10 ГК РФ).

Так, ранее Экономколлегия в рамках дела о банкротстве гражданина Сарычева рассмотрела аналогичный спор о включении в реестр кредиторов требования банка из поручительства в ситуации нахождения в реестре кредитора по субсидиарной ответственности, в размере которой также учтены и долги перед тем же банком. Несмотря на то, что одни требования проистекают из обязательств по поручительству за управляемое должником общество, а другие из деликта должника, доведшего управляемое им общество до банкротства, оба они в конечном итоге направлены на удовлетворение одного и того же интереса банка.

Все чаще суды не ограничиваются формальными ссылками на презумпции, а стараются подробно исследовать причины наступления у должника дефолтной ситуации и установить причинно-следственную связь между действиями контролирующих лиц и последующим банкротством. Так, в рассматриваемом случае кассационный суд обратил внимание, что бухгалтерская документация, на непередачу которой указывал конкурсный управляющий и кредитор в лице ГК АСВ, относилась к аффилированным с должником дебиторам, в отношении которых, в свою очередь, также были инициированы дела о банкротстве. Таким образом, даже при наличии документации компания-должник была бы с большой долей вероятности субординирована в делах в банкротстве аффилированных дебиторов.

Срок, в течении которого лицо неосновательно пользовалось имуществом, определяется с момента, когда это лицо узнало о неосновательности своего владения. Исходя из текста определения судьи Самуйлова С.В. судом при оспаривании сделки и виндикации имущества было установлено, что ответчик действовал недобросовестно при приобретении имущества. При таких обстоятельствах, сделанный судами вывод о том, что ответчик узнал о неосновательности пользования только в момент получения определения суда о принятии заявления управляющего об оспаривании сделки, вызывает вопросы. Кроме того, по заданной проблематике ранее уже высказывался Президиум ВАС РФ. Так, в постановлении от 18.03.2014 года N 18222/13 Президиум ВАС РФ указал, что если из фактических обстоятельств дела следует, что ответчику было известно о порочности сделки ранее вынесения судебного акта о ее оспаривании, то он считается неосновательно пользующимся с момента получения имущества по такой сделке. К слову, позиция ВАС была воспринята судами, о чем говорит анализ судебной практики кассационных судов (например, Постановление Арбитражного суда Московского округа от 21.10.2021 N Ф05-24245/2018 по делу N А41-29941/2017, Постановление АС СЗО от 13.04.2018 N Ф07-1616/2018 по делу N А56-5184/2017). В этой связи, Экономколлегия в настоящем случае скорее всего просто исправит явную ошибку нижестоящих судов.

Так, первоначально ВС сформировал необоснованно высокий стандарт добросовестности для должника в обязательстве: он не признается добросовестным, если производил исполнение цессионарию на основании вступившего в силу судебного акта об отказе в признании договора цессии недействительной сделкой, не дождавшись рассмотрения этого спора в кассационной инстанции. Такой подход противоречил принципу относительности обязательств и не учитывал распорядительный эффект уступки права требования (цессии) по российскому праву. Поэтому отказ Верховного суда от названного подхода очень важен для стабильности оборота. Вывод о том, что исполнение обязательства новому кредитору признается надлежащим, если должник производил платеж после получения уведомления об уступке от «старого» кредитора и после вступления в силу решения об отказе в признании цессии недействительной, позволяет обеспечить защиту добросовестного должника в ситуации такой неопределенности.

Как мне представляется, суды апелляционной и кассационной инстанций довольно формально подошли к исследованию вопроса о вспомогательном характере спорного помещения. Отклоняя доводы кредитора и финансового управляющего, суды сослались лишь на технические планы помещения. Однако если окажется, что нежилое помещение по своей сути является проходом, соединяющим отдельные помещения в здании, принадлежащие разным лицам, то его продажа в пользу второго долевого сособственника потенциально может повлечь нарушение прав будущего покупателя нежилых помещений, принадлежавших должнику до его кончины. Я думаю, что Верховный суд исправит проявленный судами формализм и укажет на необходимость подробно исследовать вопрос вспомогательного характера спорного коридора.

По логике Верховного суда даже в случае безвозмездного характера сделки суд обязан установить направленность воли ответчика-контрагента на причинение вреда кредиторам, либо его осведомленность о такой направленности со стороны должника. Нельзя не согласиться с предложенным подходом, особенно учитывая нередко проявляемый судами первой инстанции формализм при оспаривании сделок по основаниям главы 3.1 закона о банкротстве. Так, на практике часто встречаются ситуации, когда при наличии формальной или фактической аффилированности между сторонами сделки суд презюмирует, что цель сделки состояла именно в нарушении прав кредиторов. Однако последняя практика ВС по оспариванию сделок показывает, что Экономколлегия пытается исправить такой формалистский подход, направляя суды в сторону необходимости подробного изучения всех обстоятельств совершения оспариваемых сделок.

Особое внимание обращает на себя тезис о том, что снижение размера вознаграждения в процедурах, где активные действия управляющего привели к положительному результату, будет дестимулировать управляющих, и приведет к тому, что ради получения справедливой оплаты за свой труд управляющие будут использовать далеко не самые эффективные методы ведения процедур. Стоит учесть, что занижение судами вознаграждения управляющих по формальным признакам в принципе может побудить уйти управляющих в «серую зону», спровоцировав большой рост злоупотреблений с их стороны.

Предложенный обществом «Дом от Профи» в своей жалобе подход соответствует логике, заложенной законодателем в нормы главы о банкротстве застройщиков. Действительно, передача прав и обязанностей должника фонду или новому застройщику подразумевает обязанность последнего произвести выплату в конкурсную массу и передать квартиры «установленным дольщикам», что как раз и подразумевает начало расчетов с кредиторами. Также считаю, что Верховный суд в этом деле обратит внимание на непоследовательное и противоречивое поведение фонда.

Следовательно, решая вопрос о последствиях недействительности, необходимо было применять нормы, регулирующие прикрываемую сделку. По моему мнению, вопрос последствий в приведенном случае зависит от того, какой экономический эффект для должника был достигнут в результате совершения оспоренной сделки. Этот подход был закреплен Верховным судом в пункте 18 обзора практики за 2017 г. № 3. Так, в случае, если бы выведенные в пользу «Русь Ойл» денежные средства через цепочку сделок возвращались обратно в массу должника, то судам действительно стоило бы отказать в применении реституции. Однако таких обстоятельств из постановления московской кассации не следует. В свою очередь, если сделки в виде платежей на самом деле прикрывали безвозмездный вывод денег в пользу аффилированного лица, то единственным верным последствием, по моему мнению, здесь являлось бы взыскание всех перечисленных контрагенту денежных средств.

Выявленная Верховным судом коллизия налогового законодательства и законодательства о банкротстве приводит к тому, что на сегодняшний день арбитражные суды даже в пределах одного округа выносят по таким спорам диаметрально противоположные решения. К примеру, Восьмой арбитражный апелляционный суд в деле о банкротстве общества «ПСРЭ» пришел к выводу, что налог на прибыль с продажи имущества банкрота относится к текущим платежам (постановление 8ААС от 28.12.2021 по делу А75-7314/2018), а в деле о банкротстве Антипинского НПЗ, наоборот, указал на «зареестровый» характер подобных требований (постановление 8ААС от 31.03.2022 по делу А70-8365/2019).