Алексей Разумный

При этом в комментируемом деле ключевым основанием для привлечения к субсидиарной ответственности являлась неподача заявления о банкротстве (ст. 61.12 Закона о банкротстве). Вопрос о наличии признаков объективного банкротства мог бы иметь значение лишь при рассмотрении вопроса о выполнении плана антикризисного управления, однако такие доводы в деле не заявлялись (см. п. 9 постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 53). Тем не менее суд пришел к верному выводу: при недоказанности оснований, предусмотренных ст. 9 Закона о банкротстве, в том числе признаков неплатежеспособности и (или) недостаточности имущества, отсутствуют основания для привлечения лица к субсидиарной ответственности по ст. 61.12 указанного Закона.

Позицию Верховного Суда РФ вряд ли можно назвать новой или революционной. Комплексно оценив взаимоотношения сторон и позиции судов по взаимосвязанным обособленным спорам, Верховный Суд РФ пришел к обоснованному выводу, что именно банк является управомоченным по векселям лицом. С учетом соблюдения условий ч. 10 ст. 75 АПК РФ оригиналы векселей подлежат возврату именно в пользу банка.

Комментируемое дело – наглядный пример развития концепции «доказательственного пинг-понга» в рамках спора о привлечении к субсидиарной ответственности. Так, вынесенные судебные акты об отказе в привлечении к субсидиарной ответственности стимулируют контролирующих лиц занимать выжидательную позицию, не раскрывать доказательств и ограничиваться доводами о недоказанности оснований ответственности. Вместе с тем такой подход не соответствует принципу справедливости. Вероятно, Верховный Суд РФ отменит судебные акты нижестоящих судов, незаконно возложивших на кредитора непосильное бремя доказывания.

Такая ответственность за неспособность полного удовлетворения требований кредиторов («доведение до банкротства») может наступать исключительно в случае доказанной виновности лица в совершении противоправных действий. Как известно, необоснованные заявления о привлечении контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности не являются редкостью, поскольку арбитражные управляющие и кредиторы активно используют все доступные механизмы для пополнения конкурсной массы должника. Однако следует помнить, что институт субсидиарной ответственности представляет собой экстраординарный механизм защиты прав кредиторов, который требует повышенного стандарта доказывания («ясные и убедительные доказательства») в подобных спорах (например, см. Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 30 сентября 2019 г. № 305-ЭС16-18600(5-8) по делу № А40-51687/2012).

Наглядный пример — комментируемый судебный акт. Реституционное требование, возникшее в связи с признанием сделки недействительной по ст. 61.2 и 61.3 закона о банкротстве, действительно сохраняют силу после окончания процедуры банкротства. Однако из этого общего правила есть исключения, как показано в комментируемом деле. Должник не участвовал в недействительной сделке, и его недобросовестность не была установлена. Рассматривая дело, суд кассационной инстанции сопоставил две ситуации: в первой банк предъявил реституционное требование к должнику в связи с признанием недействительными действий третьего лица по "техническому" погашению долга; во второй — при отсутствии таких действий банк включил бы требования по кредитному договору в реестр кредиторов должника, и задолженность была бы погашена. При этом в любой из ситуаций требование банка — это остаток задолженности по кредиту.

Целью законодательства о банкротстве является максимально полное удовлетворение требований кредиторов на основе принципов очередности и пропорциональности. Субсидиарная ответственность вне рамок дела о банкротстве направлена на компенсацию вреда кредиторам, пострадавшим от недобросовестных действий лиц, контролирующих должника. Прекращение производства по заявлению о процессуальном правопреемстве кредитора, пострадавшего от недобросовестных действий контролирующих лиц, не учитывает его материально-правовой интерес в удовлетворении своих требований. Виновные в невозможности удовлетворений требований кредиторов лица должны быть привлечены к ответственности независимо от прекращения дела о банкротстве. В связи с этим суд кассационной инстанции занял верную позицию, направленную на недопустимость освобождения от ответственности недобросовестных контролирующих лиц.

В комментируемом споре Арбитражный суду Московского округа разрешал вопрос о правомерности восстановления срока на апелляционное обжалование определения о признании сделок должника недействительными. Суд признал смену адреса компании уважительной причиной пропуска срока на подачу апелляционной жалобы. Так, уведомление о споре направлялось по прежнему адресу, в то время как через непродолжительный период времени в устав общества были внесены изменения (адрес изменен). Суд кассационной инстанции обосновано согласился с позицией апелляции: в вопросе о возможности восстановлении срока определяющее значение имеют не реквизиты (дата) судебного акта, а момент предоставления доступа к такому судебному акту участникам дела. Так, АПК РФ позволяет восстановить срок на апелляционное обжалование судебного акта в течение 6 месяцев со дня его принятия. Вместе с тем публикация судебных актов нередко происходит существенно позднее даты его изготовления, и практика это учитывает. Несмотря на то, что позиция судов не является новой, она способствует формированию единообразной практики.

Если для признания недействительными кредитных сделок необходимо решение по ранее поданному требованию об оспаривании соглашений об отступном, для подачи соответствующего заявления дожидаться вынесения решения не стоит. Чтобы не пропустить срок исковой давности, необходимо своевременно подать заявление и заявить ходатайство о приостановлении производства по делу. Как верно отметил Верховный суд, рассмотрение первого дела не приостанавливает течение срока исковой давности по второму. Позиция Верховного суда не является новой. Ранее ВС неоднократно приходил к аналогичным выводам в других делах. Вместе с тем судебный акт в любом случае заслуживает поддержки. В спорах об оспаривании цепочки сделок нередко участвует значительное число ответчиков. Систематическое исправление ошибок нижестоящих судов в применении правил о сроке исковой давности при оспаривании цепочек сделок, во-первых, позволит стабилизировать судебную практику, а во-вторых, укрепит стабильность гражданского оборота: оградит обширный перечень лиц от оспаривания ранее заключенных договоров.

В базовую формулу входят: статус субъекта ответственности (контролирующего лица), противоправность действий (бездействия) такого лица, негативные последствия противоправного поведения, причинно-следственная связь между действиями (бездействием) и негативным последствием, а также вина контролирующего лица. Ни закон, ни судебная практика не содержат запрет на привлечение государственного органа к субсидиарной ответственности по обязательствам должника. При этом необходимо установить вышеуказанную совокупность условий, что на практике является непростой задачей. Так, в деле о банкротстве ООО «Экология-Новосибирск» заявителю прежде всего предстоит доказать, что министерство являлось контролирующим должника лицом. Как правило, такой статус доказывается с помощью презумпций по п. 4 ст. 61.10 закона о банкротстве. Без участия государства в уставном капитале должника единственная применимая презумпция — извлечение выгоды из незаконных действий руководителя должника (пп. 3 п. 4 ст. 61.10 закона о банкротстве). Если извлечение министерством выгоды не будет доказано, устанавливать статус контролирующего лица придется по общим основаниям (ч. 1 ст. 65 АПК РФ). При недоказанности такого статуса заявление в части требований к министерству удовлетворено не будет.

Одно из таких последствий – неначисление финансовых санкций (включая неустойку). В норме о последствиях введения процедуры наблюдения указано, что с даты введения наблюдения не начисляются неустойки и иные финансовые санкции за неисполнение денежных обязательств. При этом неустойка по текущим требованиям (возникшим после принятия заявления о признании должника банкротом) начисляется в общем порядке. Разъясняя применение указанной нормы при введении моратория, Верховный суд в постановлении Пленума № 44 (п. 7) указал, что финансовые санкции не начисляются на требования, возникшие именно до введения моратория. Ни норма, ни применимое разъяснение Верховного суда не содержат запрет на начисление неустойки за неисполнение возникших после введения моратория требований. В комментируемом деле суды апелляционной и кассационной инстанции пришли к обратному выводу. Определение Верховного суда об отмене актов судов апелляционной и кассационной инстанций является обоснованным и соответствующим закону итогом спора.

Ответ на этот вопрос позволяет, в том числе, определить круг лиц, наделенных правом на оспаривание. Кроме того, от правовой квалификации зависит применимый срок исковой давности и начало его течения. Верховный суд РФ пришел к выводу, что к действиям по внесению вклада в уставный капитал необходимо применять правила о сделках, включая нормы об их оспаривании. Позиция Верховного суда РФ является логичной и последовательной. Так, в ранее вынесенном определении № 305-ЭС22-29647 Верховный суд РФ указывал, что передачу имущества в порядке внесения вклада в уставный капитал ООО следует квалифицировать в качестве самостоятельной сделки. Позиция, изложенная в комментируемом определении, может быть эффективно использована кредиторами и арбитражными управляющими, заинтересованными в пополнении конкурсной массы.

В 2017 году Высшая судебная инстанция рассмотрела по существу порядка десяти кассационных жалоб по данному вопросу. В вынесенных судебных актах были сформулированы два критерия, позволяющие страховщику взыскать выплаченное страховое возмещение в порядке регресса с арбитражного управляющего. Первый критерий – умышленный характер действий управляющего. Второй критерий – направленность противоправных действий на извлечение собственной выгоды. Очередное указание на необходимость установления сразу двух обязательных критериев для взыскания с арбитражного управляющего суммы выплаченного страхового возмещения поддержит ранее заданный Верховным судом РФ вектор рассмотрения таких споров.

Так, на недопустимость отказа в признании сделки недействительной со ссылкой на ее совершение в рамках обычной хозяйственной деятельности (п. 2 ст. 61.4 закона о банкротстве) при недобросовестности действий контрагента Верховный суд РФ указывал в определениях от 25.01.2016 № 310-ЭС15-12396 и от 12.02.2018 № 305-ЭС17-13572. В комментируемом определении СКЭС в очередной раз напомнила о ранее сформированном подходе. Правовая позиция о необходимости исследования и оценки нижестоящими судами доводов о мнимом характере правоотношений сторон также не является новой (см., например, определение от 14.10.2021 года № 305-ЭС21-4104(3)). В связи с этим комментируемое определение вряд ли можно назвать прецедентным. Вместе с тем позиция Верховного суда РФ может повлиять на формирование единообразной практики по спорным вопросам.